нашем лагере, но на самом деле из груди вырвался лишь жалкий хрип. И в следующий миг чьи-то сильные руки осторожно подхватили меня, не давая завалиться на землю. Борн. Он крепко держал меня, и выглядел немного растерянным.
Я скосила глаза на Халая. Он с величайшей осторожность перевязывал раны Барса лоскутами собственной рубашки. Я испуганно сглотнула, ощущая, как пересохло у меня в горле. О великие боги, а если этот ужас повторится?! Халай бросил пронзительно-тревожный взгляд в мою сторону и постарался действовать еще осторожнее.
Борн, убедившись, что я уже сама в состоянии удержаться в вертикальном положении и отпустив меня, наконец, присел на корточки рядом с горцем. Принялся с любопытством рассматривать раненого Барса.
— Как вы узнали, что ему нужна помощь госпожа?
— Я чувствую его боль.
В очередном взгляде горца мелькнуло что-то… уважение? И еще большая тревога. Халай кажется, понял что, вынимая стрелы, причинил боль и мне. Вернее больше мне, поскольку Маркус в тот момент находился без сознания и вряд ли что-либо чувствовал.
— Ничего я уже в порядке. — Стараюсь успокоить Халая. — Только, наверное, надо поскорее обработать раны. Он так долго тут лежит, а вдруг заражение крови уже началось?… — Мне самой стало страшно от этой мысли. Я поспешила вновь обнять Маркуса. Боже, а если это, в самом деле, так? Ели он лежит тут уже двое суток изранены в перепачканный в чужой крови, а если арбалетные болты были смазаны ядом? Убийцы нередко так поступают. Какой ужас!..
— Я схожу в лагерь и принесу все необходимое. — Сказал горец.
— Только забери с собой госпожу. — Добавил Борн.
— Нет! — Тут же возразила я твердо. — Не сдвинусь с места, пока он не придет в себя или… не умрет.
— Ото'о Ша не так легко убить Кхели. — Ободряюще улыбнулся мне Халай, скрываясь в темноте. Кхели… странное слово, но, по-моему, красивое. Так называли меня агррами, не знаю, что оно означает. Потом спрошу у Маркус… О боги, только бы он не умер!
Я прижалась к нему щекой, от облегчения начав всхлипывать даже громче.
— Боги как же я испугалась! Я уже думала, что потеряла тебя.
— Хорошо, я не буду плакать. — Пообещала я. — Ты только потерпи, сейчас вернется Халай, и мы тебе поможем. Обязательно поможем.
— Только Борн, он тут рядом.
Очень может быть, что со стороны я выглядела как умалишенная, разговаривая, сама с собой. Судя по лицу Борна, он примерно так и подумал. Да ну и пусть. Какая, в сущности, мне сейчас разница? Важно лишь одно — чтоб Маркус выжил, чтобы остался со мной. И ради этого я готова выглядеть хоть в конец ополоумевшей в глазах окружающих. Потому что… потому что я люблю его! И пусть нам на самом деле не суждено быть вместе, как бы все не обернулось. Да я это знаю! И трезво оцениваю свои шансы на счастливую семейную жизнь со своим любимым. Этих шансов практически нет. Однако я люблю его и не переживу если он умрет…
Вернулся Халай со всем необходимым, не забыв прихватить даже запасные факелы. Он тут же без промедления принялся обрабатывать раны Маркуса, которые были поистине ужасны. Я с содроганием следила, за тем как горец промывает, а затем чем-то смазывает и перевязывает раны. И вздрагивала каждый раз от его прикосновений, словно это были мои раны. Халай конечно был предельно осторожен, и вряд ли Барс, провалившийся вновь в забытье, чувствовал боль, но я-то чувствовала. Наконец Халай закончил свою работу. Весь перевязанный зверь выглядел очень замученным, и у меня сердце кровью обливалось от жалости. Мы переместили его на подготовленный заранее лежак из веток и толстого плаща Халая, и я уложила голову Барса себе на колени, всей душой надеясь, что он сейчас очнется.
Борн и Халай убрали уж начавшие попахивать трупы, оттащили в недалекий овражек и завалили камнями. Разожгли маленький костерок, тщательно следя за тем, чтоб он не дымил. Оба не сговариваясь, сели спинами к огню зорко вглядываясь в ночную темноту и не выпуская оружия из рук.
Время шло, утекало сквозь пальцы, а Маркус все ни как не приходил в сознание.
— Нам нужно возвращаться в лагерь госпожа. — Наконец заговорил Борн. — Если кто-то обнаружит ваше исчезновение, начнется страшный переполох.
— Нет. — Решительно отрезала я. — Еще раз повторяю: ни куда я отсюда не уйду. К тому же если моего отсутствия до сих пор не заметили, до утра не стоит волноваться. Ведь не станет же кто-то среди ночи заглядывать в мою палатку, чтоб убедится, что я не пропала.
— Но к утру придется вернуться. — Заметил Халай. — А я останусь здесь.
— Посмотрим. — Неопределенно ответила я, не желая в данный момент пререкаться. Моя рука совершенно неосознанно ворошила мягкую шерсть Барса… И вдруг он открыл глаза. Не передать какое облегчение я в этот момент испытала.
— Как ты себя чувствуешь? — Глупый вопрос конечно, но мне показалось, глаза Маркуса сверкнули иронией.
— Куда уж хуже? Ты же еле живой!
— Фу гадость, какая! — Сначала я хотела рассердиться, но потом поняла, что он специально шутит. — Лучше бы сказал, что у тебя девять жизней как у кошки.
— Я смотрю, что умирать ты уже не собираешься.
Я почувствовала, с каким трудом дается ему этот разговор, однако, судя по всему, Маркус нереально быстро идет на поправку. Раз шутит, значит, точно не умрет. Я невольно улыбнулась.
Халай осторожно коснулся моего плеча.
— Ну, как?
— Лучше чем можно было ожидать.
Услышав это, горец вздохнул с явным облегчением и, подумав немного, спросил что-то на своем языке.
Я постаралась воспроизвести ответ Маркуса как можно точнее. Хочу заметить, что задачка оказалась не из простых. Во-первых, в языке агррами если хоть в одном слове не правильно поставишь ударение, его смысл кардинально меняется, а то и всей фразы. Во-вторых, я абсолютно не поняла что сказала. Халай, однако, все понял и окончательно успокоился. Хотя не знаю, не рано ли. Ведь Барс все-таки серьезно ранен.
Спустя несколько минут мы задумались на одной довольно серьезной проблемной: что делать дальше?
— Наверное, его надо перенести в наш лагерь. — Немного неуверенно предложила я. Я не могла сказать, что это однозначно хорошая идея. И Халай тут же это подтвердил.
— Нельзя. — Сказал он отрывисто с сильным акцентом. — Это может навредить Ото'о Ша. И лучше, чтоб об этом ни кто не знал.