Питт ненавидел сдаваться, но продолжать было бесполезно. Время вышло. Даже если они найдут поезд в ближайшие несколько часов, вряд ли команда подъема сможет откопать нужный вагон и найти договор до обращения президента к парламенту.

— Ладно, — сказал Питт. — Готовься принять нас. Мы закругляемся.

Джиордино стоял на мостике и кивком головы показывал на темные тучи, сгущающиеся над кораблем.

— Этот проект был обречен с самого начала, — мрачно бубнил он. — Будто у нас и так мало проблем, теперь еще и погода.

— Кому-то там в вышине мы не нравимся, — сказал Чейз, указывая на небо.

— Ты обвиняешь Господа, варвар?

— Нет, — ответил Чейз с торжественным видом. — Призрак.

Питт повернулся к нему.

— Призрак?

— Объект, витающий здесь повсюду, который никто не хочет даже упомянуть, — сказал Чейз. — Никому не нравится соглашаться с тем, что видел его.

— Отвечай только за себя, — улыбнулся Джиордино. — Мне довелось только слышать о нем.

— Его свет был ярче адского огня, когда он несся по старой насыпи к мосту прошлой ночью. Луч света освещал половину восточной береговой линии. Не понимаю, как вы пропустили это.

— Подожди, — прервал Питт. — Ты говоришь о поезде-призраке?

Джиордино уставился на него.

— Ты знаешь?

— А разве все не знают? — спросил Питт с напускной серьезностью. — Все только и говорят, что призрак обреченного поезда все еще стремится пройти по мосту Дьювилль-Гудзон на другой берег.

— Ты не веришь этому? — осторожно спросил Чейз.

— Верю, что что-то существует на старом железнодорожном полотне, проходит по полотну с пыхтением по ночам. На самом деле это чертовски близко от меня.

— Когда?

— Месяца два назад, когда приезжал сюда, чтобы осмотреть место.

Джиордино отрицательно покачал головой.

— По меньшей мере, не стоит приближаться к этому сомнительному месту в одиночку.

— Как часто призрак досаждал тебе?

Джиордино посмотрел на Чейза, ища поддержки.

— Три раза.

— Ты говоришь, что иногда по ночам слышишь шум, но не видишь огней?

— Два первых явления сопровождались шипением пара и ревом локомотива, — объяснил Чейз. — На третий раз мы увидели всё по полной программе. Лязг сопровождался ослепительным светом.

— Я тоже видел свет, — медленно сказал Питт. — Каковы были погодные условия?

Чайз задумался на мгновенье.

— Как помнится, было ясно, но стало чернее смолы, когда появился свет.

— Правильно, — добавил Джиордино. — Один только шум слышен в лунные ночи.

— Вот перед нами и схема, — сказал Питт. — Во время его появления передо мной луны не было.

— Все эти разговоры о призраках нисколько не приближают нас к решению задачи, — вежливо сказал Джиордино. — Думаю, что нам пора вернуться к реальности и найти способ добраться до поезда в течение следующих, — он заколебался и посмотрел на свои часы, — семидесяти четырех часов.

— А у меня другое предложение, — сказал Питт.

— Какое?

— Послать всё к черту.

Джиордино взглянул на него, готовый улыбнуться этой шутке. Но Питт не шутил.

— Что ты собираешься сказать президенту?

На лице Питта появился странный, отчужденный взгляд.

— Президенту? — туманно повторил он. — Я собираюсь сказать ему, что мы ловим рыбку в мутной воде, тратя неимоверное количество времени и денег в поисках иллюзии.

— К чему ты клонишь?

— К «Манхеттен лимитед», — ответил Питт. — Его нет на дне реки Гудзон. И никогда там не было.

На заходящее солнце внезапно набежали тучи. Небо потемнело, стало угрожающим. Питт и Джиордино стояли на старом железнодорожном полотне, прислушиваясь к глухим раскатам грома приближающейся грозы. Затем небо озарили вспышки молнии, прогремел гром и пошел дождь.

Ветер промчался по деревьям с демоническим завыванием. Насыщенный парами воздух, заряженный электричеством, стал тяжелым и удушливым. Вскоре свет померк, исчезли все краски, осталась только сплошная темень, пронзаемая краткими вспышками. Потоки дождя, гонимые порывами ветра, горизонтальными полосами били в лицо.

Питт плотнее застегнул воротник плаща, ссутулил плечи, словно прячась от бури, и пристально уставился в ночную тьму.

— Почему ты уверен, что он появится? — перекрикивая грозу, спросил Джиордино.

— Условия точно такие же, как в ночь исчезновения поезда, — прокричал в ответ Питт. — Ставлю на призрака, обладающего мелодраматическим чувством времени.

— Я даю ему еще один час, — сказал совершенно несчастный Чейз. — А потом отправлюсь обратно на судно, чтобы принять глоток «Джека Даниэлса».

Питт жестом позвал их следовать за собой.

— Пошли, прогуляемся по железной дороге.

Чейз и Джиордино неохотно последовали за ним. Молнии сверкали почти без перерыва, а с берега само судно «Де Сото» казалось серым призраком. Над рекой на мгновенье блеснула огромная молния, и корабль превратился в темные очертания. Единственным признаком жизни был белый свет на мачте, вызывающе яркий наперекор ливню.

Пройдя около полмили, Питт остановился и наклонил голову, словно прислушиваясь.

— Кажется, я что-то слышу.

Джиордино приложил руки, сложив их чашечкой, к ушам. Подождал, пока замрет последний раскат грома, прокатившись по холмах. Теперь он тоже услышал печальное завывание свистка поезда.

— Ты вызывал его, — сказал Чейз. — Он прибыл точно по расписанию.

Никто не произносил ни слова в течение нескольких секунд, пока становился всё громче и громче приближающийся звук. Затем услышали звон колокола и пыхтенье паровоза, выпускающего пар. Следующий раскат грома заглушил все звуки. Позднее Чейз клялся, что он почувствовал, как остановился ход времени.

В этот момент на повороте вспыхнул свет, освещая их, его лучи были жутко искажены дождем. Так они и стояли, глядя друг на друга, освещенные желтым светом.

Они пристально смотрели вперед, не веря тому, что видят, но точно зная, что это не было игрой их воображения. Джиордино повернулся, чтобы что-то сказать Питту, и пришел в полное недоумение, увидев, что тот улыбается, глядя на расширяющееся сияние.

— Не двигаться, — сказал Питт с невероятным спокойствием. — Повернитесь, закройте глаза и сверху прикройте их еще руками, чтобы не ослепнуть от ярчайшего света.

Интуиция подсказывала им, что нужно поступить совершенно наоборот. Стремление к самосохранению преобладало над осознанными чувствами и велело бежать или, по меньшей мере, броситься на землю и лежать. Слова Питта были единственным, что удерживало их.