— Забавно: всегда думал, что получу пулю во время погони на шоссе или в темном переулке.
— Увы, счастье стороной обошло.
— Насколько плохи дела?
— У тебя металлический осколок в легком. Тебе больно?
— А ты как думаешь?
Питт с трудом поднялся и зашел Стоуксу за спину.
— Потерпи, сейчас я тебя вытащу отсюда.
За десять минут он выбил заклинившую дверцу, вынес Стоукса из кабины и бережно уложил на мягкую землю. Мужественный «конник» лишь однажды издал слабый стон. Обретя покой, он закрыл глаза.
Питт слегка шлепнул его:
— Не омрачай мне жизнь, приятель. Ты мне нужен, чтобы указать дорогу к деревне Мейсона Бродмура.
Стоукс приоткрыл глаза, дрожа ресницами.
— Вертолет Дорсетта, — проговорил он, мешая слова с кашлем. — Что стало с негодяями?
Питт ухмыльнулся:
— На барбекю пошли.
21
Нести Стоукса на спине было нельзя — это могло вызвать у него внутреннее кровотечение. Питт разыскал две лесины, обвязал их лямками для крепления грузов, обнаруженными среди обломков самолета, укрепил на лесинах брезент, найденный там же, и соорудил хомут. Привязав Стоукса к волокуше, Питт, как конь, потащил его через лес. Час сменялся часом, наступила ночь, а он упрямо пробирался на север, сверяясь по компасу, который вынул из приборной доски гидроплана. Он научился использовать части разбитого самолета, когда несколько лет назад потерпел крушение в Сахаре.
Примерно через каждые десять минут Питт спрашивал у Стоукса:
— Ты от меня не ушел?
— Пока нет, — отвечал слабый голос.
Завидев воду, Питт остановился.
— Передо мной какой-то поток, бегущий на запад.
— Это Волчий ручей. Перебирайся на ту сторону и держи путь на северо-запад.
— Далеко до деревни Бродмура?
— Два, может, три километра, — прохрипел Стоукс.
— Не молчи, говори со мной, слышишь?
— Ты настырный, как моя жена.
— А ты женат?
— Десять лет. Мощная женщина одарила меня пятью детьми.
Питт поправил хомут, врезавшийся ему в грудь, и перетащил Стоукса через ручей. Пройдя с километр по мелколесью, он набрел на звериную тропу. Едва заметная дорожка облегчила труды вдоволь намаявшегося Питта.
Дважды ему казалось, что тропинка пропала, но, продолжая двигаться взятым курсом, он снова выходил на нее. Хотя подмораживало, Питт истекал потом. Он не позволял себе передышки. Стоукс должен был выжить, чтобы встретиться с женой и пятью ребятишками, а потому нужно идти, идти, идти да еще разговаривать с беднягой.
Стоукс прошептал что-то. Питт, приостановившись, повернул голову:
— Хочешь, чтоб я остановился?
— Запах… Чувствуешь?
— Запах чего?
— Дыма.
Питт глубоко вдохнул и уловил горьковатый аромат. Надежда подбодрила его, и он энергичнее зашагал дальше. Вскоре до его слуха донесся визг бензопилы. Запах горящего дерева усилился.
Солнце встало, но серые тучи помешали ему разгуляться. Заморосило. Питт выбрался на опушку леса. Взору предстало селеньице из бревенчатых домиков, покрытых гофрированным железом. Из кирпичных труб струились дымки. Поднатужившись из последних сил, Питт приволок Стоукса в деревню. Женщина, развешивавшая белье на веревке, заметила Питта и, указывая на него, с криком обратилась к сельчанам. Толпа из десятка человек бросилась к Питту. Он, вконец вымотанный, упал на колени. Мужчина с длинными прямыми черными волосами и округлым лицом склонился над ним и обхватил за плечи.
— Теперь с вами все хорошо, — заботливо произнес он и подал знак трем товарищам: — Несите его в дом племени.
Питт взглянул на мужчину:
— Вы, случайно, не Мейсон Бродмур?
Угольно-черные глаза посмотрели на него с любопытством.
— Ну да, я и есть.
— Дружище, — сказал Питт, заваливаясь ноющим телом на мягкую землю, — до чего же я рад вас видеть.
Питта разбудил детский смешок. При всей усталости главный специалист по экстремальным ситуациям проспал лишь четыре часа. Открыв глаза, он посмотрел на девочку, широко улыбаясь. Та бросилась из комнаты и стала громко звать мать.
Он лежал на медвежьих шкурах в уютной комнате с печуркой, излучавшей волшебное тепло. Потягиваясь, он вспомнил, как Бродмур посреди глухой индейской деревеньки названивал по его спутниковому телефону, вызывая вертолет «скорой помощи» для отправки Стоукса в больницу на материк.
Потом Питт взял телефон и связался с полицейским отделением, где служил Стоукс. Стоило ему произнести имя раненого «конника», как его тут же соединили с инспектором Пендлтоном, и тот подробно расспросил Питта о событиях минувшего утра. Питт завершил беседу, объяснив Пендлтону, как добраться до места крушения гидроплана, и предложил направить туда несколько человек, чтобы извлечь фотокамеры из поплавков.
«Если уцелели при ударе», — добавил он.
«Скорая помощь» прилетела еще до того, как Питт доел рыбную похлебку, которую навязала ему жена Бродмура. Два санитара с врачом осмотрели Стоукса и заверили Питта, что у «конника» есть все шансы выздороветь. Только после того как самолет-амфибия поднялся в воздух, Питт воспользовался семейным ложем Бродмуров и уснул мертвым сном.
Жена Бродмура появилась из гостиной, игравшей одновременно роль кухни. Женщина, исполненная достоинства, полноватая, но подвижная, Ирма Бродмур окинула Питта кофейным взглядом и произнесла с улыбкой:
— Как себя чувствуете, мистер Питт? А я думала, вы не раньше чем завтра проснетесь.
Питт, убедившись, что на нем присутствуют брюки и рубашка, откинул одеяло и спустил босые ноги на пол.
— Извините, что выжил вас с мужем с постели.
Ирма закатилась звонким мелодичным смехом:
— Сейчас только-только за полдень перевалило. Мы так рано не ложимся в кровать.
— У меня нет слов выразить, как я признателен вам за гостеприимство.
— Вы, должно быть, проголодались. Миски рыбной похлебки мало для такого большого мужчины, как вы. Чего бы хотели отведать?
— Банки бобов более чем достаточно.
