все еще продолжал уверять остальных, что этого не может быть.

Эта экзекуция поразила Оскара еще и тем, что он убедился - ни покорность, ни раболепие, ничто не может гарантировать евреям, что они останутся в живых. И теперь они сжигали семейство Спиры столь же равнодушно, не отличая от всех прочих, как и расстреляли их.

И даже Гаттерсов! Это произошло после обеда у Амона год назад. Оскар уехал с него пораньше, но потом услышал, что было после его отъезда. Йон и Нейшел стали подтрунивать над Бошем. Они считали его трусишкой и нытиком. И пусть не треплется, что он, мол, ветеран - он только и умеет, что рыть окопы, этим и занимался всю жизнь - тоже мне, ветеран. Они никогда не видели, чтобы он кого-нибудь расстрелял. Эти издевательства продолжались несколько часов - типичные шутки в подпитии. В конце концов, Бош приказал доставить их из барака Давида Гаттера с сыном и притащить из другого барака его жену с девчонкой. Давид Гаттер был последним президентом юденрата и оказывал немцам содействие буквально во всем - он никогда не показывался на Поморской с жалобами по поводу размаха последней акции или наполнения транспортов в Бельзец. Гаттер подписывал все что угодно и любое требование он считал разумным и обоснованным. Кроме того, Бош использовал Гаттера в качестве своего агента внутри и вне Плачува, посылая его в Краков с грузами заново обтянутой мебели или с карманами, полными драгоценностей, которые предстояло спустить на черном рынке. И Гаттер послушно исполнял все указания, потому что он был подонком по природе, но, главным образом, потому, что считал - его покорность обезопасит жену и детей.

В два часа стылой ночи, еврейский полицейский Заудер, приятель Пфефферберга и Штерна, позднее пристреленный Пиларциком в ходе одной из офицерских пьянок, а тогда стоявший на страже у ворот женского лагеря, услышал, как Бош приказал Гаттерам улечься наземь около ворот. Дети плакали и молили его, но Давид Гаттер и его жена держались спокойно, понимая, что сказать им нечего. И теперь Оскар наблюдал, как все свидетельства - Гаттеры, семья Спиры, бунтовщики, священники, дети, красивые девушки с бумагами об арийском происхождении - все превращалось в огромные кучи пепла, которые предстояло развеять по ветру на тот случай, если русские займут Плачув и найдут, что его тут слишком большое количество.

Позаботьтесь, было сказано Амону в инструкции из Ораниенбурга, об уничтожении в будущем всех трупов, с каковой целью к вам выезжает представитель инженерно-строительной фирмы из Гамбурга, чтобы определить место для возведения крематория. К тому времени оставшиеся трупы должны складироваться, ожидая своей очереди, в специально отмеченных могильниках.

Когда во время второго визита Оскар увидел обилие костров, полыхающих на Чуйовой Гурке, первым его желанием было не вылезать из машины, надежной и здоровой немецкой машины, а ехать домой. Вместо этого он пошел проведать друзей в мастерских, а потом заглянул в кабинет Штерна. Ему казалось, что видя, как прах мертвых в виде пепла оседал на все окна, все обитатели Плачува, вне всякого сомнения, должны кончать с собой. Но, похоже, он единственный был в таком подавленном состоянии. Он не стал задавать ни одного из своих обычных вопросов, как, например: «Итак, герр Штерн, если Бог создал человека по своему образу и подобию, какая раса больше всего напоминает его? Походят ли на него поляки больше, чем чехи?» Сегодня он не позволял себе дурачиться. Вместо этого он пробурчал: «Что вы тут все думаете?» Штерн ответил ему, что заключенные ведут себя, как и полагается заключенным. Делают свое дело и надеются, что останутся в живых.

- Я собираюсь вытащить вас отсюда, - наконец буркнул Оскар и ударил сжатым кулаком по столу. - И собираюсь вытащить всех!

- Всех? - переспросил Штерн.

Он ничего не мог с собой поделать. Массовое спасение, подобно тому, что описывалось в Библии, как-то не вписывалось в эту эру.

- Во всяком случае, вас, - сказал Оскар. - Вас.

В административном корпусе в распоряжении Амона было два человека, печатавших на машинке. Одной была молодая немка фрау Кохман; другим - старательный юный заключенный Метек Пемпер. В свое время Пемпер станет секретарем у Оскара, но летом 44-го года он работал у Амона, и как и любой, оказавшийся на этом месте, без особых надежд оценивал свои шансы остаться в живых.

Близкие контакты с Амоном у него установились столь же случайно, как и у Хелен Хирш, его горничной. Пемпер попал к нему после того, как кто-то отрекомендовал его коменданту. Молодой заключенный в прошлом был студентом экономического факультета, отлично печатал на машинке и мог стенографировать на польском и немецком. Особо надо упомянуть, что у него была необыкновенная память. Обладая такими способностями, он и оказался в главном управлении Плачува в распоряжении Амона и порой даже являлся к нему на виллу, чтобы писать под диктовку.

Ирония судьбы заключалась в том, что фотографическая память Пемпера куда в большей степени, чем показания других заключенных, способствовала тому, что Амона повесили в Кракове. Но Пемпер не мог себе представить, что наступит такое время. В 1944 году он мог только прикидывать, кто окажется жертвой на ближайшей перекличке, и не исключалось, что ею может стать он сам, Метек Пемпер.

За машинку его усаживали печатать в последнюю очередь. Для документов конфиденциального характера Амон использовал фрау Кохман, хотя она была далеко не столь опытна, как Метек и куда медленнее записывала под диктовку. Порой Амону приходилось нарушать свои правила и звать Метека. И даже когда он сидел напротив Амона с блокнотом на коленях, он не мог отделаться от противоречивых подозрений, раздиравших его. Первое заключалось в том, что все документы внутреннего характера и памятные записки, которые он запоминал до мельчайших подробностей, сделают из него лучшего свидетеля, когда он, явившись в суд, увидит Амона перед трибуналом. С другой стороны, он подозревал, что в конечном итоге Амон избавится от него, как от использованной копирки.

Тем не менее каждое утро Метек готовил дюжину наборов писчей бумаги и копирок не только для себя, но и для немецкой коллеги. После того, как девушка заканчивала печатать, Метеку предписывалось уничтожать копировальную бумагу, но на деле он сохранял ее и перечитывал тексты. Записей он не делал, но еще со школьных дней знал, на что способна его память. И не сомневался, что если когда-нибудь его пригласят в трибунал, где он встретится с Амоном перед лицом суда, то удивит коменданта точной датировкой всех свидетельств.

Пемперу довелось увидеть несколько поистине удивительных закрытых документов. Например, он прочел памятную записку, касающуюся наказаний женщин плетьми. Руководству лагерей напоминалось, что наказание должно производить максимальный эффект. Привлечение к нему персонала СС унижало его достоинство, и посему чешские женщины должны были наказывать словацких, а те, в свою очередь, чешек. Русских и полячек предлагалось использовать в том же порядке. Комендантам предписывалось пускать в ход воображение, дабы использовать на пользу делу все культурные и национальные различия.

Другой бюллетень напоминал, что комендант лагеря не имеет права возлагать на себя решение вопроса о смертном приговоре. Комендант должен получить подтверждение принятого решения телеграммой или письмом из Главного управления безопасности рейха. Амон так и поступил этой весной по отношению к двум евреям, которые сбежали из лагеря в Величке и которых он решил повесить. Из Берлина пришла телеграмма с разрешением, подписанная, как отметил Пемпер, доктором Эрнстом Кальтенбруннером, главой службы безопасности рейха.

А в апреле Пемпер прочитал меморандум, пришедший от генерала Маурера, шефа отдела по распределению рабочей силы секции 'D' генерала Глюка. Маурер хотел получить от Амона сведения, сколько венгров в данный момент содержится в Плачуве. Их предписывалось незамедлительно направить на завод вооружений, дочернее предприятие Круппа, производящее взрывчатку для артиллерийских снарядов в огромном комплексе строений Аушвица. Учитывая, что Венгрия только недавно стала германским протекторатом, эти венгерские евреи и противники режима были в лучшем состоянии, чем те, что провели уже несколько лет в гетто и тюремных условиях. Тем не менее, им предстояло исчезнуть в мясорубке Аушвица. К сожалению, предприятие еще не было готово принять их и если комендант Плачува сможет создать соответствующие условия для временного содержания 7.000 заключенных, секция 'D' будет ему