подумала, что Хьюги, по крайней мере, не придется извиняться перед гостями за предложенное им угощение, особенно если учесть, что все пришлось готовить на скорую руку.

Она почти все время молчала, вступая в разговор только тогда, когда кто-нибудь из присутствующих обращался непосредственно к ней, и чувствовала в глубине души признательность небесам, когда трое мужчин, увлекшись беседой друг с другом, по-видимому, совершенно забывали о ее присутствии.

Она едва отваживалась взглянуть на лорда Чарда после того замешательства, в которое он поверг ее, спросив напрямик, когда они остались вдвоем в гостиной, почему она так испугана. Теперь-то она понимала, что чувство облегчения от их первого знакомства было всего лишь иллюзией. Он был и оставался их противником, и его внешнее обаяние, так же как и неизвестно откуда взявшееся ощущение, что она уже не сможет испытывать к нему ту же безотчетную ненависть, что и до его прибытия, делало его еще более опасным.

Призвав на помощь всю свою находчивость, ей удалось скрыть приступ страха, вызванный его неожиданным вопросом.

— Испугана, милорд? — еле выговорила она, пытаясь изобразить простодушное удивление, хотя сердце в ее груди бешено колотилось. — Я вовсе не испугана, просто очень взволнована приездом вашей светлости.

Для нас большая честь, что вы удостоили нас своим присутствием, в то время как в вашем распоряжении так много других замков, гораздо более просторных и удобных, чем наш. Но я боюсь, что мы едва ли готовы принимать у себя столь изысканное общество.

— Уверяю вас, я совсем не стремлюсь к роскоши, — ответил лорд Чард.

— Конечно, это меня несколько успокаивает, — произнесла Леона, стараясь держаться с достоинством, что вызвало чуть заметную улыбку на губах лорда Чарда.

— Неужели вы одна содержите весь этот огромный дом? — поинтересовался он. — Мне кажется, вы слишком молоды, чтобы нести на своих плечах столь тяжкий груз.

— Кроме меня, больше некому, — отозвалась Леона, — Моя мама умерла десять лет назад, когда я была еще ребенком, и я вела хозяйство в замке, пока был жив отец, а теперь я помогаю Хьюго в управлении имением, пока он не женился.

— И вы не чувствуете себя здесь одинокой?

— Отчего же? — возразила Леона. — Ведь это мой родной дом.

— И к тому же, позволю себе заметить, отсюда открывается изумительный вид. — Лорд Чард подошел к окну и бросил взгляд на море, сверкавшее изумрудными и сапфировыми искорками в свете заходящего солнца.

Замок приютился недалеко от обрыва, у основания которого протекала небольшая речка и виднелись соломенные крыши сельских домиков. Возвышаясь над местностью, здание, однако, было надежно скрыто от посторонних глаз вершиной близлежащего холма и густыми кронами деревьев, обступавших его со всех сторон. Очевидно, в ветреную, ненастную погоду здесь было довольно холодно, но зато тихими летними вечерами не было картины прекраснее, чем бескрайние просторы меловых холмов Суссекса, синева Ла- Манша и, с северной стороны уступа, зеленеющие поля и извилистая дорога, сбегающая вниз, к деревне.

— Изумительный вид! — повторил лорд Чард, пристально вглядываясь в горизонт, и внутренний голос безошибочно подсказал Леоне, о чем он подумал в это мгновение.

— Вам не приходилось раньше посещать Суссекс, милорд?

— Да, разумеется, я неоднократно бывал здесь, — ответил он. — Моя сестра живет недалеко отсюда. Ее поместье Клантонбери находится в нескольких милях от Сифорда.

— Значит, ваша сестра — герцогиня Клантонбери?

Леона особенно выделила последние слова. Лорд Чард кивнул.

— Я много слышала о ее красоте, — сказала Леона. — Вы часто навещаете ее?

— Когда она дома, что случается редко, — он улыбнулся. — Она предпочитает Сент-Джеймс и блеск светской жизни в Лондоне.

По огоньку, вспыхнувшему в его глазах, она поняла, что он намеренно предварил вопрос, который готов был сорваться с ее уст, — а именно: почему он все-таки решил остановиться в Ракли-Касл, а не у своей сестры в Клантонбери.

Леона отошла от него обеспокоенная, взяла вышивание с кресла и убрала его в покрытую инкрустацией шкатулку красного дерева, прежде принадлежавшую ее матери.

Он не отводил глаз от грациозной, изящной линии ее шеи в том месте, откуда начинали расти волосы, мягкие и золотистые, словно пух новорожденного цыпленка. Он ловил каждое движение ее нежных, чуть заостренных пальчиков, каждый взмах длинных изогнутых ресниц, бросавших глубокие тени на ее бледные щеки.

— Вы когда-нибудь были в Лондоне, мисс Ракли? — спросил он неожиданно.

Леона покачала головой.

— Нет, — ответила она, — и не думаю, что мне хотелось бы поехать туда. Мне больше нравится наш укромный уголок, где вокруг все так тихо и спокойно.

— Вы в этом уверены?

Казалось, этот вопрос сильно удивил ее. Она, приподнявшись, оказалась с ним лицом к лицу, глаза ее расширились.

— В чем, милорд? — переспросила она.

— В том, что здесь на самом деле так тихо и спокойно, — произнес лорд Чард.

Леона судорожно вздохнула. Его предостерегающий взгляд пронзил ее, словно острие кинжала. «Итак, он знает! Он знает!»— промелькнула у нее мысль, и, прежде чем она смогла заговорить, прежде чем успела подобрать слова для ответа, в комнату вошел Николас Уэстон, и она воспользовалась удобным случаем, чтобы незаметно ускользнуть.

Приводя в порядок прическу перед обедом, она вновь перебирала в памяти содержание их разговора, отчаянно пытаясь найти выход из создавшегося положения, но так и не пришла ни к какому решению. Спустившись вниз, Леона обнаружила, что джентльмены уже переоделись и собрались в гостиной, и на протяжении всего обеда ее терзал один-единственный сакраментальный вопрос: что же ей теперь делать?

— Еще рюмочку бренди, милорд? Я достал его из винного погреба моего отца, вы должны признать: оно выдержано как следует.

Лорд Чард поднял свой бокал, рассматривая его на свет.

— Оно напоминает мне французский коньяк, который я когда-то пробовал в Кале. Тот же восхитительный букет и, без сомнения, столь же приятный вкус. Насколько я могу судить, у вас отличный выбор вин.

— Могу предложить вам все, чего только ни пожелаете, милорд, и даже сверх того, — хвастливо заявил Хьюго.

Леона поднялась из-за стола, чувствуя, что не в силах больше сдерживаться. Неужели Хьюго не понимает, что за каждым словом лорда Чарда скрывается совершенно иной смысл, тонкий намек или, быть может, предупреждение о грозящей им опасности?

— С позволения вашей светлости, я должна вас покинуть, — произнесла она сдержанно. — Надеюсь, что вы, господа, присоединитесь ко мне позже в гостиной.

— Разумеется, с радостью, — ответил лорд Чард.

Николас Уэстон тотчас же поспешил вперед, распахивая перед Леоной дверь. Он нетвердо держался на ногах, в его мышиных глазках, искоса смотревших в ее сторону, застыло плотоядное выражение.

— Мы не оставим надолго в одиночестве столь п-прелестную д-даму, — произнес он заплетающимся языком.

Сделав над собой усилие, она улыбнулась ему, подавив чувство омерзения. Ей приходилось и раньше видеть Хьюго пьяным, но он в таких случаях почему-то всегда ухитрялся выглядеть как проказливый мальчишка, которого застали с украденной им баночкой варенья. Однако елейно-подобострастный тон Николаса Уэстона производил на нее еще более отталкивающее впечатление, чем при его первой встрече.