И они тоже поверили в ложь о бегстве Элизабет в сектантскую общину. «Никто и не представлял, что скрывалось за этим на самом деле, – говорит Герльбауэр. – Йозеф казался нормальным отцом и примерным семьянином. Он всегда трудился на работе или дома, где, кстати, никогда не возникало никаких проблем. Он был общительным, отзывчивым, открытым, и его любили соседи. Мы верили, что Элизабет сбежала и уже не вернется, – все верили. Мы не сомневались в этом даже тогда, когда возникал кто-то из ее детей и его принимали в семью».

Семья была совершенно не готова к страшным открытиям. «Мы были шокированы его поступком, – сказал Герльбауэр. – Это был не тот человек, которого мы знали».

Но все они переживали за Элизабет: «Нет слов, чтобы описать те душевные муки и боль, через которые она прошла. Это ужасное испытание выше всяких слов. Это просто что-то невозможное».

Семья старалась держаться подальше от публики. После разоблачения преступления, совершенного по отношению к ее сестре, жена Герльбауэра оставила их дом в Трауне. Тем временем на коттедже младшей сестры Элизабет Габриэль в Амштеттене, где она жила со своим мужем Юргеном Хельмом, появился знак: «Reporter nicht erwunscht» – «Репортерам просьба не беспокоить». Похожие знаки стали появляться и на других домах Амштеттена, поскольку австрийский городок пытался противостоять неутолимой жажде журналистов до подробностей одного из самых выдающихся и шокирующих преступлений за всю историю страны.

Казалось, обнаружив, что происходило у нее в доме, никто не был удивлен больше, чем Розмари Фрицль, – некоторые до сих пор уверены, что она знала обо всем с самого начала. Она находилась на отдыхе, когда страшная правда открылась миру.

«Розмари не было дома, когда Керстин вывели на улицу и отвезли в больницу, – сказал семейный адвокат Кристоф Хербст. – Она каждый год уезжала на неделю в Италию отдохнуть».

Фрицль, казалось, намеренно ждал, пока уедет его жена, чтобы вывести Керстин из подвала, хотя состояние ребенка стремительно ухудшалось. Ее отсутствие было подтверждено присланной из Италии в Амштеттен открыткой уже после того, как миру стали известны кошмары подвала. На ней был изображен идиллический пейзаж с озером на севере Италии, а в строку «кому» было вписано: «Семье Фрицлей».

Розмари писала: «Дорогие мои! Мой отпуск проходит замечательно. Хотя я каждый день сильно занята, просто мгновенно засыпаю, когда падаю в кровать. Я скоро буду дома. Люблю, мама».

Как всегда, Розмари путешествовала в одиночестве, оставив детей на попечение их любящего отца. Она находилась в блаженном неведении о драме, разворачивающейся в стенах ее дома. Но как бы то ни было, она не могла не быть в курсе событий вечно.

«Как только она услышала о Керстин, она немедленно вернулась», – рассказал Хербст.

По иронии судьбы открытка изображала маленький скалистый островок Исола Белла в озере Маггиоре, где в семнадцатом веке одним местным аристократом был построен дворец. Легенда гласит, что его домашние дамы просили его построить на острове, в стороне от его замка на материке, новое палаццо, где им не пришлось бы слушать стоны заключенных, доносящиеся из темниц.

Фрицль воспользовался отсутствием своей жены, чтобы увезти находящуюся в критическом состоянии Керстин из бункера. Считают, что после того, как ей оказали бы помощь в больнице, он хотел увезти ее обратно в дом – в подвал – еще до возвращения Розмари, но общественность, взбудораженная обращением доктора Райтера на телевидении, разрушила эти его планы.

Слухи о невероятных событиях в жизни Фрицлей вскоре достигли Розмари в Италии, и она срочно вернулась домой. Если бы Фрицль не ждал так долго, пока уедет жена, и действовал быстрее, Керстин могла бы уберечься от множественного отказа органов, угрожавшего ее жизни. Когда Керстин доставили в больницу, ее состояние было критическим. Организм никак не реагировал на лечение, и прогнозы были неутешительными. «Девушка страдает от полиорганной недостаточности, – объяснял представитель больницы Моствиртеля. – Это, несомненно, означает, что ее шансы на выживание очень невысоки».

Тогда прокуроры заявили, что будут добиваться обвинения 73-летнего Фрицля в убийстве, если Керстин не поправится. «Если девушка не выживет, мы откроем дело по обвинению его в преступном бездействии», – сообщили в полиции.

Пока Керстин оставалась под опекой доктора Райтера в амштеттенской больнице, Элизабет и двоих ее сыновей из подвала, Стефана и Феликса, отправили в психиатрическую клинику Мауэр Ландесклиникум в Амштеттене, где их взял под свой контроль доктор Кепплингер, глава отделения нейропсихиатрии больницы. Тесты ДНК вскоре подтвердили рассказ Элизабет и признание Фрицля, что дети, несомненно, были зачаты от ее собственного отца.

Записи в клинике гласят, что Элизабет была на удивление крепкой. По словам психологов, она одна из тех «непробиваемых» людей, которые могут быть подвержены нечеловеческим испытаниям и каким-то чудом выйти из них без видимых повреждений. Этот феномен хорошо известен в психиатрии. Жизни некоторых людей не могут разрушить стресс и посттравматические нарушения. Они способны отделиться от кошмаров, которые наваливаются на них, становясь как будто бы наблюдателями своего собственного страдания. В своей темнице Элизабет ни от кого не получала поддержки в этом страдании – в клинике на ее стороне оказалась команда профессиональной поддержки и люди, небезразличные к ее судьбе. «Надеюсь, у Элизабет Фрицль хватит сил, чтобы спасти свою семью, – сказал доктор Шпигель. – И соединить вместе две половинки, которые ее отец развел по разным мирам, и даже справиться с подозрением, что ее мать Розмари или кто-нибудь другой из ее семьи мог знать обо всем с самого начала. Кто, если не Элизабет, сможет подняться над этой пропастью?»

Для Стефана и Феликса весь мир за окном был чужим. Поначалу их пугал шелест листьев, машины на дорогах, синий цвет неба. Они никогда не видели ничего подобного. Их восхищала луна, и они изумленно смотрели на нее, «открыв рты от восторга». Но вскоре старший инспектор Ец начал замечать перемену в поведении пятилетнего Феликса, по мере того как тот стал привыкать к солнечному свету. «Солнце восхищало его еще больше луны», – говорил Ец. Феликс подносил ладонь к глазам, а потом убирал ее, словно не веря в то, что видел. Потом, осознав, что он не может смотреть прямо на солнце, он остался стоять, прикрывая лицо рукой.

В самом начале Элизабет и мальчикам приходилось носить солнечные очки и втирать солнцезащитный крем, поскольку их кожа совсем не могла переносить солнце. «Когда солнечный луч попал в глаза Феликсу, он пронзительно вскрикнул», – вспоминал Ец.

Врачи считали, что попытка побороть проблемы со здоровьем семьи, вызванные инцестом, изоляцией и недостатком медицинского ухода в бункере, – серьезная и беспрецедентная задача. Проведя всю свою жизнь в подземном полумраке, братьям придется пройти через годы интенсивной терапии, прежде чем они получат надежду вести хотя бы отчасти нормальное существование. Жизнь под землей настолько травмировала их, что врачи оборудовали для них палату без окон, похожую на бункер, где они выросли, чтобы дети могли укрыться в ней, когда странный новый мир вокруг покажется им чересчур пугающим.

В клинике было включено приглушенное освещение, чтобы мальчики постепенно могли привыкать к обычному свету. Хотя Элизабет раньше спокойно воспринимала солнечный свет, после 24 лет темноты она не могла смотреть на него, и врачам приходилось закрывать окна, чтобы сильный свет не подорвал и без того хрупкое здоровье их пациентов.

«Им нужно развивать восприимчивость к солнечному свету, а также чувство пространственной ориентации», – сказал доктор Кепплингер.

Пока Стефана и Феликса не вывели из их укрытия, ни один, ни другой никогда не видели предметов на расстоянии. Но эту проблему могло решить время. Им также предстояло узнать о многих бытовых вещах: обо всем, начиная от телефонов и машин и заканчивая компьютерами, деревьями и воздухом. Феликс по- прежнему проявлял любопытство к разнообразным звонкам на мобильных телефонах.

Были и другие вещи, к которым нужно было привыкать. Хотя дети знали, что наверху у них есть брат и сестры, не совсем понятно, какое значение они этому придавали. С самого рождения запертые в подвале, они не вполне могли ухватить суть этого понятия – «наверху» – как и любого понятия вне замкнутой клетки без окон. Всей правды об их ужасном положении мать им никогда не говорила. Наоборот, она сочинила для них сказочный мир, наполняя их головы невиданными приключениями принцев и принцесс. Единственным соприкосновением детей с чем-то, отдаленно связанным с реальностью, были сюжетные коллизии героев из дневных сериалов.