Проснулась она поздно, и первой ее мыслью было: что сказала бы мама, если бы узнала, что она до полудня нежится в постели? Она позвонила горничной, которая принесла чашку шоколада.

— Его светлость уже ушли? — поинтересовалась Люсинда.

Неизвестно почему у нее возникла уверенность, что он оставил ей записку. События последней ночи сблизили их, и она надеялась, что ему, может быть, захочется отправиться с ней на прогулку.

— Мне кажется, его светлость уехал в Рейнлаф, — ответила горничная.

Со вздохом Люсинда подошла к письменному столу, заваленному грудой приглашений. Ее приглашали в ассамблеи, на приемы, костюмированные балы, на чай, завтраки и обеды — на столе лежали десятки белых пригласительных билетов от хозяек самых модных салонов.

— Ну и неразбериха! — воскликнула Люсинда.

— Прошу прощения, ваша светлость, — сказала горничная. — Я забыла сообщить вам, что секретарь его светлости передал вам список, в котором все ваши визиты расписаны по дням.

— Это мне очень поможет, — заметила Люсинда.

Она взяла протянутый горничной список, написанный четким, разборчивым почерком секретаря.

Ей показалось, что дел слишком много, а у нее не было ни малейшего желания вообще что-либо делать.

— Никак не решу, с чего начать, — сказала она, нетерпеливо бросая список на стол. — Поеду-ка я к мадам Бертен. Велите передать Кингсклеру, что прежде, чем подадут экипаж, я хочу осмотреть лошадей… и моего ослика, пока его не отправили в имение.

Кингсклер нашел ослику пристанище у одного своего престарелого родственника, за небольшую плату присматривавшего за животными, хозяева которых хотели дать им возможность спокойно дожить свой век. Люсинду уверили, что ослику там будет хорошо и ему обеспечат необходимый уход.

При этих мыслях Люсинда улыбнулась, и страх одиночества перестал мучить ее. У нее всегда будут лошади. Наверное, Кингсклер уже отыскал какую-нибудь новую кобылу или жеребца для ее прогулок верхом, а может, это будет новая пара для ее фаэтона, который изготовили в мастерских Сен-Джеймского дворца.

«Я трачу кучу денег», — виновато подумала Люсинда, прибавив к своим расходам стоимость подарков, отправленных в Хертфордшир для Эстер, отца и матери и, конечно же, для Ната.

Но тут она вспомнила свой первый визит к мадам Бертен и те шесть платьев для леди Деверо! Она фыркнула и презрительно пожала плечами.

Люсинда направилась в конюшню. Спускаясь по лестнице, она увидела, что к ней направляется лакей с подносом, на котором лежало письмо.

— Только что принесли для вашей светлости.

Ожидая, что это еще одно приглашение, Люсинда отнеслась к письму с полным безразличием. Но, к ее удивлению, письмо оказалось надушенным очень странными духами, а в обратном адресе значилась Хаф- Мун-стрит. Вот что прочла Люсинда:

«Миледи, если вы беспокоитесь о своем муже и желаете ему доброго здоровья, умоляю вас встретиться со мной немедленно, так как мне надо сообщить вам что-то особенно важное.

Не рассказывайте никому о письме, иначе вы оба можете оказаться в опасности».

Почерк был ужасным, письмо изобиловало ошибками, но никакого сомнения не вызывала стоящая в конце подпись: Хуанита да Рива.

Люсинда дважды перечитала письмо.

— Кто его принес? — спросила она у лакея.

— Какой-то слуга, миледи, но он не стал дожидаться ответа.

— Спасибо, — сказала Люсинда.

Она сунула письмо в висевший на руке ридикюль.

— Скажите, что экипаж мне сейчас не понадобится, — сказала она, — я пойду прогуляюсь.

— Вы желаете, чтобы вас кто-либо сопровождал, миледи?

— Нет, я пойду одна.

Люсинда вышла на залитую солнечным светом улицу и направилась к расположенной неподалеку Хаф- Мун-стрит. Она чувствовала, что лорд Меридан не одобрил бы ее поступка, но, если ему угрожала опасность, она должна была узнать, в чем дело! «Что ему может угрожать? — думала она. — И кто?»

Ей было известно, что это беспрецедентный случай — любовница мужчины пишет письмо его жене.

А то, что жена отправлялась на встречу с любовницей мужа, было вообще немыслимо. И все-таки подобные условности не волновали Люсинду. Если Себастьян действительно в опасности, она должна сделать все возможное, чтобы предупредить его.

На всем пути до Хаф-Мун-стрит Люсинда остановилась только раз, чтобы бросить монетку в маленькую красную шапочку, которую держала в лапках обезьянка шарманщика.

Люсинда дернула за шнурок звонка. Ее провели в маленькую, довольно скромную прихожую, и она поднялась по лестнице в гостиную Хуаниты да Рива.

Как и ожидалось, весь дом был выдержан в чрезмерно пышном испанском стиле. Но цветы, которые украшали комнату и являлись данью восхищения талантом танцовщицы, были прекрасны.

Сама Хуанита в платье, отделанном темно-зелеными лентами, с небольшим ожерельем из неограненных изумрудов и с огненно-рыжими волосами, ниспадавшими на плечи, оказалась даже более красивой, чем Люсинда могла предположить. Хуанита была полна жизненной энергии, каждое ее движение приковывало внимание. Огромные глаза и чувственные губы дополняли красоту так же, как и низкий музыкальный голос.

— Итак, вы пришел, мадам! — с удивлением воскликнула она, рассматривая появившуюся в дверях Люсинду.

— Вы не ожидали, что я приду? — спросила Люсинда.

— Нет! Нет! Я был уверен, что вы не отказать, — ответила Хуанита. — Прошу садиться, пожалуйста.

Люсинда опустилась на обитый дорогой парчой диван. Интересно, подумала она, платил ли Себастьян за всю слишком вычурную мебель, загромождавшую комнату.

— Мадам, вы не такой — как бы говорить, не такой, как я представить вас, — нахмурившись, произнесла Хуанита.