говорить по телефону каждый день?

— Может быть, по одной минуте каждую ночь, — согласился он. — Звонить в Америку очень дорого…

Она хотела сказать, что сама будет звонить ему и разговаривать по часу каждое утро и каждую ночь, но она была очень осторожна, чтобы не осложнить их отношений намеком на свое финансовое положение. Она поняла, как он был горд, и уже планировала, как бы обыграть «роллс» с личным шофером и дорогую квартиру в престижном районе.

В эту последнюю ночь в Пальме его объятия были такими любящими, такими согревающе- надежными, что секс как-то оказался в стороне. Она чувствовала, что Санти старается доставить ей удовольствие, практически доводя до изнеможения ее тело.

— Извини меня, любимый, — наконец прошептала Марчелла. — Я тоже безмерно люблю тебя, и мне очень жаль расставаться. Просто мне как-то не до секса сейчас.

Когда она подбодрила его, он быстро достиг кульминации, мягко дыша ей в лицо и благодарно целуя.

— Ты будешь довольна мною, Марчелла, — пообещал он ей позднее. — Мое тело знает это. Нам так хорошо вдвоем. Секс между нами еще не начался — настоящий секс. Такой чувственной натуре как ты требуется время, чтобы привыкнуть к мужчине.

— Да, — прошептала она, поглаживая его по голове, чувствуя, как он засыпает.

«Если бы ты только знал, сколько времени мне обычно нужно, — подумала она. — Всего каких-то две минуты, чтобы привыкнуть к незнакомому мужчине». Мысленно она попыталась представить себе кинозал в «Партнерах» и тут же дала слово никогда больше не ходить туда. Она решила не беспокоиться по поводу секса между ними, она знала — все будет в порядке. Марчелла успокаивала себя, прислушиваясь к мерным ударам сердца Санти. Когда в следующем месяце он приедет в Нью-Йорк, она будет готова для секса, ее тело будет жаждать секса. Они попросту растворятся друг в друге, как тогда, в момент их первого соединения, прежде чем она воздвигла этот глупый барьер, эту защиту от любви настолько сильной, что она пугала что-то, таящееся глубоко внутри нее.

Наутро она лежала в кровати подле него, слушая звуки просыпающейся Пальмы. Вот прокричал поблизости петух, присоединяясь к нему, залаяла собака. По улице пронеслись шумные мотоциклы, матери собирают детей в школу. Они с Эми улетали в час дня. Марчелла выскользнула из кровати, накрыв спящего Санти простыней.

На маленьком балкончике она невольно зажмурилась от яркого солнца. Вдали в утренней дымке были видны острые шпили собора, возносящиеся в небо. Отведя взгляд в сторону, она увидела неясные очертания далеких гор, лежащие перед ними холмы, на склонах которых виднелись деревенские домики и сосны. Совсем близко, вниз по улице, в небольшом кафе с шумом поднимали жалюзи, и она уже знала, что через час-другой старики рассядутся за столиками на свежем воздухе и будут читать газеты, потягивая кофе с молоком или играя в домино. Она прощалась со всем этим, а между тем солнце поднималось вверх по небосклону, желтое и теплое, обещая жаркий день.

«Скучала ли я по Манхэттену? — спрашивала она себя. — Нет, нисколько». Но она уже скучала по Санти, тошнота в желудке напомнила ей о предстоящем расставании. «Через три недели, — успокаивала она себя, — он приедет в Нью-Йорк. Познакомится с детьми и завоюет их сердца». В этом месте мысли ее затуманились.

Конечно, будет необходимо заручиться одобрением Марка — так она решила с самого начала; но он просто обязан полюбить Санти. Когда заспанный Санти приблизился к ней сзади и заключил в теплые объятия, она невольно подумала: «Кто же его не полюбит!»

Днем в аэропорту Пальмы ей захотелось реветь как малому ребенку. Цепляясь, как за соломинку, за мысль, что они встретятся через три недели, Марчелла с трудом овладела собой. Она даже заставила себя рассмеяться, когда Санти преподнес им огромные пирожные, подобные тем, что продавались в кафетерии аэропорта в больших картонных коробках, которые брали с собой практически все туристы.

Они с Санти поцеловались самым долгим поцелуем, каким она когда-либо целовалась. Она прильнула к нему, словно ища подтверждения, что все произойдет именно так, как они задумали, так, как они мечтали устроить. Марчелла не могла сдержаться, чтобы не думать об авиа— или автокатастрофах, которые могли бы разрушить историю их любви.

— Ладно, голубки, вам уже действительно пора прощаться, — вмешалась Эми, когда объявили посадку на их рейс.

Руки Санти нехотя разжались, и Эми потащила Марчеллу к стойке паспортного контроля. Марчелла повернулась к Санти и в последний раз ткнулась носом ему в ухо. Из-за барьера он смотрел, как она уходит от него.

— Три недели! — крикнула Марчелла. — Всего три недели, дорогой!

— Отлично, теперь нам действительно пора садиться в самолет! — сказала Эми, растаскивая их в разные стороны. В последний раз Марчелла взглянула на него, и слезы заструились у нее по щекам. Она слабо помахала рукой и позволила Эми увести себя по устланному ковром переходу, ведущему к самолету.

Эми поставила свой ручной багаж на полку и набросила на спинку кресла свой джемпер из ангорской шерсти, чтобы уютно устроиться, как кошечка. Марчелла вытирала слезы с лица.

— Как только откроют бар, закажем шампанского, — пообещала Эми, протискиваясь мимо Марчеллы на свое место.

— Эми, ты невыносима! — Марчелла попыталась улыбнуться, пристегиваясь ремнями. — По-твоему, в этой жизни нет ничего такого, чего нельзя было бы устроить с помощью выпивки, еды или секса.

— Что ж, во всяком случае, ты должна признать, что это как раз то, что притупляет крайности! — сказала Эми.

— А я не хочу, чтобы у меня притуплялась крайность ощущений, — сказала Марчелла. — Я хочу помнить каждое мгновение этой поездки с кристальной отчетливостью. Даже скорбь возвращения!

Марчелла едва слушала болтовню Эми во время полета в Мадрид, когда ожидали самолета до Нью- Йорка, и потом, в самолете, в полете до аэропорта Кеннеди. Она старалась представить Санти, чем он сейчас занимался, что готовил себе в своей небольшой квартире, кого навещал в городе. Слава Богу, что у нее есть дюжина его фотоснимков. Теперь он принадлежал ей, и ее возмущало все, что происходило с ним в ее отсутствие. Час полета ушел на написание ему длинного письма, которое она собиралась отправить ему сразу же по прилете. С удивлением она отметила, что это было первое любовное письмо, когда-либо написанное ею. «Что показать ему на Манхэттене? — думала Марчелла, надписывая конверт. — Показать ему те же достопримечательности, что смотрят все туристы, например «Эмпайр стэйт билдинг»? Или же весь день провести в квартире, беседуя и предаваясь любви? Нет, — решила она, — это не совсем удобно. Тем более Марк будет ходить туда-сюда. Она устроит Санти в отеле, расположенном на той же улице, так что у них будет интимный уголок».

— Как я понимаю, — сказала Эми, словно читая мысли Марчеллы, опрокинув в рот пакетик арахиса, — твоя единственная проблема сейчас — это Марк!

Все взоры собравшихся в «Карлайле» были устремлены на певца, выхваченного ярким кругом света. Марк, облаченный во фрак, с галстуком «бабочкой», казавшийся старше своих восемнадцати лет, сидел за белым роялем и мелодичным тенором, гипнотизировавшим и шикарную публику, и хиппи, находившихся в зале, исполнял песни Гершвина. Марчелла едва верила свершившейся перед ее глазами трансформации.