свет на детские забавы и игры эпохи Нового царства. Внутри сундук разделен на множество сложных отделений с установленными друг на друга вынимающимися ящичками, каждый из которых закрывается особой съемной крышкой. Ящички пострадали от грубого обращения: их разбили нетерпеливые руки воров, очевидно искавших ценности, которые могли здесь храниться.
По всей видимости, сундук предназначен для игрушек и безделушек, оставшихся от времен детства Тутанхамона. Все его содержимое было выброшено, но нам удалось найти многие из этих побрякушек - они были раскиданы по полу. Мы сумели подобрать множество браслетов и ножных обручей из слоновой кости, дерева, стекла и кожи, маленькие игральные доски из слоновой кости, пращи для метания камней, перчатки, прибор для добывания огня, несколько кожаных рукавиц для стрельбы из лука, которые защищали кисть левой руки от ударов тетивы, игрушки, а кроме того, несколько образчиков минералов и даже краски и горшочки с красками юного художника.
Внешняя поверхность сундука украшена именами и титулами фараона, а также обращениями к различным богам.
Крышка сундука откидывается на тяжелых бронзовых петлях: к ней приделана круглая ручка; если ее повернуть в тот момент, когда крышка опущена, сундук будет заперт. Я полагаю, что в данном случае мы имеем дело с самым древним из известных нам автоматических замков.
Сундук имеет размеры 77 х 33 х 26 сантиметров. Он стоит на четырех квадратных низких ножках, обшитых бронзой. В середине задней панели сундука прибит большой деревянный амулет «джед», означающий «неизменность».
Чувство мужественности, рождающееся от обладания вещами, связанными с огнем, охотой и войной, такими, как приспособление для добывания огня (табл. 144) или пращи для метания камней, было, по-видимому, так же приятно ребенку той отдаленной эпохи, как и мальчику наших дней. Древние египтяне ничего не знали о таких горючих веществах, как фосфор и сера, которые легко воспламеняются от трения о естественную или искусственно подготовленную шероховатую поверхность. Точно так же они ничего не знали о скрытых качествах кремня и железа. Поэтому их приспособления для добывания огня - на всем протяжении истории древнего Египта, от I до XXX династии, - были самого примитивного свойства. Египтяне добывали огонь быстрым вращением палки в круглом отверстии специально приспособленного неподвижно укрепленного куска дерева. При этом они использовали хорошо знакомый нам принцип сверления луком. Вращение палки осуществлялось следующим образом: тетиву лука оборачивали вокруг корпуса дрели, в которую вставляли зажигательную палочку, а затем начинали двигать лук взад и вперед. Для того чтобы удерживать дрель, верхний ее конец вставлялся в рукоятку из камня, слоновой кости или черного дерева, а иногда и из скорлупы ореха «дум», который достаточно было разрезать пополам, чтобы получилась готовая рукоятка. Круглые отверстия, в которых вращалась зажигательная палочка, располагали близко от края деревянного бруска, чтобы искры могли легче попадать на трут. В «зажигалке» Тутанхамона эти отверстия для зажигательной палочки облиты смолой, чтобы усилить трение и тем самым ускорить возникновение необходимой температуры.
Пращи для метания камней независимо от того, где они употреблялись - на охоте или на поле боя, были, по-видимому, древнейшими изобретениями людей, увеличивавшими силу человека и позволявшими ему поражать цель на большем расстоянии. Хотя первое свидетельство применения пращей в битве относится примерно к VII веку до нашей эры, в действительности они употреблялись в Египте с доисторических времен. До сих пор крестьянские дети при помощи пращей разгоняют птиц с созревающих полей.
Пращи XIV века до нашей эры, найденные в сундуке с игрушками, уже усовершенствованы. Они не просто вырезаны из звериной шкуры, а сплетены из льняных шнурков, имеют искусно сделанное вместилище для камня и петлю на конце одной из веревок, чтобы пращу легче было удерживать мизинцем. Вторая веревка оставлена гладкой, чтобы в момент метания снаряда она свободно проскальзывала между удерживавшими ее большим и указательным пальцами.
Очевидно, для того чтобы добиться меткости при метании из пращи, важно не только уметь вовремя отпустить свободный конец, но и подобрать камень соответствующей величины. Наверное, этим и объясняется тот факт, что среди обломков на полу кладовой оказалось много гладких голышей.
Совершенно такие же по типу пращи до сих пор употребляются обитателями малайских джунглей.
Среди детских браслетов фараона особый чисто исторический интерес представляет один браслет из целого куска слоновой кости. По верхнему его краю вырезаны различные животные. На этих изображениях мы видим страуса, зайца, каменного козла, газель, прочие виды антилопы и гончую, преследующую жеребца. Последняя сценка говорит о том, что уже в те времена домашним лошадям позволяли дичать в охотничьих парках «парадис» почти так же, как дичают выпущенные нами на волю пони в нашем старом королевском охотничьем угодье Нью-Форест.
Здесь же мы нашли еще две пары фаянсовых браслетов с именами Эхнатона и Сменхкара, предшественников Тутанхамона.
О маленьких игорных досках, так же как и о других, более значительных, найденных в кладовой, я скажу немного ниже.
Здесь следует упомянуть еще один грубо сделанный выкрашенный в красный цвет ларь. Он оказался сломанным. В нем хранилось много хрупких сосудов из голубого фаянса. Когда мы его увидели, этот ларь был взгроможден на кучу других вещей и прислонен к стене как раз напротив входа. Его правая боковая стенка была оторвана, и сосуды почти вываливались через щель. К счастью, они оказались тесно зажатыми, и это предохраняло их от падения. Пока мы расчищали ту часть кладовой, где стоял ларь, эти сосуды отравляли нам жизнь, потому что до тех пор, пока мы до них не добрались, любое неосторожное движение могло привести к их падению, и тогда бы сосуды разлетелись на сотни осколков.
Этот ларь, по-видимому, принадлежит к тому же комплекту, что и ларь, обнаруженный в передней комнате и зарегистрированный под № 54. В том ларе хранились аналогичные сосуды, но только из фаянса цвета лазурита.
Такой же ларь, только без крышки, стоял на груде корзин напротив входа в кладовую. В нем оказалось несколько миниатюрных изображений передних ног парнокопытного животного из светло- и темно-синего фаянса. Кроме того, в ларь небрежно сунули еще множество самых различных вещей, которые явно не имеют с ним ничего общего: два скомканных праздничных платья, пару перчаток, пару плетеных тростниковых сандалий и ритуальную палетку из бирюзового стекла. Какое значение имели амулеты - фаянсовые передние ноги с раздвоенными копытами, - мы не знаем.
Судя по содержимому ларей, обнаруженных здесь и в передней комнате, все носильные вещи, все одежды первоначально хранились в упомянутых выше более тщательно отделанных сундуках, а в этих простых ларях в тот момент, когда их поставили в гробницу, находилась фаянсовая посуда и тому подобные предметы, которые оказались разбросанными по кладовой и другим комнатам.
Два одеяния, которые я предпочел назвать праздничными платьями, напоминают официальные облачения типа далматика или стихаря, который надевают дьяконы и епископы католической церкви, или одеяния императоров и королей во время коронации.
К сожалению, состояние облачений или, вернее, их сохранность оставляют желать лучшего. Они были скомканы и, как мы уже знаем, засунуты в ларь вперемешку с совершенно неподходящими предметами. Кроме того, они пострадали от сырости, которая в течение многих веков проникала в гробницу. И все же, несмотря на такое обращение, несмотря на все разрушения, эти одеяния еще хранят следы былой красоты. В своем первоначальном виде эти платья должны были поражать великолепием красок. Они имеют форму свободно ниспадающего облачения, пышно украшенного тканым орнаментом и бахромою спереди и сзади. Кайма подола одного из них, кроме этих украшений, покрыта еще и вышивкой, изображающей пальмовые ветви, растения и животных пустыни. Вырез шеи и разрез воротника на груди также окаймлены тканым орнаментом.
Одно из этих облачений совершенно гладкое, имеет узенькие рукава, как у туники. Другое - сплошь заткано цветными розетками, а на груди - цветами и картушами. Его воротник окружен тканым рисунком в виде сокола с распростертыми крыльями, под которыми вытканы титулы фараона.
Я не претендую на историческое исследование об одежде этого рода, но из того факта, что в гробнице Тутмоса IV мне удалось найти фрагменты такого же облачения с именем Аменхотепа II, можно заключить, что подобные облачения имели все фараоны. Возможно, что они носили их только в особых случаях, например во время исполнения религиозных ритуалов, таких, как торжественное жертвоприношение или коронация. Возможно также, что эти облачения были символами радости, в духе стихарей, которые дьяконы надевают в момент возложения священного сана, когда епископ провозглашает: «Да облачит тебя господь в ризу веселья, в одеяние радости!»
И в то же время эти облачения могут иметь такое же происхождение, как и римские одеяния, от которых ведут свое начало литургические облачения католической церкви.
Подобные облачения были в ходу в Египте в греко-римский период, с I по IV век нашей эры. Профессор Ньюберри приобрел часть такого облачения, также сделанного из тканого полотна, которое относится ко времени арабского владычества, к царствованию султана Бейбарса в XIII веке нашей эры. Этот фрагмент по расположению рисунка совершенно сходен с фрагментом облачения Аменхотепа II, относящегося к XIV веку до нашей эры.
Гораздо лучше сохранилась аккуратно свернутая пара перчаток, сделанная тоже из тканого льняного полотна (табл. 134). Возможно, что эти перчатки служили дополнением к облачениям (католические епископы во время богослужения надевают не только перчатки, но и сапоги). Перчатки, так же как облачения, затканы блестящим узором, в данном случае в форме чешуек. На запястьях - кайма из перемежающихся цветов и бутонов лотоса. Перчатки обшиты по швам простым полотном; чтобы завязывать их на запястьях, к ним приделаны тесемки.
Хотя ткань перчаток и была в гораздо лучшем состоянии, чем материя облачений, тем не менее они были так хрупки, что грозили превратиться в прах. Однако благодаря ценным указаниям доктора А. Скотта относительно методов химической обработки нам удалось спасти оба облачения, находившиеся в критическом состоянии, и даже успешно развернуть для экспозиции одну из перчаток.
Остальные ящики грубой работы оказались пустыми. Кроме того, они были настолько разрушены, что описывать их не имеет смысла.
Среди нагромождения самых разнообразных предметов мы обнаружили два любопытных деревянных белых ящика. Один из них по форме напоминает несколько уменьшенный ковчег. Его размеры – 6 х 16 х 4,5 сантиметра. В этом ящичке, по-видимому, хранился тяжелый металлический мерный эталон-локоть. Разумеется, воры украли эталон, металл которого представлял большую ценность. Но эта кража лишила нас ценнейших сведений относительно линейных измерений той эпохи. Насколько мы можем судить, единица линейного измерения (локоть) равнялась тогда приблизительно 52,31 сантиметра. Она делилась на семь «пядей» по 74,72 миллиметра или на 28 «пальцев» по 18,68 миллиметра.
Второй ящик по своим размерам, форме и технике изготовления, очевидно, был просто грубо сделанным сундуком для хранения луков, стрел и, может быть, 'другого метательного оружия. Во всяком случае мы в нем нашли несколько луков различного типа, стрелы, палицы и бумеранги - все в одной куче (табл. 143). Луки и стрелы несомненно хранились в этом сундуке; что же касается бумерангов, то вполне возможно, что они попали сюда из одного из разбитых ящиков, о которых шла речь выше. Оружие я опишу позднее, вместе с другим, которое было разбросано по всей кладовой.
В той же комнате стоял на полу один из самых замечательных предметов, изваянных из алебастра. Это была хрупкая, но почти совершенно целая барка, плывущая по водоему (табл. 140). Скульптура служила, очевидно, главным украшением стола. Она вырезана из полупрозрачного алебастра, гравированный водоем украшен изображениями гирлянды цветов и плодов, и вся группа так и представляется на каком-нибудь пиршестве или торжестве. В ней есть нечто очень необычное и вместе с тем чрезвычайно любопытное. Она, словно луч, вырвавшийся из мрака гробницы, освещает нам померкшее прошлое.
Группа невелика по размерам: в ней всего 70 сантиметров длины при 68 сантиметрах высоты. Детали ее, расцвеченные красками и отделанные золотом, достаточно ясно видны на фотографиях мистера Бертона и почти не требуют дополнительного описания.
Водоем служит одновременно пьедесталом. Снаружи он имеет форму прямоугольного пилона на четырех цилиндрических ножках. Внутри он полый - для воды и цветов; только в центре водоема оставлен островок, который поддерживает алебастровую лодку.
Лодка представляет собой египетский вариант гондолы: она круглодонная, нос и корма плавно загнуты кверху и заканчиваются головами каменных козлов. Посредине лодки стоит навес, поддерживаемый четырьмя папирусообразными колоннами. Под навесом установлено нечто похожее на открытый саркофаг. Вся группа в целом, по-видимому, представляет погребальную барку для небесного плавания фараона, «всеблагого бога».
На носу лодки фигурка: глядя вперед, сидит, поджав ноги, очаровательная обнаженная девушка, прижимающая к груди цветок лотоса. На корме стоит, управляя лодкой, тоже нагая, но уродливая рабыня. Глядя на нее, невольно вспоминаешь карликов-кормчих с финикийских судов, о которых говорит Геродот. Достаточно взглянуть даже на фотографии обеих фигурок и козлиных голов, чтобы оценить красоту и чистоту работы придворного скульптора-камнереза, изваявшего этот поразительный шедевр. Маленькая фигурка больной ахондроплязией [41] кормщицы с вывернутыми внутрь ногами представляет интерес не только как редкий образец высокого мастерства, но и как медицинский случай.
Однако ничего определенного относительно назначения этой маленькой скульптурной группы мы до сих пор так и не знаем. Это реликвия ушедших времен, памятник жизни и обычаев, с
