образом».
Фрицль был единственным ребенком в семье. Его мать Роза была нетрудоспособна, к тому же большую часть времени он рос без отца, поскольку Франц Фрицль служил в армии. Школьные друзья вспоминают, что его семья была очень бедна и другие родители приносили им еду. Мать осталась одна после развода с Францем – вопиющий скандал в тихом, традиционном австрийском городке.
«Мой отец был ничтожеством. Он никогда не мог взять на себе ответственность, он был просто неудачником и постоянно изменял матери, – признался Фрицль. – Она справедливо поступила, вышвырнув его из дома, когда мне было четыре года. И после этого мы с ним никогда больше не общались, он не интересовал ни меня, ни мать. Так мы остались вдвоем».
Похоже, что отец Фрицля погиб на войне. Имя Франца Фрицля значится на военном мемориале города, на котором также выгравировано изображение фашистского штурмовика. Хотя после Второй мировой войны австрийцы объявляли себя невинными жертвами фашистов, многие из них были активными членами партии. Не секрет, что, в частности, Амштеттен стал настоящим рассадником фашизма. Приезд Гитлера в 1938 году был встречен местными жителями крайне восторженно, и перед каждым домом в городе была вывешена свастика. В учебнике истории города сказано об этом событии: «Толпа шумела, кричала и волновалась».
Амштеттен шел на шаг впереди прочих австрийских городов по энтузиазму, с каким был принят аншлюс, и провозгласил Гитлера почетным горожанином. Фюрер отправил благодарственное письмо, в котором отметил, что городская награда «доставила ему огромное наслаждение». По словам Фрицля, гитлеровское прошлое Амштеттена оказало на него глубокое влияние. «Я рос в эпоху фашизма, а это означало тотальный контроль и уважение к власти, – говорил Фрицль. – Думаю, я прихватил кое-какие прежние ценности из той жизни с собой. Конечно, подсознательно».
После вторжения Гитлера в Советский Союз в июне 1941 года Амштеттен оказался на главной железной дороге, перевозившей войска и материальное обеспечение для Восточного фронта. ВВС беспрестанно бомбили пути, и, когда начиналась очередная бомбежка, население, не исключая и маленького Фрицля, искало убежищ в подвалах своих домов. В течение военного времени там нанимали низкооплачиваемых чернорабочих, которые помогали восстанавливать жизненно необходимое рельсовое сообщение между Линцем и Веной.
Буквально в двух шагах от подвала, где Фрицль насиловал свою дочь и держал взаперти свое потомство, располагался фашистский концлагерь, где во время войны были заключены около пятисот женщин. В Амштеттене всего два концлагеря – Банбау-2, где держали женщин, и Банбау-1, где содержали около трех тысяч мужчин, которых использовали для восстановления железной дороги. Эти два лагеря были филиалами небезызвестного Маутхаузена, расположенного в 40 километрах от Амштеттена. Хотя лагерь изначально был разработан для «уничтожения трудом», в декабре 1941-го там открыли газовую камеру, где уничтожали по 120 человек сразу. Там погибло почти 320 тысяч человек. Пока лагерные офицеры коротали время с австрийским пивом и женщинами Амштеттена, сотни тысяч заключенных совсем рядом страдали от голода, пыток, изнасилований и погибали.
И вновь австрийцы с распростертыми объятиями встретили самое жестокое из проявлений Третьего рейха. Около сорока процентов личного состава и добрых три четверти командиров концлагерей были австрийцами, и преимущественно именно австрийцы организовали насильственное переселение евреев. Восемьдесят процентов подчиненных Адольфа Эйхмана, стратегического разработчика холокоста, были родом из Австрии. И маловероятно, что Фрицль, даже в детском возрасте, мог не знать о лагерях смерти, расположенных у него под боком.
Даже клиника, чьи врачи и психологи взяли на себя заботу об Элизабет Фрицль после ее освобождения, имела фашистское прошлое. Сотни пациентов амштеттенской больницы Мауэр были приговорены к смерти законом Третьего рейха об эвтаназии. Еще как минимум восемьсот жертв были перевезены для убийства в другие места.
Книга под названием «Амштеттен 1938 – 1945», заказанная правлением родного города Фрицля, включает главу, в которой повествуется о военных злодеяниях в клинике Мауэр. «Первым шагом к устранению наследственных и умственных заболеваний была стерилизация, – говорилось в ней, со ссылкой на 346 случаев в Мауэре. – Последним была эвтаназия».
Программа эвтаназии официально была запущена в 1941 году. Она начиналась как программа для пациентов с психиатрическими заболеваниями, но затем переметнулась в частные лечебницы и дома престарелых. В 1944 году знаменитый врач Эмиль Генли был приглашен в клинику Мауэр, чтобы ликвидировать тех, кого называли лишними ртами. Он убил по меньшей мере 39 человек такими наркотиками, как барбитал, фенобарбитал и морфин, говорится в книге.
Мы не знаем, что из этого было известно юному Зеппу – австрийское сокращение от Йозефа, – но он вполне мог быть членом гитлерюгенда. К тому времени вступление в организацию было обязательным для всех старше десяти лет. Но местные чиновники утверждают, что все записи были сожжены в конце войны, так что его фашистское прошлое, как и у многих австрийцев и немцев этой эпохи, оказалось выгодно похоронено. Все это сказано не к тому, что фашистское прошлое обязательно должно превратить вас в чудовище. Нынешний папа римский, Бенедикт XVI, был записан в гитлерюгенд в 1939 году, несмотря на ярое неприятие фашизма, который противоречил его католической вере. Но к Фрицлю, который, как и подавляющее большинство австрийцев, был католиком, это не относится. Конфликт между фашизмом и католицизмом мало беспокоил и самого Гитлера – он никогда не отказывался от своей веры.
Фрицль и сам допускает, что на него оказала влияние политика того времени. Свой тайный подвал он называл рейхом и открыто признавал, что вобрал в себя железную дисциплину, необходимую для ведения двойной жизни, из детства, проведенного рядом с фашистами.
«Я всегда придавал дисциплине и примерному поведению особое значение, – сказал он. – Я не отрицаю. Мое поведение проистекало из моего поколения. Я принадлежу к старой школе. Я вырос во времена фашизма, что означало дисциплину и самоконтроль. Я согласен, что это в той или иной степени сказалось на мне».
И хотя его характер мог сформироваться под влиянием того, что он рос под фашистским гитлеровским режимом, это ни в коей мере не оправдывает его – в равной степени как и тех, кто творил зверства в то время от имени Гитлера.
Четыре дня спустя после дня рождения Гитлера в Вену вступила Красная армия, за чем последовали несколько дней кровопролитных рукопашных боев. На следующий месяц советские танки въехали в Амштеттен. Красная армия оставалась в Австрии до 1955 года.
И хотя Австрию миновала суровая программа денацификации, коснувшаяся Германии, Фрицль не мог не понимать позора поражения своей страны в послевоенную эпоху. На школьной фотографии 1951 года стоит угрюмый шестнадцатилетний подросток, сердито глядящий в объектив. Тем не менее окружающие отзывались о нем как об очень смышленом и изобретательном мальчике. Он хорошо учился и всегда примерно себя вел. За это нужно было отдать должное его матери.
«Моя мать была сильной женщиной; она научила меня дисциплине и сдержанности и ценности тяжелого труда, – рассказал Фрицль. – Она отдала меня в хорошую школу, чтобы я мог овладеть хорошим ремеслом, и сама работала на износ, на очень тяжелой работе, чтобы мы могли держаться на плаву».
Розе Фрицль с сыном пришлось пережить непростые времена. В послевоенной Австрии было мало еды, и прошли годы, прежде чем экономика страны смогла восстановиться. Его мать была самим отражением эпохи. «Когда я говорю, что она была сурова со мной, я имею в виду, что она была сурова ровно настолько, насколько было необходимо, – добавил Фрицль. – Она была лучшей женщиной в мире. Я думаю, вы вполне можете назвать меня главным мужчиной в ее жизни. Дома она была главной, а я был единственным мужчиной в доме».
Есть предположение, что было что-то нездоровое в их отношениях. «Слухи о том, что у нас с матерью была сексуальная связь, – полнейшая чушь, – ответил Фрицль. – Она была приличной женщиной, очень приличной. Я любил ее безмерно. Я совершенно и всецело благоговел перед ней. Но это не означает, что нас связывало что-то еще. Ничего подобного никогда не было и не могло быть».
Однако же, когда его спросили, не было ли у него когда-нибудь сексуальных фантазий о его матери, он ответил: «Да, вероятно. Но я был сильным, таким же сильным, как и моя мама, и поэтому смог преодолеть свое влечение».
