гусеницами до самых подкрылков, вот матушка пехота быстренько пособит ему, подкопает спереди или сзади, он, сердешный, и выберется из колдобины. Танк бросить никак нельзя. Впереди пулеметы, они нас всех выстригут, если танки их не подавят. Танк — наш спаситель, у него гусеницы — расплющат, а его пушка сшибет пулемет, как только тот застрекочет. Так что танк — лучший друг пехотинца. Он только бы нас до рукопашной довел, а там мы себя покажем. Сколько злости в мае накапливается, пока по этой грязюке ныряем. Вроде бы уж и сил нет, все оставили, преодолевая жидкое, вязкое месиво, но как только замелькали вблизи каски и зеленые мундиры гитлеровцев, внутри будто какие-то дополнительные клапаны раскрываются — тут уж рвется из груди само собой: «Ура!» и «За Родину!» И мать и Бога — всех вспомнят! Тут уж нас не остановят ни пули, ни гранаты, что летят нам навстречу из немецкой траншеи. Если русская пехота добралась до бруствера вражеского окопа, ее никто не остановит, против нее ни одна армия не устоит. Страшен и беспощаден российский солдат в рукопашной, бьет он врага ловко, умело, самозабвенно... И только потом, закуривая самокрутку, весь в поту, еще не отдышавшись после схватки, оглядится вокруг и с ухмылкой сам же удивится и скажет: «Надо же — чего натворили!» Вот этого запредельного нечеловеческого умения одолеть распутицу, выкарабкаться из грязищи, будь она хоть по самые ноздри, вот этой способности у немецкого солдата не было. Ну а мне, полковому разведчику по профессии своей, еще до того как пройти через все вышеописанное, полагалось ночами, до начала наступления, не ходить, а ползать по этой грязи то за «языком», то отыскивая слабые места в обороне противника. Тут уж в полном смысле нахлебаешься болотной жижи. Вернешься с задания — свои не узнают: как черт грязный от бровей до подметок. Вот что мне хотелось добавить для полноты картины к сетованиям Манштейна на грязь и к использованию нами распутицы как элемента внезапности. 18 февраля столица салютовала победам наших войск под Корсунь-Шевченковским, и был опубликован такой приказ: «Приказ Верховного Главнокомандующего генералу армии Коневу: Войска 2-го Украинского фронта в результате ожесточенных боев, продолжавшихся непрерывно в течение 14 дней, 17 февраля завершили операцию по уничтожению 10 дивизий и одной бригады 8-й армии немцев, окруженных в районе Корсунь- Шевченковского. В ходе этой операции немцы оставили на поле боя убитыми 52 тысячи человек. Сдалось в плен 11 тысяч немецких солдат и офицеров...» Дальше перечисляются войска и имена генералов, под руководством которых была проведена эта операция, и сообщается о присвоении частям и соединениям почетных званий. Из Москвы позвонил Коневу Сталин и сказал: — Поздравляю с успехом. У правительства есть мнение присвоить вам звание Маршала Советского Союза. Как вы на это смотрите? Не возражаете? Можно вас поздравить? Конев ответил: — Благодарю, товарищ Сталин. — Представьте отличившихся командиров к наградам. У нас также есть соображения ввести новое воинское звание — маршал бронетанковых войск. Как ваше мнение на сей счет? — Позвольте представить к этому новому званию маршала бронетанковых войск Павла Алексеевича Ротмистрова. Он отличился в этой операции. — Я — за. И думаю, что мы еще присвоим такое звание товарищу Федоренко, начальнику бронетанковых войск. Конев в своих воспоминаниях пишет: «На второй же день самолетом мне доставили маршальские погоны, присланные'Маршалом Советского Союза Г. К. Жуковым. Это было и внимание, и поздравление, и бесценный подарок». Те, кто внимательно прочитал эту главу, наверное, несколько удивлены, почему Сталин как Верховный Главнокомандующий отмечает в своем приказе только 2-й Украинский фронт и Конева. Ведь окружение и уничтожение корсунь-шевченковской группировки вели два фронта: 1-й и 2-й Украинские — и руководил этими фронтами маршал Жуков. Что можно было сказать по поводу приказа Сталина как Верховного Главнокомандующего, оценивающего боевые действия в Корсунь-Шевченковской операции только как заслугу 2-го Украинского фронта под командованием Конева? Можно было, конечно, только развести руками, выразив этим непонимание происшедшего. Можно было вспомнить русскую поговорку: «Темна вода в облацех», имея в виду, что нам, простым смертным, неведомо, что там творится наверху, и этим объяснить происшедшее. Или еще одну: «Загадка сия — великая тайна есть». Но теперь уже прошло много времени, и все загадки и тайны давно раскрыты. Можно определенно высказать суждение и по поводу этого поступка Сталина. Я умышленно подчеркиваю — поступка, единоличного, именно Сталина, потому что кроме него никто такого решения принять не мог. Видимо, он сам так задумал. Что же за этим кроется? Сталин решил немножко проучить Жукова. Верховный занимался такой «воспитательной» политикой с маршалами. Мы уже знаем — не раз одергивал или ставил на место крупных военачальников. Вспомните, как он выговаривал Коневу за то, что тот дал возможность прорваться группировке противника из окружения. Может быть, у Сталина был такой же напряженный разговор с Жуковым? Может быть, Жуков не захотел приводить его в своих мемуарах? Мои предположения высказаны не просто так: есть документ, который дает для них основание. Вот текст телеграммы, которую Сталин послал Жукову по поводу того же случая прорыва части окруженных гитлеровцев:
'Тов. Юрьеву (псевдоним Жукова). Прорыв корсуньской группировки противника из района Стеблев в направлении Шендеровка произошел потому, что слабая по своему составу 27-я армия не была своевременно усилена. (Тут Сталин прямо упрекает Жукова в том, что у него так много сип, а он оставил слабую армию без усиления. —
В директиве Ставки за подписью тех же Сталина и Антонова от того же 12 февраля пункт, касающийся Жукова, был явным продолжением этой строгой телеграммы Верховного. Напомню пункт 2-й в директиве: «Товарища Юрьева освободить от наблюдения за ликвидацией корсуньской группировки немцев и возложить на него координацию действий войск 1-го и 2-го Украинского фронтов с задачей не допустить прорыва противника со стороны Лысинки и Звенигородки на соединение с корсуньской группировкой противника». Если еще раз внимательно перечитать этот пункт, то становится ясно, что он содержит своеобразное наказание для Жукова. Он освобождает маршала от руководства всей операцией, ему дают узкое направление — руководить только созданием внешнего окружения этой группировки и не допустить прорыва к ней извне. А теперь вспомните цитату из мемуаров фельдмаршала Манштейна, где он говорит, что 20—30 тысяч из окружения вырвались, что он эти дивизии посетил, что он их благодарил и отправил на переформирование. Несомненно, Сталину разведка докладывала о том, что часть сил из окружения вырвалась и что шедший навстречу окруженным 3-й танковый корпус достиг своей цели — соединился с пробивающимися. Значит, как бы ни было нам неприятно, Жуков, по сути дела, свою задачу не выполнил. Танковый корпус Манштейна пробился к окруженным и встретил их на пути. Конев свою часть операции тоже не выполнил: часть группировки противника вырвалась из внутреннего кольца, порученного ему. Не будем здесь углубляться в детали и пытаться бросить какую-то тень на Конева. Я не хочу этого делать. Конев получил звание маршала заслуженно. И до этого у него было много удачных операций, где он проявил себя как полководец. Но в отношении Жукова и по отношению к войскам 1-го Украинского фронта, которые операцию эту осуществляли, Сталин поступил несправедливо. Понятно желание упрекнуть Жукова, но несправедливость по отношению к целому фронту не следовало бы допускать. В целом Корсунь- Шевченковская операция — одна из крупных победных операций, в которой Сталин руководил боевыми действиями нескольких фронтов. Он повседневно направлял командующих фронтами и своего представителя Жукова на быстрое реагирование в изменениях обстановки. Опыт и искусство Верховного Главнокомандующего проявились в современной быстроразвивающейся динамике боев. Сам Сталин предусмотрел и осуществил эту динамичность — он послал для окружения противника с двух сторон 5-ю и б-ю гвардейские танковые армии, которые быстро замкнули кольцо. Создание внешнего фронта танкистами без стрелковых «медлительных» соединений было делом не только новым, но и рискованным. Однако Сталин компенсировал недостаток стрелковых частей путем активного применения авиации для поддержки и обеспечения танковых соединений: 2-я воздушная армия и !0-й авиационный корпус очень эффективно помогали осуществлять блокаду и уничтожение противника, совершив ! 1 500 боевых вылетов. Летчики также снабжали танковые армии горючим и боеприпасами, для чего, кроме боевых, сделали 1200 «снабженческих» вылетов. Все расчеты Сталина на быстроту ради продолжения общего продвижения на
