Никаких пустых формальностей вроде приветствий или отдания противнику чести не было соблюдено. Пущенная первой, стрела принца была уверенно отбита подставленным щитом киммерийца. Слабо натянутый лук не придал ей скорости, достаточной для того, чтобы хотя бы воткнуться в плотное дерево. Другое дело — стрелы, посланные мощными арбалетами. Избежать залпа дюжины рассыпавшихся полукругом стрелков было куда труднее. Отбросив копье, Конан изо всех сил прыгнул в сторону и, кувырнувшись через голову, оказался в жидком прибрежном песке. Вокруг в грязь с чавканьем вонзились стрелы. Но не все: Конан почувствовал, как одна стрела проткнула полу его туники, а другая, судя по пронзившей тело боли, угодила в него самого, но куда именно — в этой суматохе он разобрать не мог. Кроме того, не укрытый ножнами меч основательно полоснул киммерийца по ноге.

Еще один мощный рывок, и Конан, извиваясь, словно ящерица, поплыл. Отбросив не понадобившийся меч и стащив с ног сапоги, он оставил на голове шлем и в левой, обращенной к противнику руке щит. Вскоре второй залп перезаряженных арбалетов настиг киммерийца. Одна стрела ударилась о его шлем с такой силой, что казалось, раскололся череп; две вонзились в выставленный щит.

Спасение было в скорости. Сложив свои усилия с направлением подхватившего его течения, Конан стал быстро удаляться от острова. Еще некоторое время ему пришлось выставлять над головой щит, прежде чем вынырнуть за глотком воздуха, затем вражеские стрелы стали ложиться все шире и, наконец, позади уплывающего Конана.

Новая опасность застала киммерийца врасплох: совершенно неожиданно его ноги обвило какое-то змееподобное тело, в живот впились острые зубы, и самый опасный обитатель этих вод — красный речной змей — потащил человека на дно.

Конан, не привыкший сдаваться на милость судьбы, продолжал сражение за свою жизнь. Задыхаясь, ничего не видя в мутной воде, он все же сумел свободной рукой сорвать с себя шлем и, зажав голову чудовища между стальным полушарием и столь же твердым деревом щита, сжал ее с такой силой, что обезумевший от боли змей разжал челюсти и предпочел отказаться от столь опасной и несговорчивой добычи.

Остававшиеся на берегу аквилонские солдаты, к счастью, прихватили на всякий случай еще две лодки, одна из которых сейчас направлялась прямо к устало отплевывающемуся мутной водой королю, а вторая забирала чуть выше по течению, чтобы обезопасить его от возможной погони лодки Амиро и его стрелков. Подняв Конана на борт, лодка, в которой на одной из трех пар весел сидел сам Троцеро, быстро направилась к берегу. Оглядев себя еще в лодке, Конан отчаянно выругался: он обнаружил, что единственная стрела, попавшая в него еще с первого залпа, угодила ему в ягодицу и до сих пор торчала там, застряв зазубренным наконечником в толстой коже кавалерийских штанов. Выбравшись на берег, Конан протянул подбежавшему Оттобранду руку, чтобы тот расстегнул крепление щита на локте. Наружная поверхность черного деревянного круга была утыкана стрелами так, что напоминала несколько полысевшего дикобраза.

— Какое коварство, какое бесчестие! — возмущенно повторял Троцеро. — Ваше величество, вы видите, на что рискуете нарваться, вступая в честный поединок с не достойным такого благородства противником?

— Мы заметили, что лодка Амиро движется как-то странно, — сказал Оттобранд, — но вы уже были далеко и не слышали наших предупреждений.

В это время над рекой прокатилось громогласное приветствие: это кофийские войска салютовали Амиро, гордо причалившему к берегу со своими «соратниками по поединку», доставив в качестве «трофея» лодку Конана и несколько клинков, которыми киммериец не воспользовался. Принца не заставил смутиться даже обнаруженный на дне лодки лук со стрелами; видимо, кофиец считал хитрость большей добродетелью, чем бесполезное и даже глупое на войне благородство.

На западном же берегу генерал Оттобранд успокаивал Конана:

— Ваше величество, зато мы теперь знаем, с кем имеем дело. Расплатились мы за это очень недорого. Все потери — несколько мечей и сабель, да пара-тройка царапин на вашем драгоценном теле. Кстати, этот поединок изрядно задержал переправу неприятельской армии. Они до сих пор митингуют, поздравляя своего командира с победой. Тем лучше для нас. Я уже выслал людей вверх по течению. Они вот-вот спустят на воду плоты с разожженными кострами. Думаю, нам удастся спалить этот чертов мост.

— Отлично, генерал, — сказал Конан, растираясь протянутой ему одним из солдат лошадиной попоной. — Я уверен, что вы с Троцеро вполне управитесь с отражением осады города. Так что я могу освободить себя от этого дела. Мне нужно покинуть Ианту на время.

— Конан, ты что, сдурел?.. Простите, ваше величество… — извинился за вырвавшееся восклицание Троцеро. — Вы по-прежнему хотите лично участвовать в немедийской кампании? Но ведь если Амиро осадит город, взяв его в кольцо, мы можем не продержаться до подхода освободившихся легионов из Немедии. Нужно решать, что делать здесь…

— Вот это я и выясню там, куда собираюсь, — сообщил Конан, запахиваясь в плащ, с готовностью протянутый ему одним из офицеров. — А пока что я вполне доверяю вам разбираться с принцем. Присмотрите повнимательнее и за моими почетными гостями — Делвином и Амлунией. В конце концов, оборона — это то, в чем я смыслю меньше всего. Думаю, что для снятия осады от меня в любом случае будет больше пользы, если я окажусь не в стенах города.

Конан понизил голос так, чтобы его слышал один Троцеро, и сказал:

— Я отправляюсь в Хорайю. Один. Мне нужно выяснить, как поживает… кое-кто из моих верных союзников. До меня дошли слухи, что с ним… с ней обошлись весьма некрасиво, и, как король, как мужчина, я не могу оставить это безнаказанным…

— Конан!.. Ваше величество… — Троцеро с трудом сформулировал свою мысль. — Неужели вы действительно бросите все свои грандиозные планы, остановите на полпути армию ради того, чтобы галопом помчаться на выручку какой-то… вашей старой союзнице. Тогда было бы проще сдать Ианту и направить в обход кофийских войск нашу армию в Хорайю…

— Армия движется слишком медленно, — шепотом, но жестко произнес Конан. — А что касается нашего противника, то кто, как не Ясмела, сумеет объяснить мне, в чем сила принца Амиро и где его слабое место?!

Конан Киммериец, взошедший на престол великой Аквилонии, был человеком, которого, единожды встретив, невозможно было забыть. Огромные пространства от омываемого Западным океаном Аргоса до лежащего там, где восходит солнце, Кхитая и обратно — до Зингары — он преодолел в своей жизни не один раз. Много раз он прошел, проскакал верхом, прополз, протащил кандалы по Великой Дороге Королей, пересекавшей всю Хайборию. И всегда опасности, смертельные схватки и романтические приключения неслись впереди него или стремились догнать, наступая ему на пятки. Нет, Конан был не из тех, кого забывают, а из тех, при упоминании имени которого людей бросает в дрожь, пробирает пот, тянет выругаться и осенить себя защитным заклинанием. В общем, киммериец был парень не промах — от такого только и успевай беречь добро да прятать дочерей-невест. Многие годы имя Конана разлеталось по разным странам со множеством эпитетов: Конан-убийца… Конан-мятежник, спаситель, преступник, победитель и завоеватель… Немало друзей и недругов появилось у него за эти годы в двух дюжинах королевств, и надо сказать, что в живых осталось куда больше приобретенных друзей и союзников, чем нажитых врагов. И мужчины, и женщины вставали на его сторону, сражаясь с ним бок о бок, и либо погибали, либо приобретали богатство, признание и славу. В последние же годы почти все, знавшие Конана раньше, прослышали о нем как о короле одной из величайших и могущественнейших хайборийских стран — Аквилонии, — и уже никто не ожидал встретить его на дороге одного, без свиты и охраны, скачущего на горячем коне по землям враждебного его королевству Кофа.

Безусловно, всем своим видом Конан выделялся в этой южной стране: квадратное лицо, словно грубо вытесанное из камня, холодные синие глаза уроженца далекого Севера разительно контрастировали с