командованием?

– Что за чепуха! Это просто…

– Ну? – требовательно поинтересовалась она. В то же время в глазах ее играл веселый огонек.

Фишка хладнокровно улыбнулся. Женщину можно пригвоздить к месту любопытством. Она никогда не уйдет от вас, пока вы ей интересны.

– Это же элементарно, Берсен, – это прозвучало почти как «Это элементарно, Ватсон». – Чистая дедукция. Я не могу объяснить, как это у нас, профессионалов, получается. Интуиция.

После этих слов он посмотрел на нее, чтобы оценить произведенное впечатление. Берсен смотрела скептически, но, похоже, проглотила утку. Розовые губы уже раздвинулись, чтобы задать новый наводящий вопрос, но тут в комнату, шатаясь, вошел Смидли. Руки его тряслись, как будто измученные артритом, едва удерживая два бокала на иридиевом подносе.

Они отсалютовали друг другу бокалами. Берсен выпила, как это делают не гурманы – одним движением кисти вылив в себя напиток.

Фишка поступил иначе. Сначала он понюхал, затем подержал жидкость во рту, в количестве четырех капель, чтобы стимулировать слюнные железы, затем ополоснул горло, качнув головой влево и вправо, и, наконец, выпил мелкими глотками, медитируя над Одиннадцатым Коэном «Квантитативной философии» Монсалетсена.

Берсен смотрела на него с легким недоумением: ей этот ритуал поглощения алкоголя казался несколько странным. Девушка смотрелась просто шикарно и обворожительно в лимонно-зеленом дождевике, наброшенном поверх платья цвета лугового молока. За ее плечами стыдливо краснели небеса Каравеллы.

«Жаль, что она столь бесчувственна к прекрасному», – с сожалением подумал Фишка. Конечно, бедняжка насмерть влюбилась и пытается отстоять каждый крохотный дюйм своей свободы. Отсюда все эти колкости и замечания. Ну да ладно. Все же это вносит некоторую долю пикантности в их отношения. Фишка видел, как за маской насмешливости пылает глубокое, невыносимое и неподдельное чувство. К нему, к Фишке.

Тем более, он не любил слишком легких побед, когда ему вешались на шею и отдавались. Он привык к поклонению, но не желал уз, которые налагает на человека любовь. Уз любых, даже любовницы, подруги или сожительницы. Он был игроком и не любил легких выигрышей. Однако осада крепости всегда означала ее непременную сдачу в конце. Это уж как пить дать. Как гласило одно из его любимых двустиший- изречений:

Он отставил пустой стакан, звякнув о стол, покрытый стеклом, как раз между двумя папками.

– Если ты не тянешься за новым стаканом, Фишка, то давай приступим к делу.

Берсен была в своем репертуаре. Она всегда разговаривала с ним нарочито развязно и грубовато, как полицейский с завербованным осведомителем. Может быть, она думала, что этим унижает его… и отыгрывалась? В любом случае, эти выходки он оплачивал такой же холодностью и неприступностью.

Удостоив ее коротким холодным взором, Фишка стал листать принесенное досье. Информация, содержавшаяся там, в основном совпадала с той, что предоставил Его Высочество.

– Бесплодная дискуссия, – заговорил он подчеркнуто учтивым тоном, – поскольку, как я уже сообщал по видеофону, мной принят заказ от другого клиента.

– Фишка! Статья Девятнадцатая Воровского Кодекса…

– У меня обязательства перед клиентом, и почему, Берсен, клянусь иридиевой кишкой Онолка, я должен его терять? – оборвал он, чуть заметно повысив голос.

Девушка поджала губы, не сводя с него взора.

– Когда мы разговаривали, ты сказал, что контракт уже заключен, – произнесла она, в свою очередь буравя его взором. – Но разве ты скрепил его отпечатком пальца, Фишка?

В своих способностях выдающегося лжеца и актера Фишка никогда не сомневался.

– Я не говорил об этом, потому что хотел узнать, зачем это правительству Империи понадобилась Корона Звезд.

Все же полуправда лучше, чем никакой.

Ее губы цвета розовой арбузной мякоти сжались.

– Положим, так… А твой клиент не уступит, если узнает, что дело касается важного правительственного поручения?

Ум Фишки Ртути работал на бешеных оборотах. То есть работал, как обычно. Он не мог сказать Берсен всей правды, так как полагал провернуть операцию за день-два, и поэтому не желал посвящать ее в тот факт, что на корону, помимо правительства, достаточно претендентов.

Выдержав паузу, он плеснул себе солидную порцию «Риссовьюра 32», хотя стаканы уже согрелись до комнатной температуры и ни один гурман в Галактике не стал бы пить такой джин, и распахнул перед ней ящик с сигарами.

Девушка курить отказалась. Фишка затянулся, раскуривая ароматическую самовоспламеняющуюся сигарилью, пока она не разгорелась. Впустив клуб пряного дыма в легкие, он задумался.

– И потом, сами понимаете, Фишка Ртуть, я не могу полагаться лишь на ваше слово, – сказала она официальным тоном. – Сначала я должна увидеть этот контракт собственными глазами, чтобы дать начальству обоснованный ответ.

– Ответ о чем?

– О том, что вы связаны контрактом, – отчеканила она.

– Конечно, конечно, – лениво пробормотал он, лихорадочно соображая. – Он у меня как раз здесь, в этой комнате.

– Такой срочный заказ, что никак не отложить? Неужели это кто-нибудь из членов правительственного кабинета?

– Очень, очень срочный заказ, – твердо ответил Фишка. – И, думаю, тут замешано не просто правительство, а… особа королевской крови.

– Да ну? – восхитилась она. – Можно посмотреть контракт?

Со вздохом: «ничего не поделаешь – такая настойчивая» он разломил сигарилью надвое. Из обломка мундштука вырвалась струйка зеленого дыма и заклубилась возле лица Берсен. Молодая женщина тут же потеряла сознание, упав на шкуру ормтака, как марионетка, у которой одним движением обрезали все нити.

Фишка с жалостью посмотрел на мисс Берсен Торч и мысленно пожелал ей как следует выспаться. Он терпеть не мог таких низкопробных трюков – его благородная натура протестовала против них. Но иным способом от правительственного агента не избавишься. Не надо было припирать его к стенке! К тому же, непосредственное начальство Берсен, в лице адмирала Тохтамыша Третьего не обрадовалось бы, узнав, что на корону уже имеются целых два претендента. Они могли запаниковать и надавить на своего агента. А давления Фишка не любил. Особенно со стороны начальства. Поэтому, как всегда, он решил идти своим путем, невзирая на то, что его подталкивали в разных и противоположных направлениях. Как гласило одно из его самых блестящих и кратких двустиший, он привык:

Действуя без лихорадочной спешки и суеты, но в то же время не тратя ни секунды даром, лучший агент Ближнего Космоса извлек из папки чистый бланк контракта, вставил документ в типовокс – печатную машинку и надиктовал одиннадцать предложений. Вырвав листок из машинки, он скрепил его печатью, деловито оттиснув на нем отпечаток большого пальца. Чувствовалась сноровка – Фишке приходилось делать это много раз.

Затем он взял фотограмму отпечатков Эверета Двенадцатого, перефотографировал ее снова, перевернул негатив, сделал с него объемную трехмерную голограмму и отпечатал ее в кубе-голографе. Из внутреннего кармана с инструментами, которые носил под одеждой, «поближе к сердцу», как он любил говорить, Фишка Ртуть вытащил пульверизатор с кислотой и обрызгал куб разъедающим туманом.