– Я думал, в вашей зоне спекуляция запрещена, – сказал я, стараясь понять причину столь вопиющего бюрократического лицемерия.

– Она и действительно запрещена, – сказал Порошин без тени смущения. – Но есть официально разрешенный черный рынок. Он позволяет нам получать доходы в иностранной валюте. Неплохая идея, как вы думаете? Вы, естественно, получите несколько блоков сигарет, чтобы все выглядело правдоподобно.

– Кажется, вы все продумали. А как насчет денег?

– Их доставят вам на дом вместе с документами. Послезавтра.

– Из какого источника я получу деньги? От доктора Либля или из ваших сигаретных концессий?

– Либль пришлет мне деньги позже, а пока все расходы берет на себя Советское военное представительство.

Мне такой расклад не очень понравился, но альтернативы не было. Придется взять деньги от русских и ехать в Вену. Не надеяться же, что деньги заплатят в мое отсутствие!

– Хорошо, – ответил я. – Еще один вопрос. Что вы знаете о капитане Линденс? Вы говорили, Беккер встречался с ним в Берлине. Американец здесь служил?

– Да, я совсем забыл рассказать вам о нем. – Порошин встал и подошел к шкафу с картотекой, на котором татарин оставил пустой стакан, открыл один из ящиков и долго перебирал карточки, пока не нашел нужную.

– Капитан Эдвард Линден, – начал читать он, возвращаясь к столу. – Родился в Бруклине, Нью-Йорк, 22 февраля 1907 года. Закончил Корнуэлльский университет в 1930 году, получив ученую степень по немецкому языку, служил офицером по денацификации в 97-й службе контрразведки, формально числился в 26-м пехотном полку, расположенном в лагере Королевского следственного центра в Оберузеле. Недавно был назначен в берлинский Архивный центр в качестве офицера связи КРОВКАССа – Центрального бюро расследований военных преступлений и подрывной деятельности. Боюсь, сведений не густо.

Он положил карточку напротив меня. Странные, похожие на греческие буквы занимали не более половины листа.

– Я не силен в кириллице, – признался я. Порошину мои слова, судя по всему, показались неубедительными. – А что представляет собой американский Архивный центр?

– Берлинский Архивный центр – кстати, его здание в американском секторе на окраине Грюневальда – это хранилище министерских и партийных документов нацистов, захваченных американцами и англичанами в конце войны. Материалы центра довольно обширны. Есть, скажем, подробные характеристики на всех членов Национал-социалистической партии Германии, поэтому не составляет труда быстро установить, когда люди лгут в своих денацификационных анкетах. Готов поклясться, там есть и ваше имя.

– Как я уже сказал, никогда не был членом партии.

– Нет, – осклабился он, – конечно же нет. – Порошин задвинул картотечный ящик на место. – Вы только подчинялись приказам.

Он явно не верил мне, как не поверил, что я не способен разобраться в византийском алфавите Святого Кирилла, но в этом он в конце концов сам смог убедиться.

– Теперь, если больше нет вопросов, я вас покину: через полчаса мне нужно быть в Государственной опере в Адмиральском дворце. – Он снял черкеску, выкрикнул имена Ерошки и Егорова, открыв дверь, и быстро надел китель.

– Вы когда-нибудь были в Вене? – спросил он, поправляя ремень портупеи под погоном.

– Нет, никогда.

– Люди там похожи на архитектуру, – сказал он, придирчиво изучая свое отражение в оконном стекле. – Они кажутся такими открытыми, искренними, что создается впечатление, будто все, интересующее вас, лежит на поверхности. Но на самом деле они совсем другие. Вот с кем с удовольствием бы работал! Все жители Вены рождены быть шпионами.

– Ты опять поздно пришла вчера вечером, Кирстен, – сказал я.

– Разве я тебя разбудила? – Раздетая, она выскользнула из постели и подошла к зеркалу в полный рост, стоявшему в углу нашей спальни. – По-моему, ты сам вчера поздно вернулся, – парировала она, рассматривая свое тело. – Как хорошо снова пожить в теплой квартире. Откуда у нас уголь?

– Клиент заплатил за услуги.

Наблюдая, как она расчесывает свои пушистые волосы, поглаживает ладонью живот, приподнимает и без того высокую грудь, внимательно рассматривает свое лицо – плотно сжатый тонко очерченный рот и выдающиеся скулы – и, наконец, как она поворачивается, изгибаясь, чтобы оценить плавную линию бедер, глядя на ее тонкую руку с болтающимися на пальцах кольцами, ставшими немного великоватыми, я читал, точно по книге, мысли, витающие у нее в голове: она привлекательная зрелая женщина и намерена полностью наверстать упущенное ею время.

Подавив в себе обиду и раздражение, я, сгорбившись, выбрался из постели и обнаружил, что все еще прихрамываю.

– Ты выглядишь прекрасно, – вяло сказал я и захромал в кухню.

– Звучит довольно скромно для любовного сонета, – ответила она с вызовом.

На кухонном столе опять лежали продукты из бара: пара банок супа, кусок настоящего мыла, несколько талонов на покупку сахарина и пакет презервативов.

По-прежнему раздетая, Кирстен вошла на кухню вслед за мной и смотрела, как я изучаю ее улов. Интересно, была ли она с тем же американцем или их у нее несколько?

– Я смотрю, у тебя опять вчера хватало работы, – сказал я, приподняв пакет с парижскими презервативами. – И сколько же в них калорий?

Кирстен засмеялась, стыдливо прикрыв рот рукой:

– У хозяина их уйма под стойкой. – Она села на стул. – Я подумала, что было бы неплохо... Ты же знаешь, мы уже давно не занимались любовью. – Она немного раздвинула ноги, как бы позволяя мне увидеть чуть больше ее роскошного тела. – Сейчас как раз подходящее время, если желаешь.

Мы быстро покончили со всем этим, причем она отнеслась к происходящему почти с профессиональным безразличием, будто ей поставили клизму. Едва я закончил, она направилась в ванную с легким румянцем на щеках, неся использованный парижский презерватив, точно дохлую мышь, обнаруженную под кроватью.

Спустя полчаса, одетая и готовая отправиться на работу, она задержалась в гостиной, где я разгребал золу в печке, собираясь добавить еще немного угля, какое-то время смотрела, как я разжигаю огонь, и наконец сказала:

– Ты хорош в этом деле.

Пока я раздумывал, что представляют собой ее слова – комплимент или сарказм, она поцеловала меня на прощание и ушла.

Утро выдалось очень холодным, и я с удовольствием начал день в публичной библиотеке на Харденбергштрассе. Библиотекарем оказался мужчина с таким множеством шрамов вокруг рта, что невозможно было разглядеть его губы, пока он не начал говорить.

– Книг о берлинском Архивном центре, – сказал он голосом, который вполне мог принадлежать морскому льву, – у нас нет, но припоминаю: несколько месяцев назад были две газетные статьи, одна – в «Телеграф», а другая, по-моему, в Военном правительственном информационном бюллетене.

Он подобрал свои костыли, проковылял на одной ноге к каталожному ящику и через несколько минут нашел ссылки на две эти статьи: одна из них, опубликованная в мае в «Телеграф», представляла собой интервью со служащим в Центре офицером – подполковником Гансом У. Гельмом, а другая была историческим очерком о Центре, написанным в августе кем-то из младшего состава.

Я поблагодарил библиотекаря, который любезно объяснил мне, где найти библиотечные копии обеих публикаций.

– Вам повезло, что пришли сегодня, – сказал он. – Завтра я уезжаю в Гисен за своим новым протезом.

Читая эти статьи, я диву давался: ну и оперативно действуют американцы! Но, пожалуй, с некоторыми архивными документами сотрудникам Центра просто повезло. К примеру, войска 7-й армии США по чистой