На другой день Бекеша и Виталий Титович не виделись вовсе, а в четверг после обеда последний явился к своему по-прежнему счастливому приятелю, издалека помахивая свежераспечатанной рукописью.

Уже шапка рассказа выглядела эффектно:

Бекеша схватил рукопись, сел на крылечко и начал торопливо читать. А Виталий Титович, чтобы не мешать ему, прошел в дом и включил радио.

Передавали выпуск новостей, и главной сенсационной новостью стало известие о похищении из Эрмитажа гигантского бриллианта «Всевидящее Око». Все произошло еще вчера, но ни камень, ни похитители не были найдены. Объявляли более чем общие приметы троих злоумышленников: пожилой в очках и с бородкой, молодой коротко стриженный и высокий, худощавый, с длинными волосами. Людей с такими приметами в городе и области были десятки тысяч…

Не успел Виталий Титович дослушать сообщение до конца, как в комнату влетел Бекеша. На его физиономии светилась радостная улыбка.

— Виталий Титович! Виталий Титович!.. — не находя слов, он полез обниматься. — Вы же просто гений! Это оно, то, именно то, что нужно! Все есть: и личность, и характер, и сюжет, и профессия… Я только бегло просмотрел…

— Правда, вам понравилось? — смущенно пробормотал Виталий Титович.

— Вы сами-то понимаете, что вы сделали? Вы понимаете, что теперь будет?

— Вы думаете…

— Теперь и думать ничего не надо, теперь надо дело делать! Скажите мне только одну вещь.

— Да-да?

— Какую страну и какое время вы описали?

— Ну, пускай это, допустим, будет планета Жукландия. Это формально. А фактически это Россия. Но не та, которую мы знаем, а другая: Россия 20-х или 30-х годов прошлого века, как если бы в четырнадцатом году не было войны, а в семнадцатом — государственного переворота. Россия, так сказать, в своем естественном расцвете. Не считая, конечно, мелких колониальных конфликтов. У меня там еще много задумано на этот счет, тема очень, очень перспективная.

— Да-да-да-да-да… понимаю… — прошептал художник. — гениально…

— Кстати, Бекеша, вы придумали, в какую именно форму нам следует облечь первое представление публике вашего героя?

— Нашего, дорогой Виталий Титович, нашего!

— Нет, нет, вы мне не приписывайте.

— Не скромничайте, дорогой Виталий Титович, не скромничайте.

— Так это будет мультик, или что-нибудь другое?

— Другое, другое, дорогой мой человек! Для начала сделаем журнальный вариант рассказа в картинках, вы ведь сотрудничаете в журналах?.. Не комикс, а полностью ваш текст, без сокращений, но с огромным количеством картинок, почти на каждый абзац. Текст у вас уж больно хорош!

— Но ведь это пока набросок, болванка. Для картинок нужно будет адаптировать…

— Адаптируете, дорогой Виталий Титович, адаптируете. Теперь мы с вами все адаптируем. Весь мир под наших жуков адаптируем. Будут думать, что «Битлз» под наших жуков был адаптирован.

— Ну, вы не очень-то, Бекеша…

— Дорогой Виталий Титович!.. — и Бекеша снова полез обниматься.

Остаток дня Макс провел на службе за составлением отчета. Печатать на машинке он не умел, и дело продвигалось медленно. Кроме того, после бессонной ночи, проведенной за карточным столом, мысли у него путались. Вместо «довожу до вашего сведения» он почему-то напечатал «ставлю столько же и удваиваю», а в другой раз вместо «в аршине справа от комода» у него получилось «ошибка в сдаче колоды». Испортив десяток листов и не обращая внимания на подтрунивания сослуживцев, он все-таки закончил свой труд, вручил начальнику отделения и отправился наконец домой. На этот раз за рулем сидел бравый ординарец; Макс, развалившись на заднем сидении, прикрыл глаза.

— Максимилиан Петрович! — услышал он через начинавшую обволакивать его дрему.

— Ну, чего тебе…

— Так что, на заправочной станции опознали Красавцева?

Кузьма отлично выспался за день и был не прочь поболтать.

— Опознали, опознали.

— Стало быть, он залез в дом через окно?

Макс зевнул и потянулся.

— Нет, Кузьма, в дом он не залезал. Красавцев только подошел к окну, чтобы убедиться, что хозяин поверил в свое полное разорение и покончил с собой. Но шторы были плотно завешены, и он ничего не смог увидеть. Но вот раздался выстрел, Красавцев, вообразив, что его план вполне удался, сбежал и уехал в город. Он даже намеревался отпраздновать это событие в кабаке, но только мы ему помешали. Кстати, этого мерзавца будут судить за попытку доведения до самоубийства и несомненно лишат всех прав состояния.

— Максимилиан Петрович, а как вы догадались, что это вдовушка укокошила собственного мужа?

— Смотри на дорогу. То, что Амалия Викторовна беременна не от любовника, а не от своего мужа, могло вскрыться в любую минуту, об этом уже поговаривали в доме. Не дожидаясь, когда муж вычеркнет ее из завещания, циничная жужелица решилась на убийство. Очевидно, что план преступного звонка о мнимом банкротстве торгового дома также родился в ее воображении; самодовольный щелкун не додумался бы до такого изощренного коварства. Она подслушала с параллельного аппарата их разговор и затем, решив, что план не сработал, и водолюб не собирается стреляться (а в эти минуты он писал посмертную записку), вошла в кабинет и хладнокровно выстрелила ему в голову. Затем дамочка вложила в лапку убитого револьвер и разыграла спектакль, рассчитывая подставить под удар Красавцева. Как мы уже знаем, Амалия Викторовна поторопилась: задержись она всего на несколько секунд, водолюб сам бы совершил над собой это ужасное преступление.

— Максимилиан Петрович.

— Ну, что.

— А ведь вы тоже на него подумали.

— На Красавцева? Ну так что ж.

— А почему вдруг указали на вдову?

Макс раскурил трубку.

— Да ведь это не я, это ты прежде указал.

— Шутите.

— Не щучу. Припомни сам: вдова все твердила, что некто в штиблетах, которые она запомнила до мельчайших подробностей, якобы держал дверь изнутри, не позволяя открыть. Она будто бы толкала дверь, а он держал, подставив ботинок.

— Верно, она так говорила.

— А теперь вспомни, как ты расколол орех, зажав его в двери.

Кузьма на мгновение задумался, а затем хлопнул себя по лбу и воскликнул:

— Ой, а ведь верно, батюшки! Дверь-то из кабинета наружу, в коридор раскрывается! Стало быть, дамочка врала, что кто-то подставил свой штиблет изнутри изнутри!