были темными, почти черными, и сердце Джека болезненно сжалось, когда он заметил в них выражение усталой покорности.

– Эйприл, расскажи мне все! – потребовал он севшим от волнения голосом. – Только так ты убедишься в моей верности. Все, что происходит между нами, бессмысленно, пока ты мне не доверяешь!

Припухшие от поцелуя губы дрогнули, и Джек проклял себя за то, что причиняет любимой такие мучения.

– Хорошо. Но не сейчас. Мне нужно…

Голос ее дрогнул, и из груди вырвалось задушенное рыдание. Джек крепко прижал Эйприл к себе.

– Все хорошо. Я понимаю.

Нежно целуя ее в волосы, он смотрел поверх се головы на сияющее мексиканское солнце.

– Знаешь что? Схожу-ка я прогуляюсь. Тебе, наверно, нужно подготовиться к слушаниям, а я тем временем изучу окрестности и сделаю несколько снимков.

– Хорошо, – ответила она после долгого молчания.

Голос ее звучал хрипло от невыплаканных слез. Джеку требовалась вся сила воли, чтобы оставить ее в такую минуту; но он понимал, что по самый правильный выход. На Эйприл нельзя давить – иначе она замкнется в себе. Сейчас лучше всего просто оставить ее в покое.

Джек закинул за плечо свою ковровую сумку.

– Может быть, я задержусь до темноты. Мели захочешь есть, закажи себе чего-нибудь в номер. – Он поднял глаза, но Эйприл стояла, отвернувшись к окну. – Или, может, поужинаем где-нибудь в городе? Я поищу подходящее место.

Больше говорить было не о чем. Джек двинулся к дверям.

– Джек!

Обернувшись, Джек увидел ее лицо.

– Да?

– Спасибо тебе.

Голос у нее дрожал, но лицо было спокойным и строгим. В этот миг Джек Танго понял, что любит эту женщину.

– Поговорим, когда я вернусь.

– Хорошо.

– А отдельный номер мне не нужен. Мы будем спать в одной постели. – С этими словами он повернулся и быстро вышел. Но, прежде чем закрылась дверь, до слуха его долетел тихий, почти неслышный ответ:

– Дай-то бог…

Эйприл смяла лист бумаги и бросила его и корзину для мусора, предусмотрительно поставленную поближе к столу. Вот уже в десятый раз она принималась за свою завтрашнюю речь – и все безуспешно. Прощальные слова Джека не шли у нее из головы, взгляд блуждал от двери к окну, от окна к настольным часам, а при каждом шорохе она вскакивала и кидалась к дверям.

Где же он?!

Эйприл встала и подошла к окну, массируя затекшую спину. На улице было еще светло, но сумерки быстро сгущались.

Эйприл понимала, что обижаться на Джека не за что. Он сделал то, о чем она и просила, – дал ей время подумать. Однако Эйприл не могла думать. Едва закрылась дверь, она уже готова была бежать за ним и умолять его вернуться и выслушать. В часы ожидания Эйприл снова и снова мысленно прокручивала в мозгу свою историю во всех отвратительных подробностях, пока наконец эта пытка не стала невыносимой.

Неужели недостаточно с нее черной вести сенатора Смитсона? Теперь Эйприл придется переживать всю историю снова, а сама мысль об этом была для нее невыносима.

Подойдя к холодильнику, Эйприл достала мангового сока. Сладкий запах напомнил ей о том, что она голодна. Действительно, ведь Эйприл с утра ничего не ела, если не считать пакета чипсов, купленных Джеком в Санта-Крус… И кажется, что это было целую вечность назад.

Эйприл села на кушетку и положила себе на колени вышитую подушечку. Решено: она не будет больше смотреть ни на дверь, ни в окно, ни на часы – только на хитросплетение шелковых трав и цветов…

А может быть, Джек оставил ее одну не без задней мысли? Этот хитрец понял, что к его возвращению она настолько истомится, что бросится к нему навстречу и, не дожидаясь приглашения, выложит всю свою подноготную… Ну, если так, он у нее дождется!

– Танго, мерзавец! Где тебя черти носят?

И в тот же миг, словно по мановению волшебной палочки, дверь растворилась, и долгожданный мерзавец возник на пороге.

– Скучала по мне?

Казалось, всю душу, все сердце Джек вложил в очаровательную улыбку, но все же не смог скрыть настойчивого вопроса в глазах.

– Еще как! – просто ответила Эйприл.

Если после этого у Джека и оставались какие-то сомнения, то один взгляд на гору скомканной бумаги в