Лицо Борова покраснело и приобрело цвет облицовочного кирпича.

Да вы что! За кого вы меня принимаете? Мы все собственными глазами видели ее до того, как она попала в его руки. Он подписал платежное поручение, и вы сами должны были это видеть.

Да, но сейчас мы документально доказать этого не можем. А исчезнуть никуда эта чертова бумажка, если даже он ее и подменил, не могла. Можете мне поверить — я профессионал. Все выглядит так, как будто первой платежки просто не было.

Боров начал бить себя кулаком в грудь и клясться именем мамы и президента банка, что все было так, как он говорит. Между банкирами вспыхнула перебранка. Стусь, загораживая телом Пеленгасова, пытался успокоить обоих. Затем Боров махнул рукой и выпалил:

Черт бы вас побрал, Пеленгасов! Зачем вы втравили меня в эту грязную историю? Все, мое терпение лопнуло. Выметайтесь из моего банка! Уезжайте к себе в Харьков, разбирайтесь там.

Подполковник повернулся к Пеленгасову.

Ну что, Борис Михайлович, у меня нет оснований задерживать Крымова. Мы и так превысили свои полномочия. Я его отпускаю. Была ли первая платежка или нет, у меня на руках документ, по которому платеж должен быть осуществлен только через месяц. Криминала в этом нет… Но учтите, он что-то там писал насчет материального ущерба.

Пеленгасов злобно дернулся:

Да какой там ущерб! Деньги у меня. Он не потерял ни копейки. Черта с два я выплачу ему штрафные санкции! Пусть забирает свои вонючие деньги из моего банка в понедельник и уметается вон. Жаль, не удалось его прищучить. Куда же он дел платежку, гад?

Бог с ним, Борюся, — Вика злобно зыркнула на Остапа. — Он опять вывернулся. На то он и маэстро. Поехали домой, дорогой.

Бросив на Остапа ненавидящий взгляд, Пеленгасов шумно вышел из комнаты, изо всех сил хлопнув дверью. Стусь, не глядя на Крымова, сообщил ему, что тот свободен, после чего длинно и витиевато выругался, вспомнив и чью-то маму, и Пеленгасова, и Крымова, и современную политическую ситуацию в стране. Остап подбодрил его одной из своих пословиц: сделал дело, к прокурору неси смело.

Когда Остап и Нильский вышли из парадной двери банка «Восток», был уже час ночи. Компаньоны оказались один на один с чужим промозглым городом. Ночь мерзкой сырой тряпкой упала на плохо освещенные улицы. Лил дождь. Транспорт не ходил, вертолеты не летали. Компаньоны на такси отправились в ближайшую гостиницу. Называлась она «Пищевик» и смело тянула на ползвездочки.

Да, наши отели звезд с неба не хватают, — сокрушенно заметил Остап, оглядывая незамысловатый обшарпанный интерьер холла. — Вы представляете, до чего мы дожились, если уже пищевики так уронили свое лицо. Раньше таким убранством мог похвастать только «Дом колхозника». — Крымов заказал номер для двух миллионеров и через пять минут компаньоны, получив прохладную комнату с сырым постельным бельем и тусклой репродукцией картины «Утро стрелецкой казни», спали, как убитые.

Жора сидел около окна. Весь остаток пятницы и начало субботы он без перерыва на обед просидел в конторе в ожидании Крымова и Нильского. Билеты на поезд в Москву пропали, Вика куда-то исчезла. К вечеру пришла Сашенька и заняла наблюдательный пост рядом с завхозом. Солнце уже начало клониться к закату. Сашенька, бросив печальный взгляд на пустынную улицу, вздохнула:

А наших все нет. Может, случилось что-то?

Ну зачем сразу предполагать самое худшее? — недовольно поморщился Жора.

— Может, просто вертолет разбился.

Не успел он закончить фразу, как к подъезду подкатило такси и из машины вылез Крымов, разминая затекшие ноги энергичными приседаниями, напоминающими гопак. Увидев в окне радостные физиономии своих сотрудников, он весело махнул рукой, давая команду уходить из конторы и садиться в авто. На президента было больно смотреть. С синяками под глазами, как будто вернувшийся с разборки стенка на стенку, похудевший на пять килограммов, Нильский был совсем плох. Брызгая слюной, Сан Саныч, которого уже отпустило вчерашнее нехорошее анальное чувство, размахивая руками и закатывая глаза, рассказывал все перипетии прошедшего дня. Из рассказа Нильского Жора только понял, что компаньонам еле удалось унести ноги из капкана, приготовленного Пеленгасовым. Вика оказалась предателем, и это лишний раз укрепило в Жоре мнение, что верить нельзя никому, а в нетрезвом виде и себе самому.

Вечером Остап собрал оставшихся соратников и разлил всем по сто пятьдесят граммов коньяка.

Начну со скорбных вестей, — сказал он, склонив голову. — Вчера мы потеряли одного нашего товарища. Я имею в виду Вику.

У, сука! — не выдержал Жора и сплюнул.

Но поскольку товарищ оказался врагом, будем считать, что мы потеряли только женщину. А женщину найти легче, чем товарища. Как говорится, если женщина не ангел, дьявол ее не попутает. Поэтому не будем сожалеть и даже пить за это. А выпьем давайте за полное осуществление наших планов.

Какое же полное? — буркнул Жора. — Хорошо, хоть ноги унесли.

И все же выпьем, — хитро улыбнулся Остап, — утро вечера мудренее. Глупо плясать под чужую дудку, не рассчитывая со временем стать ее хозяином.

Нильский залпом выпил коньяк и, не закусывая, перекрестился.

Ух! Даже вспомнить страшно. А Вика — конченая дрянь.

Мудрая улыбка мелькнула на губах Остапа.

Зачем высказываться так резко о вечных истинах? Каждый сам за себя — закон современных джунглей. Послушайте, какая мысль пришла мне в голову по дороге в Харьков:

Нильский налил себе еще полстакана и предложил тост за свободу как величайшую человеческую ценность. Затем пили за Сашеньку, за Даниловну, за президента Украины, за здоровье Нанайцева, купившего всей своей братве бесплатные сотовики, и так далее. Последний тост Макс предложил за Барона, пошел чокаться с ним и уже не вернулся, уснув в будке.

Когда усталые и нетрезвые комбинаторы расходились ко сну, Нильский хлопнул себя по лбу и закричал.

Послушайте, маэстро, а что же все-таки произошло с платежкой? Я ничего так и не понял. Куда она подевалась?

Остап улыбнулся.

Все очень просто, президент. Платежка действительно была выписана на сегодняшнюю пятницу, и эта дата еще с четверга засела в мозгу у Борова и Пеленгасова. Я специально оставил ее не подписанной мною, чтобы иметь возможность потом заменить. Когда мы входили в «Восток», у меня уже была подготовлена вторая платежка с другой датой. Оставалось заменить ее, что я и сделал. К тому же, ваши заячьи прыжки по столам настолько отвлекли всеобщее внимание, что ни Боров, ни подполковник не удосужились просмотреть бумагу еще раз.

Нильский зааплодировал, а Жора разразился лошадиным смехом.

Да, еще, Сан Саныч, я хочу принести извинения за то, что накрутил вас тогда в банке до состояния истерики. Мне нужно было полное ваше вдохновение в изображении застигнутого мошенника. Это позволило мне усыпить бдительность десятка глаз, наблюдавших за мной, и отвлечь внимание после замены платежки. К тому же я немного перестраховался. Я знал, что Пеленгасов следит за мной, но, помимо известных мне вариантов, могли быть и запасные, ведь он мог тоже подстраховаться. В этой жизни уже не знаешь, кому и верить.

Прощаю, прощаю, маэстро, это же бизнес. Я все понимаю, — сказал Нильский, — но мне не ясно все- таки, как вы догадались, что это ловушка, и нужно менять платежное поручение?

Я знал это еще в апреле, когда прибыл в этот город.

Не понял, — озадаченно выговорил Жора и уставился на Крымова.

Все было распланировано уже давно. Главное, надо было заработать начальный капитал. Уже под это я заключал контракт и выходил на Пеленгасова, — ответил устало Крымов.

Но какой в этом толк? — пожал плечами Нильский. — Я потерял за вчерашний день десять лет жизни, а все мы потеряли пятьдесят тысяч как минимум. В чем же ваш апрельский расчет?

Остап усталой и доброй улыбкой прервал тираду Нильского.