Амариллис крепко хранит свои секреты!

Все же некоторые из них сейчас открыты (некоторые, не все). Кое-что стало известно о самой красоте, и о чувстве ее, и о том, наконец, что способно дать человеку развитие этой способности.

Начать хотя бы с того, что в красоте, как и в научных истинах, есть что-то бесспорное – «объективное», как говорят философы. То есть такое, что стоит выше не только вкусов отдельных лиц и групп людей, но даже традиций народов.

Почему-то большей частью признанное когда-то и где-то красивым признается таким и тысячи лет спустя, у людей совсем другой культуры: картины, скульптуры, художественные росписи на стенах зданий и других сооружений. Почему? Вероятно, это свидетельствует, что красота больше видовое свойство человека, чем национальное или временное, то есть отражает больше биологическую природу человека, чем его национальную или культурную принадлежность.

Вывод подтверждается и сегодняшней действительностью: привязанность, привычка к одним стилям красоты не делает нас обычно слепыми к другим стилям.

Возьмем, например, традиционные деревянные фигурки в России и в Африке. Русские матрешки, медведи-пильщики делаются по одним законам красоты, африканские статуэтки – по другим. Но и русским нравится африканское мастерство, а африканцам – русское.

Или еще пример: так называемый «красивый головной убор». Как понимают его люди разных национальностей? Для француза – это мягкий берет, для русского – пыжиковая шапка, для индейца – белая ермолка. Но ведь никто из них троих – если он, разумеется, человек толковый, чувствующий – не скажет, что головной убор другого некрасив, не заслуживает внимания.

О вездесущности красоты. Красота действительно живет повсюду. Она не выбирает себе обстановки изящной или неизящной, богатой или бедной, значительной или пустяковой. Поэтому для художника всюду одинаково раздольно: он и неизящное изобразит изящно, и бедное – богато, и внешне пустяковое – значительно.

Любой художник подпишется под слонами Валентина Катаева из его автобиографической повести «Трава забвенья»:

«...Я вдруг узнал, понял всей душой: вечное присутствие поэзии в самых простых вещах, мимо которых я проходил раньше, не подозревая, что они в любой миг могут превратиться в произведение искусства, стоит только внимательно в них всмотреться».

Ведь и любой художник делал когда-то такое же открытие.

Красота не содержанием красива, не тем, как объяснял один поэт, что она «виноград стеной, иль река весной, или нив налив» (это красота плаката). Она красива чувствами, вызываемыми ею.

Как-то на экранах страны шел чудесный фильм по Чехову «Дама с собачкой». Там не было и намека на «нив налив». Там, наоборот, был среди прочего бесконечно длинный, серый – одной сплошной стеной – деревянный забор в заштатном городке, где жила героиня фильма. Забор этот потрясал зрителя. Трудно передать сильнее опустошенность, мертвящую скуку тех, кто строил забор. И ужас жизни героини.

И все же это было прекрасно! Не сам забор, разумеется, а изображение его средствами кинематографии. Оно будило лучшие чувства в человеке: жалость, боль, вражду и ненависть к злу, к серой жизни.

Противоречит ли пример нашему утверждению, что красота всегда добра?

Ни капельки. Ненавидеть зло – не значит быть недобрым. Более того, ненависть к злу всегда служит добру.

И вот еще бесспорное: сходство между художником и его произведением, то есть между тем, кто творит красивое, и этим самым красивым.

Чуть ли не все специалисты по эстетике отмечали, что произведение похоже на своего художника, а художник – на свое произведение. Что бы ни изображал, положим, писатель: природу, город, летчиков, Киевскую Русь, будущее человечества, он прежде всего изображает самого себя: свои настроения, вкусы, взгляды, свое понимание жизни.

Бывает, впрочем, и так, что художник находит в окружающем черты, которые как-то отпечатываются в человеке. Настолько, что говорят: «горожанин похож на свой город», «на крестьянине лежит печать полей и его хозяйства».

Можно понять Михаила Михайловича Пришвина, певца русской природы, когда он, раздумывая о целях своего творчества: «Почему я все пишу о животных, о цветах, о природе?», для многих неожиданно отвечал: «Я нашел себе любимое занятие: искать и открывать в природе прекрасные стороны человеческой души».

Художник может выразить «общее», жизнь даже постоянно требует от него этого. Но только по- своему, как сам его видит.

Он может у других научиться мечтать, может и мечтать о том, о чем мечтают близкие ему люди. Но и тогда мечта будет сугубо его личной.

В заключение несколько слов о развитии чувства красоты.

Просыпается оно, как и разум, очень рано. Уже малыши проявляют его, выражают свои эстетические претензии.

– Не хочу,– хныкала девочка шести лет, не желая надевать тупоносые башмаки. – Знаешь, когда я их на деваю, какое у меня тупое лицо становится.

С годами чувство красоты словно бы специализируется. У человека определяются склонности и вкусы. Они могут быть самыми непохожими на склонности и вкусы других.

Вот случай, описанный в журнале.

В Ленинград приехал знатный иностранец – старый лорд. Едва отдохнув с дороги, он попросил отвезти его к решетке Летнего сада. Там он уселся на раскладной стул и попросил всех удалиться. До утра просидел старик, любуясь переплетениями ограды в призрачном свете белой ночи. А когда за ним пришли, он сказал:

– Везите меня обратно в Лондон, больше я ничего не хочу видеть. Теперь я могу умереть спокойно. Я видел чудо. Я видел совершенство красоты и гармонии.

Не всякий человек увидит «совершенство красоты и гармонии» в чугунной ограде сада. Пожалуй, большинство назовет какой-нибудь дворец либо памятник. Но ничего, конечно, фантастического нет и в том, чтобы выделить решетку. У каждого свое чувство красоты, и здесь не то главное – к чему тянет человека, а то – как сильно тянет.

Не «незначительность» предмета, а значительность увлечения существенней для воспитания любви ко всему красивому.

Кто-то говорил, что краски на холсте красят не одну картину, но и окружающее пространство. Умный образ заразительной способности красоты! Он хорошо показывает, как расширяется мир красоты для человека, очарованного ею (не картина же в самом деле расширяется).

В нем нет лишь одного – ответа на вопрос: «а как красит красота самого человека, что она с ним делает?»

Пожалуй, главное, что красота способна дать человеку – это душевное благородство. Но что понимать под этим выражением?