Настольный календарь
Редко когда возле телефона не лежит календарь с записями на ближайшие дни. Лежал такой еженедельник и на столе у Владимира Владимировича в Гендриковом переулке. После 14 апреля он продолжал служить Лиле Юрьевне до конца года и потом с архивом был сдан в музей, ибо там были записи, сделанные для памяти еще Владимиром Владимировичем:
—
—
—
—
—
Жизнь продолжалась, и рукой ЛЮ, каждое первое число месяца написано: «Эля, Аннушка». Это значило — не забыть послать деньги Эльзе в Париж (тогда еще конвертируемые червонцы) и заплатить жалованье домработнице Аннушке. Смотрим дальше:
—
—
Бытовые дела перемежаются с делами издательскими:
—
—
И так годами.
Некоторые ее календари последующих лет сданы в архив, другие затерялись в хаосе войны, что-то уцелело в бумагах…
Бертолъд Брехт и Елена Вайгель
В поездках роль календаря-памятки играли записные книжки. В феврале 1933 года, когда ЛЮ была с Примаковым в Берлине, написано: «Завтра в час дня в «Кранцле- ре» встречаюсь с Брехтом. Пойду одна, Виталий занят».
Хотя ЛЮ бывала в Берлине и раньше, с Брехтом она познакомилась только теперь. Они вместе ездили смотреть новые индустриальные районы Берлина, ЛЮ интересовали всяческие новшества и в полиграфии, и в рекламе, о которых ее просил писать ему Осип Максимович. В конторе «Совэкспортфильма» была копия «Стеклянного глаза», и Брехт захотел ее посмотреть. Он пришел на просмотр с Эрнстом Бушем. Втроем они фантазировали насчет фильма, где Брехт хотел, чтобы Буш пел зонги на стихи Маяковского, но дальше разговоров дело не пошло — не нашли денег. Обычное дело.
«Уже после войны, — рассказывала ЛЮ, — когда театр приезжал в Москву, ко мне несколько раз приходила Елена Вайгель, его жена, актриса. Это была острая, умная и очень некрасивая женщина, но с ней было интересно разговаривать и она многое знала. Очень увлекалась Фрейдом (мы все через это прошли в десятых годах), называла его Зигмундом, будто он ее родственник, и цитировала на память целые абзацы. Я не поверила и достала с полки его том, она моментально нашла это место, и все оказалось точно. Я была посрамлена, мы смеялись, а она сказала: «Жаль, что не заключили пари. Я бы выиграла!» Типично по- немецки.
Несколько раз я их приглашала с Эрнстом Бушем. Он как актер мне нравился больше, чем певец, хотя зонги его любила. Несколько песен он пел на стихи Маяковского, но переводы не всюду были точны, я пару мест ему исправила, и он мне потом прислал пластинку, где он поет уже исправленные слова.
Я их расспрашивала о Валеске Герт, но они ничего вразумительного не могли сказать. Это была знаменитая в двадцатых годах танцовщица и певица, красавица с талантливым телом. Она могла все — и классику, и эстрадную эксцентрику. На нее ставили специально ревю, и она произвела сенсацию тем, что пела один номер, окруженная почему-то стадом дрессированных шимпанзе. Мы водили компанию с нею и Эйзенштейном. Его пригласили поставить с Валеской феерию в стиле начала века, на сцене и экране одновременно — как я сейчас понимаю, это была бы «Латерна магика», но тогда она еще не была придумана. Ее богатый любовник хотел выписать костюмы и шляпы из Парижа, музыку заказать Равелю, а декорацию Руо — все, как задумал Эйзенштейн, но он внезапно разорился, и вся затея лопнула. Валеска, вопреки ожиданиям, не бросила его, а какое-то время он жил на ее деньги, пока его дела не поправились, но не настолько, чтобы финансировать затею Эйзенштейна. Она была презабавная, очень остроумная, и с ней всегда было весело, даже тогда, когда все было плохо. У меня есть фотография — мы с Эйзеном и она в Москве. В 1928 году она приезжала на гастроли.
Я потом ее видела у Феллини в «Джульетте и духи». Жуткую какую-то бабу несут в ванной, а она показывает язык. Лучше бы я этого не смотрела, и она осталась бы в моем воспоминании красавицей».
Виктор Шкловский
Из календаря 1940 года: «От Шкловского завтра привезут книгу о Володе».
У Лили Юрьевны была привычка — литературоведческие сочинения, воспоминания, некоторые статьи она читала с карандашом в руках, делая заметки на полях, исправляя, не соглашаясь, полемизируя и уличая. Особенно много помет она делала в книгах Перцова, Катаева, Шкловского.
Вот, к примеру, книга Виктора Шкловского «О Маяковском», «Советский писатель», 1940.
Авторская надпись: «Л.Ю.Б.! О.М.Б.! Жизнь моя прошла рядом с вашей жизнью. Много мы видели вместе. Многое я узнал от Брика, не имеющего желаний. Пытался писать справедливо.
Виктор Шкловский 9 мая 1940».
Привожу в скобках лишь некоторые пометы ЛЮ:
стр. 49 — «Ося Брик не писал и литературу презирал» (??!!)
стр. 64 — «Символистов он не любил. (?!)…написал какую-то книгу, под названием, кажется (?), «Пустыня и лепестки».
стр. 77 — «Мимо Корнея Чуковского прошел Блок, и Белый, и Горький… Он понял по-своему Маяковского и так его смял, так пересказал, чтобы публика не забеспокоилась». (?!)
стр. 79 — «Брик строил на рояле театр не менее метра в кубе и автомобиль из карт. Постройкой восхищалась Лиля Брик». (Не только я!)
стр. 81 — «…Большая картина — масло под стеклом, работы Бориса Григорьева — хозяйка дома лежит в платье. Плохая картина. Лиля ее потом продала». (Хорошая картина. Без стекла и в другой квартире.)
стр. 86 — «Л.Брик Маяковского остригла, велела ему помыться, переодела. Он начал носить тяжелую палку». (Начал носить раньше. Всегда был чистоплотен.)
