столь беззащитен, как та тысяча обитателей гетто из списков Симхи Спиры, которых похватали всех до одного и по обледенелым ступеням грузовой станции погнали в теплушки на станции Прокочим. В распоряжении Оскара была тяжелая артиллерия.

Комплекс зданий СС в Кракове представлял собой мрачноватое строение современной конструкции, но не столь зловещее, как тюрьма Монтелюпич. Но если даже не верить слухам о пытках, практикующихся в его кабинетах, само здание сразу же подавляло арестованного, как только он оказывался в его пределах - кафкианская путаница его коридоров, молчаливые угрозы, исходящие от имен на дверях. Здесь было и Главное управление СС, и штаб-квартира полиции с «криппо», то есть с криминальным отделом, и гестапо, и административно-хозяйственный отдел СС, отдел личного состава, по еврейским делам, Управление по вопросам расы и поселений. Верховный Суд СС, оперативный отдел и управление вспомоществования этническим немцам.

Где-то в глубине этого улья Оскару пришлось отвечать на вопросы гестаповца средних лет, который, по всей видимости, больше разбирался в бухгалтерии, чем арестовавшие Оскара сотрудники. В поведении его чувствовался некий легкий юмор, как у таможенника, заподозрившего пассажира в незаконном провозе валюты, а на самом деле обнаружившего у него план завода, который тот вез в подарок своей тетке. Он объяснил Оскару, что все предприятия, выпускающие военную продукцию, находятся под контролем. Оскар не поверил его словам, но предпочел промолчать. Герр Шиндлер должен понимать, сказал ему гестаповец, что предприятия, поддерживающие военные усилия, обладают моральной обязанностью сдавать для этой великой цели всю свою продукцию, воздерживаясь от искушения подрывать экономику генерал- губернаторства незаконными сделками.

Ворчливым голосом, в котором слышались и угроза и благодушие, Оскар пробурчал:

- Вы намекаете, герр вахтмейстер, что у вас есть данные, что мое предприятие якобы не выполняло установленной ему квоты?

- Ваш образ жизни бросается в глаза, - со смущенной улыбкой сказал его собеседник, как бы давая понять, что если все в порядке, то преуспевающий промышленник имеет право жить таким образом. Но любой подобный человек… словом, мы должны быть уверены, что уровень его существования обеспечивается доходами только от законных контракторов.

Оскар лучезарно улыбнулся гестаповцу.

- Кто бы вам ни сообщил мое имя, он сущий идиот, и вы только впустую потеряете время.

- Кто управляющий предприятием ДЭФ? - пропустив его слова мимо ушей, спросил гестаповец.

- Абрахам Банкер.

- Еврей?

- Конечно. Предприятие в свое время принадлежало одному из его родственников.

Тогда отчеты должны быть в порядке, сказал гестаповец. Но он предполагает, что в случае необходимости Банкер может увеличить выпуск продукции.

- Вы хотите сказать, что собираетесь задержать меня? - спросил Оскар. Он не мог удержаться от смеха. - Я хотел бы сказать вам, - сообщил он, - что когда мы с оберфюрером Шернером вдоволь посмеемся за выпивкой над этим происшествием, я непременно сообщу ему, что вы угрожали мне с изысканной вежливостью.

Те двое, что арестовывали его, провели Оскара на второй этаж, где после обыска ему было разрешено оставить при себе сигареты и 100 злотых, дабы оплатить себе некоторые излишества. Затем он был заперт в спальне - одной из лучших, в которых ему приходилось бывать, - прикинул Оскар, - с ванной, туалетом, с пыльными портьерами на зарешеченных окнах; в таких помещениях на время допроса содержали уважаемых лиц. Если задержанного такого ранга приходилось освобождать, ему не приходилось жаловаться на условия содержания, хотя вряд ли он бывал в восторге. Если же удавалось выяснить, что он занимался предательской подрывной деятельностью или же оказывался экономическим преступником, двери этой комнаты превратились в ловушку и прямиком вели к томительному неподвижному ожиданию в камере для допросов в подвале, где ему предстояло истекать кровью в серии истязаний, называвшейся конвейером, а впереди его ждала тюрьма, где заключенных вешали прямо в их камерах. Оскар прикинул, чьими стараниями он здесь очутился. Кто бы это ни был, пообещал он себе, я уж постараюсь, чтобы он очутился в России.

Он всегда терпеть не мог ожидания. После часа томления он постучал в двери и попросил охранника из «Ваффен СС» купить ему бутылку водки, сунув ему 50 злотых. Алкоголь, конечно, стоил втрое дешевле, но таков был метод Оскара. Позже днем, когда Клоновска переговорила с Ингрид, появился пакет с туалетными принадлежностями, книгами и пижамой. Ему доставили великолепный обед с полубутылкой венгерского вина и пока никто не беспокоил его и не являлся с вопросами. Он предположил, что бухгалтер все еще корпит над бумагами с фабрики. Он бы с удовольствием обзавелся радио, чтобы послушать сводку новостей Би-Би-Си из России, с Дальнего востока и о новом участнике войны Соединенных Штатах; у него появилось ощущение, что, если он попросит, его тюремщики доставят и радиоприемник. Ему оставалось только надеяться, что гестапо не явится в его квартиру на Страшевского, где им бросится в глаза мебель и драгоценности Ингрид. Но засыпая, он уже был в том состоянии, когда хочется скорее предстать перед следователем.

Утром ему принесли сытный завтрак - сельдь, яйца, булочки, кофе - но его по-прежнему никто не беспокоил. Наконец навестить его явился эсэсовский бухгалтер средних лет, держа подмышкой кассовую книгу и гроссбух.

Бухгалтер пожелал ему доброго утра, выразив надежду, что он провел приятную ночь. За прошедшее время удалось лишь бегло просмотреть документы герра Шиндлера, но было решено, что человек, которого так высоко оценивают лица, вносящие столь солидный вклад в военные усилия, в данный момент не нуждается в особом внимании. К нам, сказал эсэсовец, кое-кто позвонил… Благодаря посетителя, Оскар заверил его, что не сомневался в быстрейшем разрешении недоразумения. Приняв обратно в свое распоряжение бухгалтерские книги, он получил все деньги до последнего пфеннига у стойки в приемной.

Внизу уже ждала его сияющая Клоновска. Ее старания установить нужные связи принесли результат, и Шиндлер, целый и здоровый, вышел из этого мрачного здания в своем элегантном двубортном пиджаке. Его уже ждал «Адлер», который был пропущен за ворота. На заднем сиденье расположился забавный пуделек Клоновской.

Во второй половине дня в обиталище Дрезнеров, расположившихся в восточной части гетто, появился ребенок. Девочку привезла в Краков супружеская чета из села, поляки, которые опекали ее. Им удалось уговорить польскую полицию у ворот гетто пропустить их. А ребенок прошел как их собственный.

Они были порядочными людьми, и им было очень стыдно из-за необходимости везти девочку обратно в Краков и оставлять ее в гетто. Она была обаятельным малышом, и они привязались к ней. Но как бы там ни было, держать еврейского ребенка на селе было невозможно. Муниципальные власти - не говоря уже об СС - предлагали до 500 злотых и больше, за каждого выданного еврея. Такие вот у них были соседи. Доверять им было нельзя. И не только ребенок попадет в беду, а и все мы. Господи, да есть места, где крестьяне охотятся за евреями с косами и серпами.

На девочку, казалось, не произвели впечатления грязь и убожество гетто. Она сидела за столиком в окружении мокрого белья и увлеченно ела кусок хлеба, который ей дала миссис Дрезнер. Она спокойно принимала ласковые слова, с которыми обращались к ней женщины на кухне. Миссис Дрезнер заметила, как странно настораживалась девочка при ответах на задаваемые ей вопросы. Как и все трехлетние дети она предпочитала яркие цвета. Красный. Она сидела в красной шапочке, красном пальтишке, маленьких красных ботиночках. Крестьяне, чувствовалось, обихаживали ее.

В ходе разговора миссис Дрезнер попыталась что-то выяснить о настоящих родителях девочки. Они тоже жили - точнее, скрывались - где-то в сельской местности. Но, сказала миссис Дрезнер, скоро им придется возвратиться и присоединиться к прочим обитателям краковского гетто. Малышка кивнула, но