разбушевавшуюся стихию.
Целую вечность плот нехотя продирался сквозь бурлящую массу пены. Когда ему удалось подняться на поверхность, те, кого не унесло в море, принялись хватать ртом воздух и откашливать соленую воду.
Капитан оглядел плот и ужаснулся. Всю кучу провизии будто корова языком слизала. Однако ужаснее было другое. Ящики, перед тем как сгинуть в пучине, проредили и ряды осужденных. Некому было ответить на жалобные крики о помощи. Одичавшее море пресекло любые попытки к спасению. Уцелевшим осталось только оплакивать погибших товарищей.
Шторм бушевал всю ночь, нанося людям болезненные удары, окатывая их сверху донизу. К утру море начало успокаиваться, шквалистый ветер сменился легким южным бризом, но расслабиться никому не пришло в голову. Нужно было бдительно следить, как бы море не огрызнулось напоследок и не смыло оставшихся в живых за борт.
Когда Скагсу наконец-то удалось твердо встать на ноги и полностью оценить ущерб, причиненный стихией, он с трудом оправился от потрясения. Алчное море поглотило все бочонки с пресной водой. А вот и еще одно бедствие: на мачтах — жалкие обрывки парусины.
Капитан приказал Рамси и Шеппарду сосчитать пропавших. Таковых оказалось двадцать семь.
Лейтенант Шеппард печально качал головой, оглядывая обитателей плота:
— Бедняги! Они похожи на утопших крыс.
Скагс приказал команде набрать в парусиновые обрывки воды.
— И быстро, не то ливень прекратится.
— Нам больше не в чем хранить воду, — мрачно сообщил Рамси. — И потом, если обрывки пойдут на плошки, то из чего паруса шить?
— Когда каждый напьется, мы восстановим паруса и продолжим двигаться в направлении ост-зюйд- ост.
Едва на плоту зашевелилась жизнь, Дорсетт выпутался из мачтовых вант и, обняв Бетси за плечи, заботливо спросил:
— Детка, с вами все в порядке?
Она глянула на него сквозь длинные пряди волос:
— Я ни за что не отправлюсь на королевский бал, как облезлая кошка. Пусть меня промочило до костей, но я рада, что жива.
— Плохая выдалась ночь, — сурово выговорил он, — и боюсь, она не последняя.
Как только Дорсетт развязал Бетси, тучи разошлись и солнце напомнило о себе палящими лучами. Без навеса, сорванного бешеным натиском ветра и волн, люди оказались во власти дневной жары. А вскоре начались муки голода и жажды. Крохотные кусочки пищи, найденные в щелях между досками, были мгновенно съедены. Так же быстро исчезла и дождевая вода, собранная в полотняные обрывки.
Когда паруса были восстановлены, выяснилось, что от них мало толку. Если ветер дул сзади, то плот худо-бедно поддавался управлению. Однако попытки изменить курс приводили лишь к тому, что он разворачивался к ветру широкой стороной.
Невозможность задавать плоту нужное направление раздражала Скагса. Во время шторма он спас драгоценные навигационные приборы, крепко прижав их к груди, и теперь определил, где находится плот.
— Хоть немного ближе к суше, капитан? — спросил Рамси.
— Боюсь, что нет, — мрачно ответил Скагс. — В настоящий момент мы дальше от Новой Зеландии, чем были два дня назад.
— В Южном полушарии в самый разгар лета без пресной воды мы долго не протянем.
Скагс указал на пару острых плавников, резавших воду невдалеке от плота:
— Если за четыре дня нас не подберет какое-нибудь судно, мистер Рамси, то акулам обеспечен шикарный банкет.
Хищницам долго ждать не пришлось. На второй день после шторма тела тех, кто умер от ранений, полученных во время морского буйства, спустили в воду, и они тут же исчезли в круговерти кровавой пены. Одна из рыбин оказалась особенно агрессивной. В ней Скагс признал большую белую акулу, настоящую мясорубку, наводившую страх на мореплавателей. По прикидкам капитана, она была длиной двадцать два — двадцать четыре фута.
Между тем кошмар только начинался. Дорсетт был первым, у кого возникло дурное предчувствие.
— Что-то они замышляют, — сказал он Бетси. — Не нравится мне, как они на женщин пялятся.
— Вы это про что? — спросила она, едва шевеля запекшимися губами. Лицо она прикрывала изорванным шарфом, но голые руки и ноги уже успели сгореть на солнце и покрыться волдырями.
— Вон видите ту грязную группку контрабандистов на корме плота? Верховодит у них Джейк Хаггинс, уэльсский головорез. Он скорее тебе кишки выпустит, чем скажет, который теперь час. Готов спорить, что они затевают бунт.
Бетси обвела рассеянным взглядом распростертые тела.
— С чего это им вздумалось?
— Вот я и хочу выяснить, — бросил Дорсетт и стал лавировать между осужденными, слонявшимися без дела по влажной палубе, равнодушными к происходящему вокруг и страдающими от палящей жажды.
Дорсетт передвигался неуклюже, дивясь на свои суставы, которые словно заржавели за то время, когда все телодвижения свелись к тому, чтобы крепко держаться за веревки. Он был одним из немногих, кто осмелился приблизиться к заговорщикам и силой проложить себе путь среди прихвостней Хагтинса. Впрочем, те не очень-то обратили на него внимание, занятые перешептыванием и поглядыванием на Шеппарда и пехотинцев.
— Дорсетт, какого черта ты тут вынюхиваешь? — проворчал Хаггинс.
У главаря контрабандистов были короткие ноги, широкие плечи, грудь как бочка, длинные спутанные волосы, будто песком пересыпанные, чудовищно огромный расплющенный нос и громадная пасть с редкими почерневшими остатками зубов. Этот набор придавал ему вид злобный и отталкивающий.
— Я так полагал, вам пригодится славный малый, который поможет прибрать плот к рукам.
— На мертвечину потянуло, захотелось пожить подольше — так, что ли?
— Что-то я не вижу мертвечины, которая продлила бы наши страдания, — безразлично произнес Дорсетт.
Хаггинс осклабился, обнажив гнилые зубы:
— Бабы, дурак ты эдакий.
— Мы тут все загибаемся от жажды и адской жары, а тебя похоть одолела?
— Ты полный придурок, даром что знаменитый разбойник, — презрительно обронил Хаггинс. — Мы наших курочек не потоптать хотим. Смысл в том, чтобы порезать их и полакомиться нежным мясом. А Задиру Скагса, матросов и солдат можно приберечь на крайний случай.
Дорсетт подумал, что Хаггинс отвратительно шутит. Однако злоба, огнем горевшая в глубине глаз головореза, его омерзительный оскал подтвердили намерение поживиться человечинкой весьма серьезно. У Дорсетта все внутри заныло от ужаса и омерзения. Слава богу, актер он был превосходный, а потому лишь безучастно пожал плечами:
— К чему такая спешка? Я слышал, нас спасут до завтрашнего утра.
— Жди! — хмыкнул Хаггинс. — Тут в ближайшее время никакой посудины, никакого островка на горизонте не покажется. — Он помолчал, помертвев лицом, на котором оставили отметины все пороки человеческие. — Так ты с нами, разбойник?
— Мне нечего терять, если я к вам примкну, Джейк, — беспечно сказал Дорсетт. — Только, чур, высокая блондинка моя. А с остальными можете делать что хотите.
— Вижу, она тебе по вкусу пришлась, но мои ребята и я в доле, и в равной доле. Я дам ее тебе первому. А после того как управишься, поделю на всех.
— Вполне справедливо, — согласился Дорсетт. — Когда начинаем?
— Через час после того, как стемнеет. Я подам сигнал, и мы все набросимся на солдатиков. Когда вооружимся, проблем со Скагсом и его командой не будет.
— Я пригрел местечко у передней мачты, так что беру на себя солдата, который сторожит