божий, чтобы она все знала, ну то есть показать ей все, на хер, заставить ее понять. А как еще, блин, это сделать? Потом она повернулась, легла на спину. Исус всемогущий. Он как сейчас все помнит. Тебе хотелось схватить ее, встряхнуть. Но она тебя вроде ни хрена и не слушала, друг, не слушала, она уже приняла решение; уже ушла в собственные мысли; и то, о чем она думала, к нему ни хрена никакого отношения не имело, потому как она не поняла, но он не смог ей втолковать, не нашел нужных слов.
Ну а после молчанка. Молчать Элен умела; терапевтическое молчание, друг, оно у нее отлично получалось. Он подумал, что она, может, заснула. Но знал, что нет, по дыханию. Просто по тому, как она дышала. По тому, какой получался звук. Ты гадал, может, это она дает тебе понять, что не спит, дает шанс все поправить, пытается сказать тебе, что его еще можно устранить, это взаимонепонимание, – если это оно, на хер, тогда время еще есть, вот прямо сейчас, сейчас самое время; и если ты не воспользуешься этим шансом, все уйдет, все-все, на хер, все погибнет, выскользнет из твоих рук: ну вот, мать-перемать, тут он и начал трепаться снова, делая вид, будто между ними никакого разлада и нет, будто он всем доволен, тут ему и подвернулась на язык эта последняя история, в аккурат про…
Хрен его знает зачем, друг, но только он рассказал ей совсем давнюю, про себя и Джеки Миллигана. Сейчас как подумаешь, это уж был полный идиотизм; приходится признать, этой истории и вовсе рассказывать не стоило, потому что она просто-напросто не для женских ушей. Откуда ни взгляни, друг, не для них. А с другой стороны, он же просто рассказывал ей о себе, совсем еще зеленом. Это ведь тоже часть той истории. Причем не маленькая. Тогда ему это в голову не пришло, но какого же хрена, друг, я к тому, что либо он ей интересен, либо нет.
Вот же херня какая. Старина Джеки, печально, как хрен знает что. Он все еще мотает срок, если не помер, скорее всего, помер. Джеки был родом из Ливерпуля. Ну вот, и поехал он в Лондон, обделать одно дельце по поручению серьезных людей, а как обделал, пришлось ему залечь на дно. И один малый из Глазго, не помню, как его звали, подыскал ему крышу – из уважения к одному из тех, на кого работал Джеки. Так он попал в Глазго и несколько недель его не было ни видно и ни слышно. Но беда в том, что терпения у него не было вообще, а башлей в кармане – сколько угодно. Джеки был малый неплохой, но игрок, просто помешанный, если честно, такая у него была проблема. Плюс бабы, вечная история. А тут как раз в Эре скачки начинаются, с препятствиями. Под самый Новый год это было. Ну и вот.
Месяца два он на люди не показывался, только и позволял себе что время от времени заглядывать к букмекеру, ставку сделать. Но и это было долбаной морокой, потому что там ведь тоже приходилось осторожничать. В общем, надоело ему это все до смерти. И что он делает – на целый день удирает на скачки; денег в нажопнике вот такая пачка, тысячи две или три у него с собой было. Всего минут десять он там потолкался, и готово дело, познакомился с одной цыпочкой. Одевался-то Джеки с шиком, вообще видный такой был. Ну, может, треплив немного, ливерпулец все-таки и прочее. И вот, значит, он угадывает первых четырех победителей. Без шуток, друг, за первые же полтора часа он огребает десять-двенадцать штук. А это ж лет двадцать назад было, понимаешь, о чем я. А девчонка ему попалась правильная. Она и на бегах-то оказалась, потому что у нее отпуск был. И мудаков вроде Джеки еще отродясь не встречала, никогда. Ну, и что происходит потом, друг, после бегов, Джеки уже понесло, руки чешутся и все прочее. Хорошая игра в карты, вот что ему было нужно. Стало быть, прыгает он в такси и велит шоферу везти их в Абердин. А девчонка, между прочим, замужем. Не хочет она в Абердин, да и не может; ей надо домой вернуться, ну и так далее. Но Джеки ее уломал, у него, дескать, предчувствие, что непременно надо туда ехать, и вообще это не проблема, потому как они вернутся последним самолетом, не боись. Я к тому, что никакого долбаного самолета там не было, хоть Джеки об этом и не знал. Просто он думал, что это его единственный шанс, вот в чем вся штука. Сейчас или никогда, понимаешь, о чем я, на этот раз он вырвался, а другого случая не представится. Ну и потом, ему не хотелось, чтобы тот крутой из Глазго, не помню, как его, обо всем прознал. Так что нужно было вернуться с утра пораньше, при первых лучах зари. И тут такое дело – Эдинбург ему не годился; слишком близко, слишком рискованно; в Ньюкасл он тоже ехать не мог, там риску еще больше, так он, во всяком случае, думал, друг, – дескать, это уже Англия и все прочее. Он рассказывал Сэмми, что подумывал рвануть во Францию, в Довиль, да не рискнул, слишком хлопотно. Но куда ни рвать, делать это надо было сейчас, сию же минуту, на хер; башли в кармане, девка при нем. Стало быть, в Абердин, на такси, сколько бы это, блин, ни стоило. Взяли они номер в отеле, пять звезд, жратву и выпивку им прямо туда принесли, разные там сэндвичи с семгой, шампанское; перепихнулись на скорую руку, душ приняли и вперед. Джеки нашел казино; пришлось подмазать швейцара, потому как вход только для членов, а чтобы тебя членом заделали, надо двое суток дожидаться. Но он все уладил. Теперь можно и оттянуться. Так или иначе, друг, а дело было сделано, все путем; все, мать его, на мази, так что он пошел с девчонкой в классный ресторан, так, без особой причины, не думаю, что их голод замучил, просто часть долбаной процедуры, хотелось показать девчонке красивую жизнь; ну и они, значит, выпили, перекусили и так далее. А после в казино. Рулетка там или очко, вся эта хренотень Джеки ни фига не интересовали; ему нужен был покер, а кой-какие истории насчет игры на бешеные деньги до него доходили. Ну Джеки и надеялся выиграть с ходу. Потому он туда и поперся, в казино-то. Ладно, начал он принюхиваться. Тут еще надо помнить, что это Абердин, друг, ему приходилось осторожничать, его очень серьезные люди разыскивали, и я это не о фараонах говорю. Ну, в общем, туда-сюда иди сюда, нашел он нужного человека, здоровенного такого канадского ковбоя; играть тут играют, только за городом, несколько миль по берегу. Да ты не волнуйся, ковбой вас подбросит. Короче говоря, добрались они до того дома и Джеки там все просадил. Сэмми-то он рассказывал, что ему не подфартило, да кто его знает. Играли они в открытый покер и все такое, под конец у него была хорошая масть, но подвела последняя карта. Не знаю. Но все было, на хер, законно, так что жаловаться ему не приходилось. Вышел он из этого дома часов в семь утра и потопал в город на своих двоих. В кармане фунта три, заначил на самый крайний случай. Ну вот, топает он по дороге и вдруг вспоминает про девчонку; она же в доме осталась, друг, так и ждет его, дрыхнет в кресле, в одной из комнат. Но, бубена масть, что он может сделать, он же без гроша, полностью, на хер, выбыл из игры; пусть уж сама выбирается, ей же будет лучше, при его-то везухе. Хуже всего, что пара штук, с которых он начал, принадлежала не ему, – ну то есть ему, но получил-то он их совсем на другие дела; на то да на се, стать невидимкой, друг, дело не дешевое, знаю, о чем говорю. Так что положение у него было аховое; половина долбаной Британии уже гонялась за ним, и иметь дело еще и с другой половиной ему никак уж не улыбалось. Так что в конце концов он стакнулся с Сэмми, и, должен сказать, тот был вне себя от радости – ему тогда всего девятнадцать было, только-только разменял. Так уж вышло, что он с корешами ошивался в одной из букмекерских контор, в которые захаживал Джеки. Ну и все, на хер, через пару дней их замели, в Озерном краю, в тех примерно местах, а дальше рассказывать неинтересно. Сэмми схлопотал четыре года и все их отсидел. А за стариной Джеки много чего было, лондонское дельце и прочее.
Безнадежно, на хер. Зачем ты все это рассказал. Помалкивать надо было. Да и рассказывать тут особенно не о чем, это же просто долбаная
ну хрен с ним, не важно, сам знаешь, ни хрена не важно, и хватит, блин, об этом.
Элен; она так и вцепилась в Джеки. Чем он тебя, на хер, взял! Чем взял, на хер. Большой же мальчик, девятнадцать лет.
Ну так и что, на хер, мужик был в отчаянном положении, о чем, на хер, говорить.
Впрочем, тут он малость приврал. Сказал Элен, будто Джеки сначала искал корешка Сэмми; искал его кореша, потому как знал, что тот хороший игрок. А на самом деле искал он Сэмми, потому что Сэмми-то и был игроком. Крупных ставок он не делал, но ставил все, что было в кармане, и Джеки это расчухал. Ну и пошло-поехало. Все мы в охеренно отчаянном положении, друг, понимаешь, о чем я.
Ну так вот. Долбаная Элен, друг. Можно было бы ждать, что она расстроится из-за девчонки, оставшейся с задроченными ковбоями, ан нет. Так, во всяком случае, казалось. Ладно, хрен с ним.
И она перестала с ним разговаривать.
А ведь все это случилось, когда он был мальчишкой, вот во что она, похоже, не въехала. Плюс ты рассказал о том, что двадцать лет назад было. Да и рассказал-то, на хер, только для того, чтобы она поняла – он изменился! Исусе-христе! Потому как увидел впереди путь. Для них обоих. И как раз собирался много чего предпринять, это была его задача, его и никакого другого мудака, – вот что он ей втолковывал. Это и есть вся долбаная суть его рассказа. Ладно, с первым он прокололся, а теперь и со вторым тоже, друг, со вторым тоже; да не просто прокололся, а еще хуже все испортил. Лучше бы он, блин, дал ей заснуть.
Да ни хера сама эта затраханная история и не важна. Даже если бы все в ней было сплошным враньем. Он только одного и хотел – объяснить ей, что изменился. Вот и все, на хер.
