противоположные части. Например, когда крестьянин-середняк трудится на поле, выращивая или собирая хлеб, он труженик; и вместе с этим он одновременно задумывается уже тогда о том, как бы побольше собрать хлеба и подороже продать его на рынке. Значит, он выступает и как собственник. Обе противоположности — труженик и собственник — неотделимы в нем одна от другой, на них расколота сущность крестьянина-середняка, и вместе с тем он все же являет собой нечто внутренне единое, целостное.

Сын. Как это интересно! Я уже начинаю понимать то, как действительно глубоко диалектика отличается от метафизики и механицизма, насколько она противоположна им. И это их различие, наверное, имеет большое значение в жизни?

Отец. Еще бы! Так, первые шаги Советской власти по пути к социализму, которые были сделаны в России по плану, задуманному Лениным, состояли как раз в том, чтобы противоречие, присущее середняку (труженик-собственник), разрешить в пользу труженика. Замысел Ленина предполагал создание условий для интереса середняка-единоличника в кооперативном — особенно производственном — объединении, в создании коллективных хозяйств. Ленинский план победил, и вместе с ним победили лежавшие в его основе принципы диалектики. Крестьянин-единоличник был переключен на рельсы социализма в результате того, что в нем труженик прочно взял верх над собственником. Итак, удовлетворил ли тебя мой ответ? Сумел ли я выполнить твою просьбу?

Сын. Да, отец, но разъясни еще одно: наблюдается ли такая диалектика не только во внешнем мире — природе и обществе, но и в нашем мышлении?

Отец. Несомненно. Метафизика и здесь выступает как антипод диалектики и противостоит ей как полная ее противоположность. Только здесь ей действовать труднее: ведь ты по самому себе хорошо знаешь, как быстро и свободно текут мысли в твоей голове, какие крутые и резкие повороты они делают, как мало похожи они на что-то неизменное, неподвижное, покоящееся. И все же и здесь метафизике удается то там, то здесь утверждать что-то застывшее, остановленное, неподвижное. Правда, на время, но все же удается.

Сын. В чем же это выражается?

Отец. Я уже говорил тебе, что истина познается нами не сразу, а как бы по ступеням, и каждая такая ступень представляет новую, более полную, однако все же всегда только относительную истину. Только из суммы бесчисленного множества таких относительных истин может сложиться наконец исчерпывающая, или абсолютная, истина. Но случится это только в бесконечности.

Сын. То есть это значит — никогда?

Отец. Ты угадал. А метафизик объявляет каждую достигнутую ступень на бесконечной лестнице познания достижением конечной, то есть абсолютной, истины. Иначе говоря, он ее абсолютизирует и тем самым превращает в неподвижную догму. Понимаешь? Вот такой догматизм и есть типичное проявление метафизики в области мышления.

Сын. А можно ли сказать, что метафизик прерывает ход мышления, его развитие и даже пытается остановить на каждой его ступени?

Отец. Да, мой друг, именно в этом и состоит метафизика, проявляющаяся в процессе познания, в процессе мышления — она останавливает этот процесс, не дает ему двинуться вперед, объявляя, что мы достигли его конца. Именно в этом и состоит догматизация достигнутых нами знаний, возведение их в абсолют.

Сын. Это я, как мне кажется, понял, а вот привести подтверждение этому из истории науки, научного познания никак не могу. Не придешь ли ты снова на помощь?

Отец. Со всем своим удовольствием готов прийти. Помнишь, мы говорили с тобой о познании качества, качественных различий у вещей как первой ступени всякого познания? Так вот: не успело человеческое познание достигнуть этой низшей ступени, как оно ухитрилось абсолютизировать ее, а вместе с этим стали абсолютизироваться вообще все качественные различия, все качества. Это означает, что между ними стали проводить резкие границы, а сами вещи с их качествами рассматривались теперь как абсолютно неизменные, полностью замкнутые в самих себе. Точно так же абсолютизировались и отдельные свойства вещей: эти свойства превращались в отдельные, самостоятельно существующие «субстанции» или «силы», присутствующие якобы в телах природы. Так, если тело было горючим, говорили, что оно содержит субстанцию горючести («серу», или «сульфур»), если же оно плавало в воде, значит, оно обладает «плавательной силой». Такой взгляд был превращен в догму и получил потом название метафизики абсолютных качеств.

Сын. Но ведь впоследствии эта догма была отвергнута?

Отец. Да, и это произошло тогда, когда выяснилось, что свойства тел не суть какие-то самостоятельные, абсолютные начала, отдельные от самих тел и их качеств, а суть отношения различных тел и их качеств. Свойства тел зависят от внешних условий и меняются с их изменением. Например, натуральный каучук пластичен и упруг лишь при определенной температуре. При ее сильном понижении он становится хрупким и ломается как стекло. Следовательно, его свойство растягиваться и сокращаться сугубо относительно, а вовсе не абсолютно. Железо на воздухе не горит, а в кислороде горит как лучина. Тела обнаруживают свою окраску только при свете, то есть при взаимодействии с видимой частью солнечного (белого) света, а в темноте они бесцветны, и т. д.

Сын. Что же? Метафизика и эту ступень познания поспешила абсолютизировать, превратить в догму?

Отец. Правильно, ты снова угадал. Как только выяснилось, что свойства — это отношения качеств, вещей, так метафизика абсолютизировала сами эти отношения. На смену метафизике качеств пришла метафизика отношений. Обрати при этом внимание на то, что старая метафизика (качеств) была сметена благодаря раскрытию того, что свойства — суть отношения, и этот именно шаг познания вперед, свергший старую метафизику, тут же породил новую метафизику (отношений). Она выросла на плечах процесса свержения ее предшественницы.

Сын. Дальше это тоже повторялось?

Отец. И не один раз, пока в умах людей господствовала метафизика. Вот мы с тобой говорили о количестве, о количественных различиях. А как они стали учитываться? Сначала вещи соотносились, сопоставлялись между собой по многим свойствам, а потом научились их сравнивать по какому-нибудь одному, общему у множества различных вещей, например, по весу или по объему. При этом учитывается только одно это свойство, а от всех других свойств полностью отвлекаются. Скажем, килограмм любого тела — хлеба, бумаги, железа, яблок и т. д. — есть килограмм. Предметы, совсем различные в качественном отношении, а вес у них одинаков. Или возьмем литр какой-нибудь жидкости: воды, молока, вина, бензина — жидкости различные, а объем у них одинаков. Так вот стала метафизика на этот раз абсолютизировать количественную сторону вещей, сводить к ней их качество, и это привело к механицизму, о котором мы с тобой уже говорили. И это повторялось потом много, много раз.

Сын. А может быть, в этом повинно само наше познание? Может быть, оно вообще не может двигаться иначе как с такими постоянными остановками и перерывами?

Отец. Нет, ведь дело тут не просто в остановке, как в поезде, который останавливается на станциях, чтобы высадить пассажиров, а в том, что каждый раз метафизика делает попытку круто изменить направление дальнейшего движения. Познание человека, как сказал Ленин, движется по ряду примыкающих один к другому кругов, по спирали. Пройденный накануне отрезок его пути с последующей остановкой можно дальше продолжить двояко: либо в виде движения по той же кривой (спирали), либо по прямой линии (касательной), которая уходит круто в сторону, совершая уже не криволинейное, а прямолинейное движение. Это похоже на то, как ты днем привязал на веревку камень и стал вертеть веревку с камнем над своей головой. Камень оторвался и полетел по прямой линии в сторону. Именно так поступает метафизика с процессом познания. Поэтому ее никак нельзя считать нормальным или естественным способом мышления. Нет, это болезненный, искаженный способ познания, мышления, и его надо научиться сознательно преодолевать. Диалектика, и только она одна, может помочь этому.

Сын. Теперь, быть может, ты расскажешь мне о том, как в истории науки рождались и низвергались догмы?

Отец. Рассказать об этом — значит рассказать всю историю науки. Приведу тебе только несколько примеров. Ты, наверное, слышал, что вся человеческая цивилизация началась с того