Славик хотел возразить, что Катя не его, но в это мгновение штора распахнулась словно театральный занавес, к ребятам шагнул одетый в штатское майор Мракобесов и крепко взял обоих за уши.
— А! — закричал Славик.
— Ой! — взвизгнула Маринка. — Вы что, дядя, с ума сошли?!
— Молчать! — рявкнул Мракобесов. — Вы оба арестованы, поедете со мной.
— За что? Куда?!
— Арестованы за участие в отравлении немецкого спортсмена. Едем в милицию, к генералу Потапову. Будете рассказывать долго и подробно, как все было, со всеми междометиями.
И Мракобесов, крутанув напоследок уши подозреваемых так, что они взвыли, отпустил и подтолкнул их к дверям. В сущности он был доволен, что расследование завершилось так быстро. Судя по всему, Курт стал жертвой нелепой случайности.
Вчерашним воскресным утром Славик Подберезкин и Маринка Корзинкина застали Курта за завтраком в его гостиничном номере. Атлет не спеша съел два ломтика подсушенного хлеба из цельного зерна и отрубей, запил стаканчиком свежеотжатого морковного сока. На предложение присоединиться дети только поблагодарили, сообщив, что успели позавтракать дома. (Маринка ела сырники и какао со сгущенкой, а Славик — котлеты с макаронами и чай с вафлями.)
Потом вместе с другими спортсменами они уселись в большой автобус и поехали на стадион. Время было раннее, движение на улицах еще не превратилось в праздничное столпотворение, поэтому минут через пятнадцать автобус остановился у служебного входа в спорткомплекс.
Когда начала прибывать публика, Славик и Маринка заняли свои места на трибунах. Места оказались очень хорошие: над проходом, рядом с правительственной ложей. За несколько минут до торжественных фанфар в ложе появились Президент и губернатор с семьями и многочисленной свитой. Славик моментально разглядел губернаторскую дочку и навел на нее с десяти шагов бинокль. Однако дочка упрямо его не замечала, а Маринка, обидевшись, что ее не слушают, поджала губы и отвернулась.
Но вот началось шумное, красочное действие, и все обратились к арене.
Во время перерыва, разделявшего дневную и вечернюю части программы, Славику удалось настигнуть предмет своего интереса. Все содержимое правительственной ложи где-то пообедало и прогуливалось по прибрежной аллее западной оконечности острова. Охрана еще раньше запомнила Славика Подберезкина и не обращала на него внимания.
— Здравствуйте, Катя, — сказал Славик, будто невзначай пристроившись девочке в ногу.
— А, это вы, — небрежно покосилась на него губернаторская дочка. — Что же вы опять бросили свою спутницу, которая вам не подруга, но которая всегда и везде рядом с вами?
Попав под острый язычок, Славик смутился.
— Я вам кажется говорил, — начал он оправдываться, — что не могу рассказывать всего.
— Ах да, ваши военные или какие-то там еще секреты…
— Хорошо, я скажу. Сегодня эта девочка рядом со мной потому, что нам поручили шефство над одним немецким спортсменом.
— Кто же это?
— Курт Шикельгрубер.
— Тот самый независимый, который намерен взять все золотые медали?
— Откуда вы знаете?
— Так, слышала. За ним очень пристально наблюдали на тренировках. А вы разве говорите по- немецки?
— Нет.
— Значит, ваша спутница говорит?
— Нет, к сожалению, она тоже не говорит.
— Любопытная ситуация. Но, может быть, Курт Шикельгрубер говорит по-русски, или у него есть переводчик?
— Да… Помните, в консульстве был такой красивый блондин, к которому все время вязалась пьяная?
— А, Фриц Диц, помню, конечно. Его весь вечер кому-нибудь представляли, а он говорил: Диц; Фриц Диц. Диц; Фриц Диц…
Дети рассмеялись.
— Знаете, он свободно говорит на всех языках. Но его срочно куда-то вызвали, он ведь человек военный. Теперь мы с Куртом все больше жестами, — Славик потешно изобразил из себя глухонемого.
Катя снова засмеялась.
— А как же ваше секретное задание? Или вы тогда тоже пошутили?
Славик сделал серьезное лицо, помолчал и затем произнес:
— Если бы я знал, что вы отнесетесь так легкомысленно…
— Но вы обещали рассказать, а сами даже не позвонили.
— Я обещал рассказать… если узнаю вас ближе. О таких вещах не говорят с малознакомыми.
— Ну хорошо, хорошо, мы познакомимся поближе, если вы так хотите. Только сначала расскажите хотя б немножко.
— Мы могли бы вместе поужинать сегодня.
— Ой, ну прямо как в кино! Можете не строить из себя взрослого. Разумеется, что меня одну никуда не отпустят.
— А если все вместе — вы, я, Курт и Маринка?
— Курт? Курт Шикельгрубер? Вы серьезно?
— Как никогда.
— Даже не знаю… Если только получится уговорить папу… то есть, отложить другие дела.
— Придумайте что-нибудь.
— Хорошо, я подумаю. На всякий случай, если сумею сбежать… то есть, если отложу другие дела и приму ваше приглашение — давайте забьем стрелку.
— У Александрийской колонны, ровно в десять.
— Хорошо, я подумаю, прощайте.
— До свидания.
— Да! — оглянулась Катя. — Я говорю по-немецки!
Славик улыбнулся и оттопырил большой палец.
Вечером над городом гремели фейерверки, рассыпаясь в небе разноцветными огнями и раскрашивая знакомые фасады домов, улицы и площади в яркие, причудливые цвета. С эстрадных площадок гремела музыка, с лотков продавали все, что душе угодно. Начинались народные гулянья, каких еще не видела ни одна петербургская белая ночь.
На Дворцовой было особенно многолюдно: здесь ожидался мощный, наикрутейший рок- фестиваль.
Успевшего прославиться еще до начала состязаний Курта удалось склонить к прогулке благодаря отсутствию надзора со стороны Карла Ангелриппера, находившегося на то время в отделении милиции. Но и сам юноша не особенно сопротивлялся, находясь в эйфории, вызванной опьянением, так сказать, воздухом свободы. Прожив все свои девятнадцать лет в благоустроенной пещере и лишь изредка совершая пробежки по горным тропам, он впервые оказался в городе, в центре многолюдного праздника.
Курт смотрел по сторонам и глупо улыбался. Он был послушен как цирковая лошадка.
Наконец прибежала Катя, раскрасневшаяся, с блестящими глазами. Она за руку поздоровалась с Маринкой и с Куртом, представилась и что-то сказала Курту по-немецки, а он закивал, заулыбался и забормотал что-то вроде «о, зер гут, данке, данке…»
Крепко взявшись за руки, компания стала змейкой пробираться через толпу с площади на Невский проспект.
Но и на Невском оказалось не легче: народ столпился на тротуарах, ожидая прохода уже