— Молитвы не бывают напрасными, — твердо сказала она.

— Но ведь и другие молятся! И я тоже, — возразил Андре. — Я молюсь, когда собираюсь совершить какой-нибудь ответственный шаг, прошу у бога помощи. Собираясь сюда, я часто обращался к богу в молитвах. Еще я молюсь, чтобы поблагодарить бога за то, что он оберегает меня. Я прошу, чтобы он не оставлял своим попечением мою мать. Да мало ли у меня причин для молитвы? Но я знаю одно: я никогда не спрячусь за монастырскими стенами, не убегу от жизни. Я буду бороться и страдать, смело глядя в глаза реальности.

— Для меня эта жизнь слишком реальна, — с горечью произнесла девушка.

Андре показалось, что маленькая монахиня на момент забыла о его присутствии и высказала вслух свою самую сокровенную мысль, — Знаете, ведь я думал, что вы Саона, — сказал Андре больше для того, чтобы отвлечь собеседницу.

— Почему вы так решили? — рассеянно спросила она, очевидно все еще находясь в плену своих невеселых мыслей.

— Во-первых, потому, что вы красивая. Во-вторых, вы прекрасно говорите по-французски. Кроме того, я подумал, что вы белая. Но самое главное, на церемонии вуду я явственно слышал, как Дамбалла обещал мне, что я найду Саону. Спустя несколько часов я встретил вас и поверил, что боги помогли мне. Откровенно говоря, встреча с Саоной разрешила бы для меня многие трудности.

— А что бы вы сделали, если бы я действительно оказалась Саоной? — живо заинтересовалась девушка.

— Ну, я попросил бы вас помочь мне в поисках спрятанного графом де Вилларе имущества, — начал Андре. — Вы бы, конечно, согласились. А с вашей помощью я наверняка нашел бы сокровища. А потом я помог бы вам уехать с Гаити. Мы вместе вернулись бы в Англию. И вы стали бы жить в Лондоне с моей матушкой.

— А вы думаете, Саоне понравился бы такой план… если бы, конечно, она была жива и узнала бы о нем?

— Мне кажется, она не захотела бы оставаться на Гаити после того кошмара, который ей довелось пережить, — уверенно сказал Андре.

— Пожалуй, вы правы, — кивнула монахиня. — А разве вы живете в Англии? — спросила она. — Я ведь думала, что вы приехали сюда из Порт-о-Пренса.

Андре осекся. Он только теперь вспомнил, что для сестры Девоте он — мулат.

Рядом с ней он забыл об осторожности, о своей темной коже, о том, что, находясь в этой стране, должен мыслить и вести себя как мулат. Он разговаривал с девушкой, представляя себя тем, кем являлся на самом деле — европейцем, французом, аристократом, нашедшим пристанище в Англии.

Как он безрассудно поступил!

— Я прожил в Англии несколько лет, — пояснил он. — И теперь, оставив мать в Лондоне, на время вернулся сюда, чтобы попробовать найти наше имущество.

Маленькая монахиня молчала. Андре опасался, что его история показалась ей не правдоподобной.

Но сестра Девоте лишь задумчиво спросила:

— А какая она, Англия?

— О, это прекрасная страна! — с воодушевлением сказал Андре. — Там царит порядок и безопасность. Англичане — спокойные и доброжелательные люди. А разве вы не встречали англичан здесь, на Гаити?

Монахиня отрицательно покачала головой.

— Нет, — сказала она. — Я думаю, их можно встретить в Порт-о-Пренсе. Но в нашу глушь им приезжать незачем.

— Кристоф неплохо относится к англичанам, — добавил Андре. — Во всяком случае, он так ненавидит французов, что предпочитает им людей любой другой национальности. Он не так ослеплен отвращением к европейцам, как Дессалин, и понимает, что без них правительству не выстоять. Поэтому в Порт-о-Пренсе действительно немало выходцев с Британских островов.

Андре знал, что среди англичан на Гаити едва ли найдется много католиков. Так что встретить их в церкви — а других мест для встречи с людьми у монахини быть не могло — сестра Девоте едва ли могла.

— Мой отец был французом, — задумчиво сказала монахиня и надолго замолчала.

Ее лицо было бесстрастным. Андре, глядя на ее непроницаемое выражение, не мог представить себе родителей Девоте, ее братьев или сестер, их прошлую жизнь в дореволюционном Гаити.

Может быть, чернокожая молодая женщина с маленькой белой дочкой жила в покое и довольстве в одном доме с отцом девочки. А может быть, подобно многим белым, отец постарался отослать дочь подальше с глаз, хотя и давал матери средства на ее содержание.

Судя по тому, что десять лет назад девочка-окторунка оказалась в доме де Вилларе, о ней было кому позаботиться после смерти родителей. Возможно, Филипп де Вилларе был другом ее отца.

— Мой отец тоже был французом, — ответил Андре вслух. — Это тоже сближает нас.

Монахиня недоуменно посмотрела на него. Андре пояснил:

— И вы, и я любим птиц, интересуемся живописью. Ведь мы познакомились с вами, когда вы рассматривали настенную роспись. А накануне я стоял на том месте, где застал вас, и рассматривал те же картины.

Андре чуть не сказал, что не видел ничего подобного, но вовремя сообразил, что для мулата, выросшего на Гаити, такая живопись — не диковинка.

— И потом, в наших жилах течет смешанная кровь… Ему было неловко произносить эти слова. Но это была вынужденная ложь. Он должен был успокоить маленькую монахиню, завоевать ее доверие. А если уж быть до конца откровенным, Андре очень хотелось понравиться этой девушке.

Глядя на ее маленькое личико, обрамленное белым монашеским платом, он неожиданно для себя сказал:

— А какого цвета у вас волосы? Как бы мне хотелось увидеть их.

Монахиня сжалась, напуганная его словами. Еще мгновение, и она, наверное, побежала бы прочь, чтобы укрыться в своем монастыре.

— Уже поздно, — сказала она, принужденно улыбаясь. — Мне пора идти…

Вдруг Андре осенило:

— А мне кажется, никто не знает, что вы здесь. Вы же ходите кормить птиц без разрешения! Правда? Девушка зарделась, очевидно, Андре был прав.

— Я не делаю ничего дурного, — сказала она, будто защищаясь. — Я только хочу кормить птиц…

Судя по ее ответу, когда-то ей не разрешали уходить из монастыря так далеко, и она стала сбегать потихоньку.

— А еще вы хотели видеть меня, — напомнил монахине Андре ее собственные слова.

Он придумывал повод задержать пугливую монахиню.

— А ведь сейчас время завтракать. Может быть, вы позволите мне вас угостить чашкой кофе?

— Я не могу, — сказала девушка, потупившись.

— Почему не можете? Ведь еще совсем не поздно. Я уверен, что в монастыре все-таки догадываются, куда вы исчезаете по утрам. Уверяю, никто вас не хватится. А завтрак не займет много времени.

— Н-но… — начала было молодая монахиня, подыскивая подходящий предлог для отказа.

— Проявите решительность хоть раз в жизни! — продолжал уговаривать Андре. — Перестаньте убегать от мира! Обратитесь к нему лицом. Вы посмотрите дом, где я живу, познакомитесь с моим слугой, Томасом, отведаете его стряпню. Уж поверьте мне, он большой мастер по кулинарной части. Он очень хозяйственный. Вообразите, успел завести курочек, и теперь мне обеспечена яичница.

Монахиня прыснула. Андре подумал, что она совершенно непривычна к обыденной мирской жизни и самые простые вещи производят на нее неожиданное впечатление.

— Так я вас уговорил? — спросил он, вставая. Монахиня поднялась вслед за ним.

— Все же мне было бы лучше вернуться, — сказала она довольно неуверенно.

Андре почувствовал, что почти убедил свою новую знакомую.

— Ведь для вас это целое приключение! — с мягкой улыбкой сказал он. — И потом, в этом нет ничего