Жены пэров, с которыми Тару познакомили отец и бабушка, все уши ей прожужжали об этом из ряда вон выходящем мероприятии.
– Это будет самое грандиозное зрелище, какое когда-либо видела Шотландия! – восторженно восклицала графиня Элгинская.
– Если уж оно оставит его величество равнодушным, значит, его ничем не удивить, – вторила маркиза Куинсберри.
– Уверяю вас, его величество с нетерпением ждет этого бала, – поспешил успокоить их граф. Оставшись с Тарой наедине, он заметил:
– А уж как я его жду, дорогая! Ведь в этот вечер у тебя будет возможность поговорить с королем, и я представлю тебя всем моим друзьям. Я очень горжусь своей дочерью.
– Вы так добры ко мне, отец!
Граф, обняв Тару, притянул ее к себе и поцеловал.
– Я бесконечно счастлив, что нашел тебя. Ты ведь тоже рада, что мы теперь вместе, правда?
– Я даже передать не могу, что это для меня значит. – У Тары дрогнул голос. – Я привыкла придумывать себе разные истории про своего отца, ко то, что он такой важный и знатный господин, мне и присниться не могло.
Граф, расхохотавшись, снова поцеловал ее.
– Ты забываешь, что ты теперь герцогиня Аркрейджская, следовательно, и сама особа весьма почтенная.
По лицу Тары пробежала тень.
– Молю Бога, чтобы жизнь у тебя сложилась счастливо, моя хорошая, – тихо добавил он. – Мне всегда нравился Герон, еще когда он был мальчишкой. У него масса достоинств. Он прирожденный предводитель и вождь клана, и Маккрейги по праву гордятся им.
Он помолчал.
– Но, по-моему, герцог пока не знает, что такое любовь.
– Вот и мистер Фалкирк говорит, что герцог никогда по-настоящему не был влюблен, – согласилась Тара.
– Думаю, это действительно так, – ответил граф. – Но никогда не поверю, что можно долго находиться под одной крышей с тобой, дорогая моя доченька, и не влюбиться.
Может, Тара и усомнилась бы в его словах, если бы она сама не замечала, сколько молодых людей вьется вокруг нее, следуя по пятам и расточая цветистые комплименты.
Тара быстро научилась распознавать восхищенный блеск в их глазах, он давал ей такую уверенность в себе, какой она никогда прежде не испытывала.
Но, возвращаясь домой, раскрасневшаяся, с сияющими глазами, глядя на себя в зеркало, Тара внезапно вспоминала суровый взгляд мужа.
И ей было страшно: что ждет ее впереди?
Вечером накануне бала Тара рано отправилась к себе. После ванны с мягкой торфяной водой, пахнувшей цветами, служанки нарядили ее в роскошное платье, подаренное отцом специально для этого бала.
Оно было серебристо-белое, поскольку белый цвет, по мнению графа, выгодно подчеркивал цвет волос дочери.
Казалось, вокруг нее струится лунный свет, и Тара в который раз пожалела, что герцог ее не видит.
Ей очень шла новая прическа.
– Вы должны отрастить волосы подлиннее, ваша светлость, – заметил парикмахер. – Не представляю, зачем вы позволили, чтобы их так коротко остригли.
И ворчливо добавил:
– Но все равно они великолепны. Держу пари, красивее вашей светлости на балу никого не сыщется.
– Спасибо, – улыбнулась Тара. Когда парикмахер вышел, она взглянула на украшения, лежавшие на туалетном столике.
Их одолжила Таре бабушка. (Сама графиня по торжественным случаям носила тиару.)
Хотя Тара уже надевала обруч, когда ее представляли королю, за неимением ничего другого приходилось снова им воспользоваться.
Взяв обруч в руки, Тара попросила служанок помочь надеть его. В этот момент в дверь постучали. Тара еще не успела ничего ответить, как кто-то, не дожидаясь приглашения, вошел в комнату.
Решив, что это отец, Тара не оборачиваясь проговорила:
– Я уже готова, папа.
Но, увидев отражение в зеркале, так и застыла. У нее мелькнула мысль, что это наваждение. Тара резко обернулась – за спиной стоял герцог.
– Ваша… светлость!
Герцог не ответил, и она, бросившись к нему, быстро заговорила, запинаясь на каждом слове:
