прощающей улыбке. А может быть, то сбежали дождевые капли, скопившиеся в уголках рта, навсегда отвердевшего в бронзе…

Дождь не унимался. Гроза ушла, но сильные порывы ветра накатывали крупную волну, когда Артем Иванович вышел на берег водохранилища. Следовало бы, верно, дождаться утра, но Артем Иванович уже не в силах был одолеть тревогу, которая, как набат, дубасила его по сердцу. Он отправился на лодочную станцию. Сторож окликнул его.

— Махонин тут? — прокричал Артем сквозь ветер.

Из темноты сразу показалась фигура сторожа. Старик подошел к Незабудному. Далекая молния осветила его. Сна у старика не было ни в одном глазу.

— Это вы, Артем Иванович? — сказал сторож и доверительно сообщил: — А Вячеслава-то забрали. Вот уже с полчаса как забрали. Приехали на машине, и будь здоров. Какая такая причина следствия — непонятно.

— Слушай, дед, дай лодку!

— Это зачем же такое? Что вы, Артем Иваныч! Куда это вы собрались?

— Потом объясню, дед. Мне в школу тут нужно. Срочно. Связи нет, а ждать не приходится.

— Да как же вы в такую волну?

— Не твоя забота.

— Как — не моя забота? — возмутился сторож. — А чья же тогда? Кто тут смотреть приставлен? Такой разговор у нас не пойдет. Уж коли так срочно понадобилось, давай, Артем Иваныч, я сам переправлю. Сидайте в лодку. Громадить можете? Садитесь на первую банку.

Артем Иванович взгромоздился на первую скамью тяжелой рыбачьей лодки, валко качнувшейся под грузом его тела, поплевал на свои широкие ладони, взялся за весла. Лодочник сел на вторую скамью. Старики дружно навалились. Лодка круто взмыла на встречную волну.

Впереди смутно виднелись контуры школьного здания на островке. Огней в окнах не было.

— Ну что же, полагаю, что расписки в получении информации ждать долго не придется. Мы о ней услышим весьма скоро.

— Но вы уверены, что это… э-м… сработает? — Информация? Уверен.

— Да нет, я имею в виду… м-м… операцию «Могила! гладиатора», как таковую.

— О, можете не сомневаться. Натяжное действие. Об- щая детонация. А там все на живую нитку. Немедленный; эффект. Полная гарантия.

— А время? М-м… ведь столько лет.

— Да, около двенадцати. Но изоляция надежная и как удачно, что именно в районе дамбы.

— Да. На редкость счастливое совпадение, что именно там… э-э… сосредоточено. Итак, будем ждать…

— Недолго, смею вас заверить.

— М-м…

— Так. Значит, в угадайку будем играть, дурака валять? Или по-хорошему? Махан молчал.

— Значит, не желаешь, чтобы с тобой по-хорошему?

— А как это — по-хорошему? — уныло поинтересовался Махан.

— Вот ты всю жизнь норовишь не по-хорошему, сколько мне известно про тебя. Попробуй разок по- хорошему. Авось и понравится.

— Все одно, до конца хорошим не будешь.

— А ты хоть наполовину попробуй. Лиха беда начало.

— А с чего попробовать?

— Вот, скажем, с того начни, что попробуй и расскажи, о чем тебе Вертоухий рассказывал.

— Ничего он мне не рассказывал. Я его и в глаза не видел, Вертоухого вашего.

— Нет, вижу, не хочешь ты и попробовать по-хорошему. А вот нам известно, что вчера виделся ты с Верто-ухим.

— А что же, если и виделся? Он амнистированный. Что же, я права не имею?

— Да нет, сделай одолжение. Только вот интересно, что он тебе насчет золота сообщал?

— Ничего он не сообщал.

— Вот странно. Что ж, он врет все, значит, Верто-ухий? А он, понимаешь, показал, что с тобой виделся, обо всем договорился. Видно, он если не наполовину, то хоть на осьмушку хорошим становится. А ты все на своем держишься — на старом, на плохом.

— Ничего я не знаю, — упорствовал Махан. — У Вер-тоухого и спрашивайте, если он для вас такой хороший да умный.

— Да вот мы думали, умный и ты, а на поверку-то ты дурень, оказывается.

— Ну и пускай! — буркнул Махан.

— Да это верно. Мало ли дурней на свете! Ну одним меньше станет, от того урону мало.

— Это почему же так — одним меньше? — насторожился Махан.

— Ну как же! Коли все это случится, как рванет взрывчатка, так тебя уж, милый, если и уцелеешь, не помилуют. Раз ты все знал да таился.

— Какая такая еще взрывчатка?!

— Слушай, брось-ка ты прикидываться! Сообщил тебе Вертоухий, в каком месте взрывчатка заложена?

— Да какая взрывчатка? — Потное лицо Махана стало серым. — Никакой там взрывчатки! Золотишко там, цацки всякие, ценности…

— Ага! Значит, про цацки это ты слышал. Ну вот, теперь уже начинаешь, я вижу, за ум браться. Да только все-таки еще дурень. Поверил, как пижон, что золото. А там мины заложены. Понял? Фашисты, когда уходили, там взрывчатку зарыли, мины, бомбы, гранаты.

Махан с ужасом уставился на говорившего.

— Ты отвечай, не тяни. Время дорого. Знает еще кто-нибудь про то дело? Ты ведь сам тут мальчишкой околачивался при оккупации. Слышал ведь, чай, что гитлеровцы те мины зарыли, а потом всех тех расстреляли, кто зарывал, чтобы не выдали место. Вот мы тут сидим, а если ты кому-нибудь еще сообщил… Вертоухий-то тебя за подставку взял. Сам смылся. Его, правда, взяли уже, да он темнит. Ему что! Он далеко отсюда. А тебя вот он тут на погибель оставил. Мы с тобой каждую минуту на воздух взлететь можем к черту на рога. И полгорода не будет. Это твоя дурная голова соображает?

И вдруг Махан завыл противно, бабьим голосом, кинулся к дверям, но ударился головой о косяк, сполз на пол.

— Ой, скорей, скорей! Начальник, они сегодня… в школе!.. Я им сказал… Ой, скорей!..

Это было очень беспокойное дежурство для Сени Грачика.