— Но я никогда не сделаю больше ничего подобного. — Он умолк, ощутив, как она ласкает его огромное тело. — Все будет теперь совсем по-другому, Соня. Рэй Левэр теперь чист, слышишь меня?

— Я тебя слышу. — Она сжала его член рукой. — Говори что хочешь Рэй, и делай со мной, что хочешь. Я только хочу, чтобы ты знал, что я без ума от тебя. Я так люблю твой голос, твою музыку, твой талант. Я хочу, чтобы ты трахнул меня так, как поешь свои песни, Рэй. Глубоко-глубоко во мне. Часами!

— Соня! — воскликнул он. — Я никогда раньше не слышал, чтобы девушки так разговаривали. Ох, как я начинаю хотеть тебя, детка! Как я хочу тебя!

Связанный, он тыкался лицом в ее шею, грудь, подмышки. Его влажный мягкий язык исследовал все ее тело, открывая новые потайные уголки, которые тут же начинали желать новых прикосновений. Ни один мужчина раньше не лизал ее под мышками. Она импульсивно извивалась под ним, проталкивая голову между его сведенных рук. Словно два сжатых крыла, его стянутые руки заключили ее в свою темницу. Спотыкаясь, они прошли в спальню и упали в его постель.

— Трахай меня долго-долго, Рэй, — задыхаясь, попросила она. — Не останавливаясь, еще и еще!

Она не верила в необходимость спать с мужчиной всю первую ночь их встречи. Она интуитивно чувствовала, что это поставит ее в невыгодное положение, — он возомнит, что она его собственность. Поэтому в четыре утра она попросила, чтобы ее отвезли домой. Рэй сонно вызвал телохранителей и чмокнул ее на прощание. После концерта и их бурных ласк он совсем выключился. Она и сама была слишком рассеянна и не спросила, когда они увидятся снова. Она просто приняла на веру, что после такой невероятной ночи любви она непременно должна получить от него весточку. Она услышала, как ему развязывают руки и снимают с него путы, пока она собиралась, взбивала рукой растрепанные волосы, надевала темные очки. Да и в конце концов, подумала она, без нее он и выспится гораздо лучше.

Она проскользнула в лимузин, который дожидался у входа в отель двадцать четыре часа на такой вот случай. В машине с ней пытались шутить, спрашивая ее телефончик и адрес.

— А что, это для Рэя? — предусмотрительно спросила она.

Телохранитель, сидевший впереди, обернулся и подмигнул ей.

— Ты смеешься надо мной? Последний раз, когда один из парней Рэя вздумал поухаживать за его девчонкой, он выхватил пистолет у него из-за спины и выстрелил!

Глаза у Сони расширились. Она нацарапала свой адрес и телефон на карточке и протянула ему.

— Боже! — воскликнула она. — Сколько же смертей на счету у этого парня?

Мужчины засмеялись.

— Да не убивал он его! — обернулся через плечо водитель. — Просто прострелил коту ногу — я видел его потом, всего-навсего прихрамывает.

И они потешались над этим всю дорогу до ее дома.

Она поднялась в половине девятого, чтобы принять ледяной душ и встряхнуться. В девять позвонили в дверь.

— Это я-а! — пропел в видеодомофон Леонид, корча забавные рожицы. Он пронесся по двум пролетам лестницы, подтянутый, высокий, с темными волосами, с орлиным носом. На нем были надеты тугие черные джинсы, черный свитер с высоким воротом, голова была повязана красным платком. Если бы Соня имела в своей жизни лучшего друга, то им, вероятно, и был Леонид. Много лет назад он сменил имя Леонард на Леонид, потому что ему казалось, что Леонид звучит «более балетно» и, главное, в нем больше энергии. Она выскочила его встречать в купальном халате, чмокнув в небритую щеку.

— Это нам! — Он протянул ей два бумажных пакета. Она сунула нос в один из них и выудила одну еще теплую булочку из французской кондитерской. В другом были закрытые стаканчики с горячим кофе.

— Спасибо, Леонид, но зачем все это? — пожурила она, отпивая кофе. Он засмеялся, захлопывая за собой дверь, снимая с плеча тяжелую сумку.

— Я знаю, какая ты домовитая хозяйка, и я отказываюсь ждать до седин, когда ты сваришь кофе. Жизнь так коротка!

Она наблюдала, как он развалился в кресле, высыпал в стаканчик пакетик сахарина и размешал его пластмассовой ложечкой. Широко распахнутыми глазами он разглядывал ее.

— Где тебя носило прошлой ночью, Соня? — спросил он. — Мы прочесали в поисках тебя все забегаловки в нижней части города. Мы даже попали в такое заведение, где людей вешают на стене. Мы подумали: а вдруг и ты висишь где-нибудь?

Она посмотрелась в зеркало, висящее позади него. Никаких следов минувшей ночи.

— Я не была в городских низах, — сказала она. — Я была наверху.

— Да? — изумился он, и его брови высоко взлетели. — Но как высоко ты зашла в верхней части? Я надеюсь, не дальше Восемьдесят первой улицы?

Она улыбнулась:

— Что ты скажешь насчет Гарлема, дорогой?

— Ах, пожалуйста, Соня. — Он сделал брезгливую гримаску и выбросил пустой стаканчик, ложечку и пакет в корзину для бумаг. Затем полез в свою сумку и извлек оттуда баночки с красками, бархатистые кисточки и палочки с ватными тампонами. — Только не рассказывай мне, что ты променяла нас на черномазых, дорогая.

Она откинулась на спинку своего удобного кресла, и он закусил губу, когда она подставила ему свое бледное ненакрашенное лицо, над которым он должен начать колдовать, как над чистым холстом. Один из лучших салонных гримеров Нью-Йорка, Леонид относился к своей работе как к искусству. Особенно после того, как в Токио он работал над постановками нескольких спектаклей в театре Кабуки. Сейчас он наносил на лицо Сони свою фирменную белую пудру, прежде чем приняться за карандаши и кисточки.

— Ну, ладно, пускай, я ведь тоже понимаю, — бормотал он, накладывая золотистые тени на Сонины веки. — Иногда я даю зарок навсегда покончить с белой кожей. То есть я хочу сказать, почему? Когда кофе с молоком особенно восхитительно? И я же не говорю, что черное — черное, Соня; вот, например, взять аргентинцев, пуэрториканцев, вообще половинок.

Она потянулась и включила стереоприемник, чтобы заглушить его. Последнее, что ей хотелось услышать в такое важное для нее утро — это сексуальные похождения Леонида.

— Я был так наивен, что приехал в этот город. — Он слегка покачивал головой в такт своим словам, игнорируя песни Рэя Левэра. — Когда я в первый раз…

— Осторожнее! — завопила она, когда ватный тампон слегка задел ее глаза. — Мне как раз сегодня до зарезу нужны красные глаза!

— Извини. А что у тебя сегодня? Съемка, что ли? Тогда почему мы у тебя дома?

Она хмыкнула.

— Это все во имя обеда, мой дорогой, — пояснила она. — Каресс устраивает мой последний смотр. Малышка миссис Каресс потребовала, чтобы мы с Кармен встретились с ней лично. Возможно, она будет в своей инвалидной коляске из чистого золота. Она ведь самая богатая женщина Америки!

— И охотится за тобой? — уточнил он. — Что, контракт будет миллионов на пять или около того?

— На восемь! — поправила она. Он присвистнул:

— Слушай, тогда тебе нужно будет прикусить свой язычок, дорогая. Она ведь, кажется, из этих вонючих мормонов, да? Соня кивнула:

— Мормонка или свидетельница Иеговы, я точно не помню. Да какая разница. Поэтому мне нужно вести себя, словно я девственница. — И она сложила руки будто для молитвы. — Думаешь, я справлюсь с этим, а, Леонид?

— Да, — кивнул он. — Думаю, что обязательно. Боже, да ведь тебе только… Сколько? Шестнадцать?

— Восемнадцать, — поправила она. — Хотя мне кажется, будто мне лет тридцать!

— Так что же все-таки случилось прошлой ночью? — полюбопытствовал он.

— Перестань трещать и займись моим лицом, — приказала она. — С меня бутылка «Моэ э Шадон», если я заполучу этот контракт. Ежедневно, дорогой мой! — И она закрыла глаза, пока он продолжал свою работу, а сцены прошедшей ночи мелькали перед ее глазами, как будто она сидела перед экраном в личной просмотровой. Как ей помнилось, она старалась не суетиться, так ей хотелось снова оказаться с Рэем.

Это была самая лучшая любовная ночь в ее жизни. Если он не попытается увидеть ее снова, он