с Литовского рубежа», «приведены бо быша нашими же на безлюдное место»{84}. Показательно, что возле «литовского рубежа» ордынцы оставили свои обозы, жен, больных и слабых, считая это место безопасным{85}.
В Москве еще точно не знали о направлении удара Ахмед-хана и приняли обычные меры предосторожности. Великокняжеские полки заняли весь «берег» р. Оки. По свидетельствам летописцев, «князь великы посла воевод своих к берегу со многими силами; преж всех Федора Давыдовича отпусти с Коломничи, а князя Данило да князя Ивана Стрига со многими людьми на риз положение (т. е. 2 июля. —
После получения новых вестей о приближении Ахмед-хана 30 июля сам великий князь «поиде вборзе к Коломне». Но Ахмед-хан даже не пытался форсировать Оку по прямому направлению к Москве, он решил обойти главные [74] силы русского войска с запада. Летописец отмечал что «царь со всею Ордою идет к Олексину».
Алексин, небольшой городок на высоком правом берегу Оки, не прикрытый рекой от ордынского нападения, не мог оказать серьезного сопротивления. По словам летописца, «в нем людей мало бяше, ни пристрой городного не было, ни пушок, ни пищалей, ни самострелов». Однако первый приступ горожане Алексина отбили. На другой день штурм возобновился. Ордынцы «пакы приступи ко граду с многими силами, и тако огнем запалиша его, и что в нем людей быша все изгореша, а которые выбегоша от огня, тех изнимаша».
Оборона Алексина задержала ордынцев. Пока они штурмовали городские стены, другой, не занятый ими берег Оки уже перестал быть «безлюдным местом». Прикрывая броды через реку, там встали воеводы «Петр Федорович да Семен Беклемишов». Правда, пока что «с малыми зело людьми», но на помощь им уже спешили со своими полками князь Василий Михайлович Верейский и брат великого князя Юрий, а следом за ними двигались главные силы великокняжеского войска.
Своевременное сосредоточение русских полков против Алексина решило исход войны — быстрый маневр полками оказался неожиданным для ордынцев. Предоставим слово летописцу: ордынцы «поидоша вборзе на брег к Оце с многою силою и ринушася вси в реку, хотя перелезти на нашу сторону, понеже же бо в том месте рати не было... но толико стоял туто Петр Федорович да Семен Беклемешов с малыми зело людьми... Они же начаша с ними стрелятися и много бишася с ними, уже и стрел мало бяше у них, и бежати помышляху, а в то время приспе к ним князь Василеи Михаилович с полком своим, и по сем приидоша полци княже Юрьевы Васильевича, в той же час за ними и сам князь Юрьи прииде, и тако начаша одолети христиане... полци великого князя и всех князей приидоша к берегу, и бысть многое миожст-во их, тако же и царевича Даньяра (служилого «царевича» Ивана III. —
Военное поражение Ахмед-хана в 1472 г. (то, что это было именно поражение, несмотря на отсутствие генерального сражения, не вызывает сомнений: ни одна из целей похода не была достигнута, ордынцы понесли значительные потери и поспешно отступили) имело далеко идущие последствия. Власть Большой Орды была значительно ослаблена. Это нашло отражение в существенном уменьшении дани. Известно, что в середине XV в. «ордынский выход» составлял 7 тысяч рублей, а после неудачного похода 1472 г., по сведениям П. Н. Павлова, сократился почти вдвое, до 4200 рублей{88}; в 1475 или 1476 г. выплата дани вообще прекратилась. О том, что «уплата выхода в Орду прекращена в 1476 г.», писал К. В. Базилевич{89}.
Именно это время стало переломным этапом в русско-ордынских отношениях, что нашло отражение в записи Казанского летописца. Ахмед-хан послал посольство в Москву с требованием дани и личной явки Ивана III на ханский суд, однако его требования были отклонены. Ахмед-хан «посла к великому князю Московскому послы своя, по старому обычаю отец своих и з басмою, просити дани и оброки за прошлая лета. Великий же князь приим басму его и плевав на ню, низлома ея, и на землю поверже, и потопта ногама своима, и гордых послов всех изымати повеле, а единаго отпусти живе...»{90}.
Некоторые историки (В. В. Мавродин, М. Г. Сафаргалиев) относят прекращение «ордынского выхода» еще к более раннему времени: к началу 70-х годов XV в., и есть данные, подтверждающие это мнение. По свидетельству Вологодско-Пермской летописи, Ахмед-хан в 1480 г. упрекал великого князя Ивана III в том, что «ко мне не идет, и мне челом не бьет, а выхода мне не дает девятой год»{91}.
Не берусь судить, к началу или к середине 70-х годов XV в. относилось окончательное прекращение даннических отношений, что означало формальный отказ от верховной власти хана. Важнее сам факт, признаваемый большинством историков: великий князь Иван III односторонне разорвал традиционную систему русско-ордынских отношений. Это делало войну неизбежной. Только путем большой войны, причем обязательно с решительным [76] исходом, Ахмед-хан мог надеяться на восстановление своей власти над непокорными русскими землями. Война стала для него политической необходимостью. С другой стороны, только путем военного отпора Иван III мог окончательно свергнуть ордынское иго. Обе стороны готовились к войне.
Планируя новое нашествие, Ахмед-хан не мог не учитывать урока, полученного им на «перелазах» через Оку возле Алексина. Русская оборона «берега» показала свою надежность, надежды прорваться через широкую и полноводную реку, защищаемую главными силами русского войска, у Ахмед-хана не было. Кроме того, решительный отпор вообще ставил под сомнение возможность победить Россию силами одной Большой Орды. Это, во-первых, заставляло Ахмед-хана искать новое направление похода, чтобы обойти укрепления «берега» Оки, и, во-вторых, заручиться помощью сильных союзников. С этого он и начал подготовку к войне.
Ивану III было необходимо предотвратить складывание антирусской коалиции, прежде всего военного союза Большой Орды и Польско-Литовского государства. Не менее важным было для него воспрепятствовать образованию единого фронта ордынских улусов. Ключ к решению и той и другой внешнеполитической задачи находился в Крыму.
Активную дипломатическую игру с Крымом великий князь Иван III начал сразу же после похода Ахмед-хана к Алексину. Первые шаги были сделаны с помощью некоего Хози Кокоса, связанного с крымским ханом Менгли-Гиреем. Менгли-Гирей сразу же откликнулся на дипломатическую инициативу Москвы, направив своего посла Ази-Бабу. Между Москвой и Бахчисараем было заключено предварительное соглашение «в братской дружбе и любви против недругов стоять за одно». В марте 1474 г. в Крым приехал великокняжеский посол Никита Беклемишев. Целью посольства было утверждение ханом предварительного соглашения и расширение сферы московско-крымского сотрудничества. Иван III хотел добиться включения в число «вопщих врагов» также короля Казимира IV. Правда, на первых порах Менгли-Гирей от такой трактовки «любви» уклонился, но переговоры были продолжены.
В ноябре. 1474 г. Никита Беклемишев возвратился в Москву с крымским послом Довлет&к-Мурзой. В марте [77] 1475 г. в Крым,отправилось московское посольства Андрея Старкова. Дело явно шло к заключению военного союза, но поход Ахмед-хана в Крым и временное свержение с ханского престола Менгли-Гирея прервали так удачно начавшиеся переговоры. Со ставленником Ахмед-хана новым крымским ханом Джанибеком переговоры о союзе были, естественно, бессмысленными. Когда же Менгли-Гирей с помощью турецкого султана вернул престол, московско-крымские контакты восстановились. В 1479 г. шли переговоры в Москве, а в следующем году — в Бахчисарае.
Многолетние и терпеливые дипломатические усилия Ивана III увенчались успехом. Накануне
