Зоя. Здравствуйте, Ксения Петровна.
Бабушка. Здравствуй, попрыгунья.
Зоя. Знаете новость?
Бабушка. Какую?
Зоя. К вам гость приехал.
Бабушка. Кто такой?
Зоя. Гвардии ефрейтор Девяткин. Прямо с фронта.
Бабушка
Федя. Никак нет.
Зоя. Это мой… гость.
Федя. Гвардии ефрейтор Солнцев.
Зоя. Друг и приятель вашего Девяткина.
Бабушка. Вот как? Очень приятно. А где же Василий Иванович?
Федя. Вася Девяткин, что ли? Василий Иванович Девяткин, видите ли, пошел в военторг за покупочками. Через полчасика появится.
Бабушка. Что же вы на улице стоите? Милости просим к нам. Чайку попить.
Федя. Покорно благодарю.
Бабушка. Ужасно мне не терпится увидеть Василия Ивановича.
Федя. Ему тоже не терпится.
Бабушка. Он мне такие ласковые письма с фронта писал. Как же, как же, Вася Девяткин! Говорят, он покушать любит. А мне, знаете, такие люди очень нравятся, которые с аппетитом. Я люблю, чтоб у меня в доме гости ели.
Федя. За это не беспокойтесь. Все подметет.
Бабушка. Как же, как же! Мне много про него рассказывали. И про все рассказывали. Про весь ваш танковый экипаж.
Федя. Кто же это вам все рассказывал?
Бабушка. Некто гвардии сержант Купавин.
Федя. Андрюша Купавин?
Бабушка. Совершенно верно.
Федя. Он тут, в Щеглах?
Бабушка. Да, в здешнем госпитале. Ему ногу ампутировали.
Федя. Что вы говорите?! Вот беда!.. А мы и не знали. Как же так? Надо сейчас же… Где этот госпиталь?
Зоя. Я как раз в нем работаю. Отсюда два шага.
Федя. Проводите?
Зоя. Разумеется.
Федя
Бабушка. Только непременно к нам возвращайтесь. Будем чай пить. В садике, под сиренью. И Андрея зовите. Он у нас частый гость.
Федя. Слушаюсь.
Зоя. Возьми меня под руку.
Федя. Есть.
Бабушка
Даша
Бабушка. Нет.
Даша. И не приходил?
Бабушка. И не приходил.
Даша. Тогда я не понимаю… Бабушка, по-моему, с Андреем что-то случилось.
Бабушка. Бог с тобой!
Даша. Оказывается, вчера, рано утром, потихоньку, ничего мне не сказав, он выписался из госпиталя, взял вещи и ушел. Куда — неизвестно.
Бабушка. Мало ли куда.
Даша. Ему некуда.
Бабушка. Не беспокойся. Явится. Придет.
Даша. Бабушка! Я чувствую — не придет. Больше никогда не придет.
Бабушка. Что ты, что ты! У вас, может быть, вышло что-нибудь? Поссорились?
Даша. Нет, ничего.
Бабушка. Может быть, у тебя какое-нибудь неловкое слово вырвалось… про ногу его?
Даша. Бабушка! Как вы можете?!
Бабушка. Тогда что же?
Даша. Не знаю.
Бабушка. Не знаешь? Точно?
Даша. Мне кажется, что в последнее время он сильно ко мне изменился. Третьего дня мы гуляли с ним в городском саду. Андрюша с непривычки устал. Мы сели на лавочку. Сидим рядышком, смотрим на Волгу. А Волга внизу течет, такая широкая, медленная, красивая. И большое белое облако в ней отражается. И будто струйки воды от этого облака по кусочку отрывают и уносят. И вдруг мне так жалко стало Андрюшу — прямо душа разрывается. Я положила ему руку на плечо, как всегда, и говорю: «Андрюшечка, дружочек мой милый!» А он вдруг взял мою руку, снял с плеча и так спокойно, не торопясь положил на скамейку. «Не надо, говорит, Даша. Хорошенького понемножку. Поиграли — и будет». И губы прикусил. А у самого глаза холодные, далекие, и куда-то мимо меня смотрят, за Волгу. Разлюбил он меня, бабушка.
Вы идите, бабушка. Я здесь постою. Мне одной побыть надо.
Бабушка. И то правда. Побудь одна. Может, он и подойдет.
Даша. Не пойму я его. Будто любит. И будто не любит.
Вася. Вы гражданочка Ложкина?
Даша. Да.
Вася. Гвардии ефрейтор Девяткин.
Даша
Вася. Так точно. Ну как, подходящий?