я какой-нибудь ошибкой выдам себя.

— Все в порядке, мэм-саиб, — заверил ее сикх. — Я сказал кхансамаху, что вы высокородная индийская леди — рани. Ему показалось странным, что вас не сопровождает свита, но я объяснил и это.

— Каким образом? — спросила Орисса. Старший сержант смущенно замялся, но потом ответил:

— Я сказал ему, что рани сбежала от злого раджи в поисках любви.

Орисса весело рассмеялась.

— О, старший сержант, вы романтик! Увидев, что он не понял ее, и почувствовав, с каким нетерпением он торопится продолжить путь, она поскорее покончила с завтраком и, прикрыв уголком сари лицо, залезла в тика-гхарри.

Вскоре они тряслись в повозке, направляясь в сторону гор. Снежные пики пронзали облака и упирались в прозрачный небосвод. Воздух в этот ранний утренний час бодрил своей свежестью.

Дорога была скверная, кое-где сильно размытая недавними дождями, от этих проливных дождей разбухли и реки, через которые им приходилось переправляться; но их лошадка, отдохнув за ночь, сохраняла ровный, уверенный шаг.

Дорога все время вилась по бесчисленным горным отрогам, взбираясь все выше и выше, ныряя в пропасти и огибая скалы. Орисса не сомневалась, что, если бы они могли ехать по прямой, они бы добрались до Шубы вдвое быстрее.

Вскоре долины остались позади, с обеих сторон дороги уже возвышались скалистые стены, а каменистая земля меньше пылила.

Она обратила внимание, что старший сержант все время вглядывается в складки гор, все время прислушивается к чему-то. Желая помочь ему успокоиться, она стала расспрашивать сикха о его семье, о том, нравится ли ему в армии.

— Мэм-саиб, служба в армии — смысл моей жизни!

Орисса знала, что сикхи — стойкие бойцы и потерпели поражение от британских войск в 1849 году только после нескольких жестоких и кровопролитных сражений. К тому же во время восстания сипаев они сохраняли англичанам верность.

Их можно было назвать счастливыми людьми, потому что их религия гармонично сочетала особенности ислама и индуизма, и для сикхов все люди были равны перед Богом.

Но Орисса забыла, если и вообще знала, большую часть их религиозных обычаев.

— Сикхи — добрый народ, — сказал старший сержант, перейдя на урду, несмотря на то что они были одни.

— Расскажите о ваших обычаях, — попросила она.

— Каждый сикх, — ответил старший сержант, — клянется сохранять верность пяти «ка».

— Каким «ка»? — спросила Орисса.

— Кеш — длинные нестриженые волосы. Кангха — гребень в волосах. Качха — солдатские брюки. Кара — стальной браслет. И кирпан — сабля.

— О, это нетрудно запомнить, — улыбнулась Орисса. — Но разве вам не мешают слишком длинные волосы?

— Некоторые ворчат, мэм-саиб, но когда носишь их с детства, для мужчины это не труднее, чем для женщины.

— А что вам запрещено? — спросила Орисса.

— Возбраняется пить и курить, — ответил старший сержант, — и целью жизни для любого сикха, даже для наших гуру, является счастливая жизнь в браке.

— Я часто слышала, как отец восхищался вами, называл вас великими воинами, — сказала Орисса.

— В любой сикхской семье самый священный и почитаемый предмет — меч предка, — тихо проговорил старший сержант.

Орисса знала, что это так. Она вспомнила свое детство в Лахоре и сикхов на его улицах — каждый имел при себе большой, пожалуй, даже слишком неуклюжий меч, реликвию, передаваемую от отца к сыну в течение многих поколений.

Они продвигались вперед с редкими остановками, необходимыми лошади для отдыха. К полудню жара стала такой нестерпимой, что Орисса с радостью выбралась из тика-гхарри, чтобы посидеть в тени гималайского кедра.

Утренние облака на вершинах гор теперь истаяли, и безоблачное небо блестело, словно хрусталь.

Стоял конец зимы, так что в последующие месяцы температура будет продолжать неуклонно повышаться день за днем до самых июньских дождей.

Дорогу все еще окаймляли деревья: гималайские кедры, можжевельник и клены. Изредка на пути попадались долины, заполненные песком и дюнами. Склоны холмов поросли грубым кустарником, а на их лысых вершинах беспорядочными горбами громоздились валуны — как будто рассерженный великан, разбрасывая их, пробовал свою силу.

В низинах между холмами стойко держалась удушающая жара, лишь изредка туда прорывалось долгожданное, но слишком слабое дуновение ветерка.

Повозка катилась все дальше и дальше, и Орисса, сама того не замечая, все глубже и глубже погружалась в дремоту.

Она уже почти не сознавала, что ее окружает, только сквозь сонный туман слышала стук подков и грохот колес по каменистой дороге.

Вскоре они остановились перекусить и, утолив жажду чистейшей горной водой, снова отправились в дорогу. Изредка им все еще попадались путники, но их становилось все меньше и меньше.

— Здесь все спокойно, во всяком случае, так кажется, — произнесла Орисса, чтобы только не молчать.

— Я надеюсь, что это так, мэм-саиб, — ответил старший сержант.

По его тону Орисса догадалась, что он сильно обеспокоен.

Один раз она вроде бы услышала вдали выстрелы и, быстро взглянув на старшего сержанта, поняла, что и он их слышал.

Однако когда они оба, замерев, подняли головы и стали напряженно прислушиваться, Орисса усомнилась, уж не камнепада ли в горах она испугалась.

Чем дальше, тем все более и более ухабистой становилась дорога, а склоны холмов по обеим ее сторонам превращались в крутые скалистые утесы.

Дорога шла вдоль речки, стекающей с гор и разливающейся по камням искристым, прозрачным потоком. Очень скоро, подумала Орисса, летняя жара высушит речушку, оставив лишь темные грязные пятна вдоль русла, напоминающие, что здесь когда-то струилась кристальная влага.

Дорога была трудная, но лошадка шла легко.

Возможно, она надеялась найти впереди теплую конюшню на ночь и добрую порцию овса, но какова бы ни была причина ее долготерпения, Орисса знала, что эта лошадь стоит тех денег, которые старшему сержанту пришлось заплатить за нее.

К сожалению, как он успел сообщить ей, кошелек Ориссы уже давно опустел.

— Меня это не удивляет, старший сержант, — успокоила сикха девушка, — больше того, я уверена, что немало должна вам. Не сомневайтесь, мой дядя компенсирует вам любые затраты, на которые вы пошли ради меня.

— Благодарю вас, мэм-саиб, — с достоинством проговорил ее провожатый.

Она прекрасно знала, что, как и все сикхи, он был человеком чрезвычайно гордым, и подозревала, что, если бы он только мог себе это позволить, он ни за что бы не упомянул о деньгах.

— Расскажите мне о Шубе, — попросила Орисса.

Пустынность дороги и суровость гор, подступающих с обеих сторон, казались ей какими-то зловещими.

— Мне не доводилось бывать там раньше, мэм-саиб, — ответил старший сержант.

Орисса отметила про себя, что он понизил голос, видимо, опасаясь, что их могут подслушать.

— Это старый форт?

— Нет, мэм-саиб, но он часто пустует. Одно это сказало Ориссе, что ситуация была

действительно серьезной.