— А другой человек?
— Тот, кто искал его, — сказал Джин и махнул рукой в сторону забегаловки. — Давай поговорим об этом там.
— Они нашли его. — Её голос задрожал. — Они найдут и меня.
— Нет. Они не знают, кто ты. Это знали только Лонг и Эдди Корнелл. А они мертвы.
Другая Элис закусила губу:
— Нет. Чарли. Есть ещё Чарли. Он знает. Так ведь?
— Так.
— И ты.
— И я. Всё.
В забегаловке Джин и Другая Элис сели за плоский столик возле окна, выходящего на посыпанную гравием стоянку. За соседним столиком, подперев кулаком подбородок, сидел злобный тип лет сорока с лоснящимся лицом. Рядом с ним, держась за опухшую щеку, сидела бледная девушка, которой вряд ли было больше шестнадцати лет.
Другая Элис, не обращая внимания на жесткие тёмные глаза мужчины, положила меню и стала смотреть в окно на тоскливый пейзаж, на мили и мили голой пустыни.
— Теперь что, Джин? Ты вернёшься в Лос-Анджелес, и что?
— Не знаю. Я не загадывал так далеко.
— Ты жалеешь о том, что мы сделали? — спросила Другая Элис, теперь она смотрела прямо на Джина. Она выглядела уставшей и огорчённой. — Я говорю не о фильме.
— Я понимаю, о чём ты говоришь, — сказал Джин. — Нет, мне не жалко.
Другая Элис с уверенностью сказала:
— Нет, ты жалеешь. Я знаю. Ты лжёшь.
Джин не ответил. Он наблюдал за молодой официанткой, которая спокойно и ловко пробиралась через полный зал, иногда останавливаясь, чтобы налить кофе в пустую чашку.
— Джин, ты меня слышишь?
— Да, я тебя слышу.
Официантка добралась до их столика и дружелюбно улыбнулась:
— Ну и что вы решили, ребята? Джин, посмотрев в меню, сказал:
— Булочки и половинку порции бекона.
— А я ничего не буду, — сказала Другая Элис. — Только кофе.
— Ты должна съесть что-нибудь.
— Я не голодна.
— Может, фрукты?
Другая Элис покачала головой. Девушка с синяком на щеке посмотрела на неё. В её глазах была тоска, неприкрытое отчаяние, призыв о помощи. Мужчина, сидевший рядом с ней, ущипнул официантку за попу.
— Нам ещё кофе, — сказал он командным и льстивым голосом. — И принесика мне чек.
Зазвучала «Му Girl», песня Temptations, и мужчина начал громко барабанить в такт по столу. Девушке, казалось, всё это было неприятно и даже отвратительно, она отставила стул и встала:
— Мне нужно в туалет.
Человек понимающе улыбнулся и наблюдал, как она идёт по залу твёрдой походкой; водители грузовиков одобрительно поглядывали на крепко сбитое тело подростка. Тут мужчина обернулся и, увидев, что Другая Элис пристально смотрит на него, покачал головой и улыбнулся:
— Ей пятнадцать, а мужики уже рты разевают. Казалось, что Другая Элис удивлена таким прямым обращением.
— Вы мне?
— Конечно, кому же ещё? — ответил мужчина и посмотрел на Джина, выливающего сливки в кофе. — Вы меня пристально разглядываете с тех пор, как вошли. Если вам интересно, она — моя дочь, и я привык, что мужики глазеют на неё. Видели бы вы, что творилась в Вегасе! На неё заглядывался каждый подонок на Стрип.
— А где её мать? — будничным голосом спросил Джин.
— В Риверсайде. Мы развелись. Я ей звоню каждую неделю.
Пришла официантка со счётом, кивнула ему и положила счет рядом с пустой тарелкой.
— Ваши булочки будут готовы через минуту, — обратилась она к Джину, смотревшему на улицу, где на стоянку только что въехала полицейская машина.
— У вашей дочери на щеке большой синяк, — помолчав, сказала Элис. Было очевидно, что мужчина захвачен врасплох, хотя он и ответил твердым взглядом на её взгляд. — Что случилось?
— Это не ваше дело.
— Просто любопытно.
Джин наклонился и тронул её за руку:
— Остынь.
Не обращая внимания на Джина, Другая Элис спросила:
— Вы что, проиграли все деньги и выместили всё на ней? Человек отвернулся от неё, но потом повернулся обратно:
— Какое вам, к чёрту, дело?
— Она просто волнуется за неё, — сказал Джин тихим и спокойным голосом. — Вот и всё. Ничего личного.
— Нет, мне очень даже есть дело, — возразила Элис, показывая пальцем на лицо мужчины. — Я знаю, что значит этот взгляд. Я видела такое раньше. Ты мучаешь девчонку.
Мужчина повернулся к Джину, который внимательно его разглядывал:
— Лучше скажи ей, чтобы она заткнулась, или…
— Или что? — спросил Джин, девушка вышла из туалета и стояла рядом с кассой, слегка изумлённая всем происходящим.
Другая Элис спросила:
— Меня ты тоже собираешься приложить хорошенько? Мужчина затрясся от страха и гнева, достал из бумажника двадцать долларов и положил их на стол.
— Вы психи. Оба, — помолчав, сказал он, оглянулся вокруг и повелительно посмотрел в глаза дочери: — Иди сюда, Джульетта. Мы уходим.
Девушка взглянула на него ненавидящим взором и нервно потёрла руки:
— Нет. Я никуда с тобой не пойду.
— Ты слышала, что я сказал, маленькая стерва?
Разговоры стихли, люди тихо перешёптывались, полицейский вошел в забегаловку, в его руках легко трепетали газеты. Он заметил, что разговоры стихли, и тихо спросил:
— Кто-нибудь вызывал 911?
— Я вызвала, — твёрдо ответила девушка, продолжая смотреть на своего отца. — Я не хочу, чтобы он ко мне прикасался. Я не хочу, чтобы он меня бил.
Её отец быстро встал:
— Чепуха! Я никогда не бил её!
— Он трахал меня, — яростно заорала девушка, и вздох отвращения пронёсся по залу. — Он меня несколько лет трахал!
— Это неправда! Она лжёт!
— Заткнись, ублюдок, — сказал один из дальнобойщиков, лысый мужчина в майке а-ля Эрроусмит[143] и с часами на широком черепаховом ремешке. Он встал, и на лице его была угроза. — Дети не лгут в подобных вещах.
— Я ничего ей не сделал.
Полицейский пошёл вперёд, холодно приговаривая:
— Вы все — успокойтесь. Мы это быстро выясним. Меньше чем через минуту появились полицейские машины. Пока Джульетту допрашивали на кухне, на её отца надели наручники и вывели наружу. Его машину