хотели оставить школу. Прилагаю некоторые ответы.
Я не за школу; если ты негр – это все сплошь ложь, в книгах не то, что в жизни. Поскольку я знаю. И учителя не лучше родителей – или заняты, или орут на тебя. И к тому же дискриминация.
Эдуард Уильямс.
Я знаю, что школа вроде бы должна помочь мне в жизни, но пока этого не случилось.
Рэсти.
Когда мне исполнится 17, отец скажет, почему он должен кормить лишний рот. Ха-ха. Это я.
Лу Мартин.
Еще в школе мы должны узнать – что там, «за книгами». Это показывает, что мы, американские ребята, должны не глотать на веру, пока не заглянем в содержание бутылки. В эти «атомные дни» мы никогда не знаем, когда «Америка призовет своих сыновей», так что мы должны научиться думать сами за себя. Чтобы нас не погнали на войну вслепую, как наших отцов. Но мой хочет, чтобы я оставался в школе.
Чарльз X. Роббинс.
Чем больше времени в школе, тем меньше времени, чтобы зашибать деньгу.
Убывающий.
Чтобы быть честным я должен сказать, что у меня большие трудности с матерью потому что она больная и некому о ней позаботиться, пока я не приду из школы. У нее плохое сердце так что завтра ее может не стать. Какая мне польза от школьных уроков когда в жизни есть другие вещи как заработок.
В конце концов когда-нибудь я женюсь и мне придется взять маму, чтобы она жила вместе со мной и с моей женой. Так какой же смысл в школе?
Неудачник.
Учителя меня ненавидят.
Вивиан Пейн.
Я знаю, что год назад умер мой отец и моя мать постоянно в нервном состоянии, поэтому вот я и хочу заработать побольше, чтобы быть себе хозяином.
Честолюбивый.
Я ничем не особенный так что никто меня не знает. Может быть я стану кем-то, когда найду работу.
Я.
Укажите хоть одну вескую причину, почему я должен остаться.
Джо Фероне.
Я тоже хочу посмотреть, «что там, за книгами». Я хотела бы привести Фероне несколько веских причин, почему он должен остаться в школе. И понимаю Вивиан, когда она заявляет, что учителя ненавидят ее. Она имеет в виду, что сама ненавидит учителей – так же, как и самое себя. УКУ мне ничего не говорят, а ученики – очень много. Расскажу тебе о Хосе.
«Мифы и их значение» пройдены, и моему «ОО» классу ведено изучать сборник современных рассказов. К счастью, их было достаточно в читальном зале. В первом рассказывалось о мальчике, которому нельзя было есть сладкое, и о жалостливой соседке, накормившей его конфетами, несмотря на запреты матери. После этого мальчик серьезно заболел, и мать пригрозила соседке судом. Вот и все.
Обсуждение, начавшееся в классе – о добрых намерениях и об ответственности, – было таким оживленным, что я подумала, не завершить ли его инсценировкой. Я объявила детям, что завтра наш класс будет превращен в зал суда и мы рассмотрим «дело о сладостях». Напомнив им, что нужно как следует разобраться в сюжете рассказа и в характерах его героев, я раздала роли: матери, отца, соседки, ребенка, прокурора (конечно, Гарри Кагану), защитника, свидетелей защиты и свидетелей обвинения, даже врача. Но мы забыли про судью. И тут меня осенило – я повернулась к Хосе Родригесу и попросила его взять на себя эту роль. Несколько человек захихикали, Хосе поклонился, а я и сама не знала, что из всего этого получится.
На следующий день Хосе явился в класс в шапочке и в чем-то похожем на судейскую мантию – ума не приложу, где он все это раздобыл, – с молотком в руках. Держался он с таким достоинством, что никто не посмел скалить зубы.
Он сел за мой стол и изрек: «Секретарю суда вроде надо сказать, чтобы все встали». Его голос звучал так авторитетно, что медленно, один за другим, поднялся весь класс. Мне кажется, я никогда не забуду этой минуты.
Потом классу велено было садиться. И завертелись колеса правосудия. Выступали прокурор и адвокат, вызывали свидетелей, начался допрос, возбуждение росло. Когда кто-нибудь выступал не по порядку, Хосе стучал своим молоточком по столу: «Здесь в суде пусть будет тихо. Вызовите следующего свидетеля. А ты сиди спокойно, а то тебе влепят за оскорбление суда».
Он не признавал никаких возражений: «Пусть я дурак, но сегодня я – судья, и вы должны меня слушаться».
А когда Гарри Каган обвинил его в нарушении судебной процедуры, он ответил со спокойной уверенностью: «Не лезь, я лучше знаю».
Суд поддержал защиту.
Когда раздался звонок, Хосе медленно снял шапочку и мантию, аккуратно сложил их и положил на свою тетрадь и пошел на следующий урок. Но шел он так, как будто на нем все еще было судейское облачение.
Думаю, что теперь он никогда не будет таким, как прежде.
Вот почему я хочу учить, вот в чем вознаграждение за труд: постоянно воздействовать на ученика,