Украинского (Конев). Он дал указание Генеральному штабу приступить к разработке плана операции согласно его замыслу. Штеменко пишет: «У нас в Генеральном штабе к тому времени были уже разработаны все основные соображения по Берлинской операции». Отметим, что Сталин, уже приняв такое решение, приказал вызвать Жукова. В своей книге, в главе, предшествующей рассказу о Висло-Одерской операции, маршал отметил следующее: «В конце октября и начале ноября 1944 года мне пришлось по заданию Верховного Главнокомандующего основательно поработать над основными вопросами завершающей кампании войны, и прежде всего над планами операций на берлинском направлении». Жуков являлся заместителем Верховного и, в соответствии со своим служебным положением и по прямому поручению Сталина, делал такие разработки вместе с Генеральным штабом. 7 марта Сталин еще раз вызывает Жукова с фронта. Они встретились на даче Сталина. Верховный рассказал Жукову о Ялтинской конференции. Но главное, для чего он вызвал маршала с фронта, было в другом: — Поезжайте в Генштаб и вместе с Антоновым посмотрите расчеты по Берлинской операции, а завтра в 13 часов встретимся здесь же. «Остаток дня и добрую половину ночи мы с А. И. Антоновым просидели у меня в кабинете... Мы еще раз рассмотрели основные наметки плана и расчеты на проведение Берлинской стратегической операции, в которой должны были участвовать три фронта. Поскольку об этом в Ставке и Генштабе неоднократно говорилось, мы сделали лишь уточнения в связи с затяжкой операции в Восточной Пруссии, в районе Данцига и в Прибалтике. На следующее утро Верховный позвонил А. И. Антонову и передал, чтобы мы приехали не в 13, а в 20 часов. Вечером при обсуждении вопроса о Берлинской операции присутствовал ряд членов Государственного Комитета Обороны. Докладывал А. И. Антонов. Верховный Главнокомандующий утвердил все наши предложения и приказал дать фронтам необходимые указания о всесторонней подготовке решающей операции на берлинском стратегическом направлении». Но и этим Сталин не ограничился при разработке плана Берлинской операции. Через некоторое время Жуков опять пишет в своей книге: «29 марта по вызову Ставки я вновь прибыл в Москву, имея при себе план 1-го Белорусского фронта по Берлинской операции. Этот план отрабатывался в течение марта штабом и командованием фронта, все принципиальные вопросы в основном заранее согласовывались с Генштабом и Ставкой. Это дало нам возможность представить на решение Верховного Главнокомандования детально разработанный план. Поздно вечером того же дня И. В. Сталин вызвал меня к себе в кремлевский кабинет. Он был один. Только что закончилось совещание с членами Государственного Комитета Обороны. Молча протянув руку, он, как всегда, будто продолжая недавно прерванный разговор, сказал: — Немецкий фронт на Западе окончательно рухнул, и, видимо, гитлеровцы не хотят принимать мер, чтобы остановить продвижение союзных войск. Между тем на всех важнейших направлениях против нас они усиливают свои группировки. Вот карта, смотрите последние данные о немецких войсках. Раскурив трубку, Верховный продолжат: — Думаю, что драка предстоит серьезная... Потом он спросил, как я расцениваю противника на Берлинском направлении. Достав свою фронтовую разведывательную карту, я положил ее перед Верховным. И. В. Сталин стал внимательно рассматривать всю оперативно-стратегическую группировку немецких войск на берлинском стратегическом направлении... — Когда наши войска могут начать наступление? — спросил И. В. Сталин. Я доложил: — 1-й Белорусский фронт может начать наступление не позже чем через две недели. 1 -й Украинский фронт, видимо, также будет готов к этому сроку. 2-й Белорусский фронт, по всем данным, задержится с окончательной ликвидацией противника в районе Данцига и Гдыни до середины апреля и не сможет начать наступление с Одера одновременно с 1-м Белорусским и 1-м Украинским фронтами. — Ну что ж, — сказал И. В. Сталин, — придется начать операцию, не ожидая действий фронта Рокоссовского. Если он и запоздает на несколько дней — не беда... ...Подойдя к письменному столу, он позвонил А. И. Антонову и приказал ему тотчас прибыть. Через 15 минут А. И. Антонов был в кабинете Верховного. — Как идут дела у Рокоссовского? А. И. Антонов доложил обстановку и ход боевых действий в районе Данцига и Гдыни, после чего Верховный осведомился о положении дел у А. М. Василевского в районе Кенигсберга. Алексей Иннокентьевич доложил обстановку на 3-м Белорусском фронте. Обратившись к А. И. Антонову, Верховный сказал: — Позвоните Коневу и прикажите 1 апреля прибыть в Ставку с планом операции 1-го Украинского фронта, а эти два дня поработайте с Жуковым над общим планом». И Конев прибыл 1 апреля в Ставку (когда план операции был разработан), а через несколько десятков лет написал, что он с самого начала участвовал в разработке Берлинской операции. Если бы маршал Конев не знал о встречах Жукова со Сталиным, о его работе как заместителя Верховного над планом Берлинской операции, тогда можно было бы посчитать написанное им в воспоминаниях досадной неосведомленностью. Но беда в том и заключается, что книга Конева вышла в 1972 г., после публикации воспоминаний маршала Жукова в 1969 г., и все приведенные выше цитаты из нее о разработке Берлинской операции Иван Степанович, конечно же, читал. . Чем тогда объяснить поведение Конева? Тем же, чем объясняется его очень неприличная статья в газете «Правда», обливавшая Жукова грязью после Октябрьского пленума 1957 года. Личную неприязнь к Жукову (который, к слову сказать, не раз спасал его от расстрела), свои амбиции мар!иал Конев поставил выше исторической правды, и это не делает ему чести. Но я пи в коем случае не намерен преуменьшать его полководческих заслуг. Просто этим примером мне хочется еще раз подчеркнуть — все, что писалось о Сталине после его смерти и о Жукове после 1957 года, зависит от уровня порядочности авторов. Описать ход боевых действий в крупнейшей стратегической операции, завершающей Великую Отечественную войну, в коротком повествовании нет возможности, да и нет надобности. Сталин внимательно следил за успешным наступлением 1-го Украинского фронта, который быстрее, чем сосед справа, приближался к Берлину. Сталин намеренно столкнул самолюбие Жукова и Конева, зародив у них дух соревнования. Обе воюющие стороны готовились к последнему, решительному сражению. Гитлеровское командование стянуло на Берлинское направление все, что было возможно: 48 пехотных, 4 танковые, 10 моторизованных дивизий, 37 отдельных пехотных полков, 98отдельных пехотных батальонов и другие формирования. Эти части были объединены в две группы армий — «Висла» (в нее входили 3-я танковая и 9-я армии), группа армий «Центр» (в нее входили 4-я танковая и 17-я полевая армии). Всего в этих соединениях насчитывалось более 1 миллиона человек, 1500 танков и штурмовых орудий, 3300 самолетов. Комендантом обороны Берлина был назначен генерал-лейтенант Рейман, а верховным комиссаром, на которого возлагалась главная ответственность за оборону столицы, Гитлер назначил самого близкого ему человека — Геббельса. Генерал Рейман издал 9 марта 1945 года специальный приказ по подготовке обороны имперской столицы. С присущей ему энергией Геббельс взялся за организацию отрядов фольксштурма, вооружая их фаустпатронами для борьбы с советскими танками. Он даже приступил к формированию женских батальонов, утверждая, что поступает очень много рапортов от женщин-патриоток, которые хотели бы отдать все силы защите столицы... Геббельс считал, что создавшаяся ситуация похожа на ту, в какой оказалась Советская Армия, когда гитлеровские войска готовы были взять Москву. Он решил использовать ее опыт, для чего вызвал к себе одного из «защитников Москвы» — генерала Власова. Состоялась продолжительная беседа. Геббельс спрашивал совета, как лучше оборонять Берлин. И Власов такие советы дал. Позднее Геббельс рассказал о своей беседе с Власовым Гитлеру, и тот похвалил его за то, что он использует опыт русских по обороне столицы, поддержал его затею создания женских батальонов. Гитлер сказал: — Наша задача сейчас должна заключаться в том, чтобы при всех обстоятельствах выстоять на ногах. Кризис в лагере противника хотя и возрастает до значительных размеров, но вопрос все же заключается в том, произойдет ли взрыв до тех пор, пока мы еще кое-как в состоянии обороняться. А это и является предпосылкой успешного завершения войны. Чтобы кризис взорвал лагерь противника до того, как мы будем разбиты. В период боев за Москву гитлеровское командование и тот же Геббельс были очень невысокого мнения о советских военачальниках, они называли их бездарными, считали, что война идет к концу, и то, что эти военачальники ее так быстро проиграли, как раз и свидетельствует о их бездарности. А вот теперь, готовясь к обороне Берлина, Геббельс запросил данные о советских генералах и, познакомившись с представленными ему материалами, сделал следующую запись в своем дневнике: «Мне представлено генштабом досье, содержащее биографии и портреты советских генералов и маршалов... Эти маршалы и генералы почти все не старше 50 лет... С богатой политико-революционной деятельностью за плечами, убежденные большевики, исключительно энергичные люди, и по их лицам видно, что они хорошего народного корня... Словом, приходится прийти в неприятному убеждению, что военное руководство Советского Союза состоит из лучшего, чем наш, класса». Таким образом, Геббельс довольно объективно судит по конкретным делам о наших военачальниках. В начале войны он их ни в грош не ставил, потому что они допустили противника до Москвы, а теперь дает им весьма высокую оценку, потому что они, преодолев все трудности, привели свои победные армии под стены Берлина. Геббельс понимал, как трудно фюреру,