схвачены. Их заточили в замке Крево, где Кейстут через несколько дней был задушен, а Витовта держали под крепкой стражей. Вскоре по приказанию Ягайлы была. отравлена жена Кейстута. Такая же участь ожидала, вероятно, и Витовта, но ему удалось перехитрить своих тюремщиков: притворяясь тяжело больным и покорным, он добился разрешения на то, чтобы его посещала жена, и несколько дней спустя бежал вместе с нею, переодевшись в платье одной из ее служанок. Последняя поплатилась за это жизнью, но Витовт добрался благополучно до Пруссии и, различными обещаниями склонив на свою сторону магистра Тевтонского ордена, Конрада Польнера, – вместе с ним начал войну против Ягайлы.

Борьба, с переменным успехом, продолжалась два года, причем выигрывали на ней только тевтонские рыцари, грабившие страну и постепенно захватывавшие литовские города. Чтобы избавиться от них, враждующие князья пошли наконец на мировую: Витовт признал верховную власть Ягайлы и за это получил во владение обширный удел, включающий города: Гродно, Брест, Дорогочин, Каменец, Вельск, Волковысск и другие.

Но едва миновала опасность со стороны Витовта, – против Ягайлы восстали князья Андрей Полоцкий и Святослав Смоленский.

Находясь в такой сложной и трудной обстановке, Ягайло волей- неволей должен был ладить с Московским князем, война с которым в эту пору была бы для него гибельной. Многие литовские магнаты, тяготевшие к Руси, толкали его на сближение и союз с Москвой, видя в этом единственное спасение от внутренних неурядиц и от постоянных нападений Тевтонского ордена. Был даже выдвинут проект женитьбы его на дочери Дмитрия Донского, Софье, – чего особенно желала мать Ягайлы, княгиня Ульяна Александровна, русская по рождению. Намечалась русско-литовская государственная уния, которая для значительно обрусевшей и по преимуществу православной Литвы была бы, конечно, выгодной. Но Москва ставила непременным условием сохранение верховной власти за великим князем Дмитрием Ива-

Ульяна Александровна, вторая жена Ольгерда Литовского,! была сестрой великого князя Михаила Тверского.

новичем, и это не нравилось честолюбивому Ягайле. Возможно, что непрочность его собственного положения все же заставила бы его на это пойти, если бы ему неожиданно не представился более выгодный случай: польский сейм предложил ему руку Ядвиги – дочери короля Людовика, незадолго до того умершего и не оставившего сыновей.

На брак с Ядвигой, провозглашенной королевой Польши, было несколько других претендентов, одного из которых – герцога Вильгельма Австрийского – она любила и даже, по некоторым данным, успела тайно обвенчаться с ним. Но распоряжавшаяся в Польше шляхта с этим не посчиталась и остановила свой выбор на Ягайле: объединение с Литвою, прежде всего, давало Польше ту живую силу, которой не хватало ей для успешной борьбы с Тевтонским орденом, а во-вторых, обеспечивало ей господствующее положение в этом объединенном государстве, открывая перед польской шляхтой богатые возможности захвата украинских и белорусских земель, а перед католическим духовенством – широкое поле деятельности по окатоличиванью православно-языческой Литвы.

Ядвигу уговорили согласиться на этот брак, представив его как подвиг, которого от нее требуют интересы католической церкви, а Ягайле, вместе с рукой Ядвиги, предложили польскую корону, но поставили два основных условия: во-первых, принять католичество и способствовать обращению в католическую веру всех его подданных, а во-вторых, – объединить Литву с Польшей в одно государство и присягнуть в том, что он будет ревностным защитником интересов Польши в борьбе с внешними врагами и приложит все усилия для возвращения отторгнутых Тевтонским орденом польских земель.

Ягайло эти условия принял. Он перешел в католичество с именем Владислава, в 1386 году обвенчался с Ядвигой и был провозглашен королем Польши, сохраняя в то же время титул великого князя Литовского.

Это событие пагубно отразилось на судьбе всего Западного края: польские шляхта и духовенство заняли в нем господствующее положение, началось насильственное окатоличи-ванье и преследованье инаковерных. Уже год спустя король Ягайло объявил «хартию вольности и прав» тем литовским и русским дворянам, которые переходили в католичество, и издал ряд законов, ущемляющих права православных.

Православное его имя было Яков.

Что же касается простого народа, то он вообще был лишен каких- либо прав и всецело попадал в зависимость от произ вола шляхты, сввей и польской.

Все это вызвало в литовских землях волну недовольства, вскоре принявшего форму вооруженной борьбы, которую возглавлял сначала князь Андрей Ольгердович Полоцкий, а потом Витовт. Последний, – хотя и принял католичество, – поляков не любил и оставался горячим поборником самостоятельности Литовского княжества. При помощи Тевтонского ордена и при поддержке коренного населения Литвы он в 1392 году добился того, что Ягайло назначил его пожизненным правителем литовских земель, в качестве своего наместника. Но сам Витовт очень скоро начал се бя именовать великим князем Литовским и распоряжался в Литве почти самостоятельно. Однако польские порядки и католичество, хотя и медленно, продолжали здесь укореняться, что привело в дальнейшем к бесчисленным народным восстаниям и к известной церковной унии.

Таково было общее политическое положение Руси и ее блжжайших соседей к 1389 году, когда в расцвете жизни, не достигнув и сорокалетнего возраста, умер великий князь Московский, Дмитрий Иванович. Свела его в могилу, очевидно, болезнь сердца. Летопись отмечает, что Дмитрий был «телом велик, широк и плечист, чреват вельми и тяжел собою зело». Далее летописец повествует, что «по весне разболеся великий князь внезапу и тяжко ему вельми быше, а потом полегчало и возрадовашеся вси люди о сем. И паки тогды в большую болезнь впаде и стенания поступи к сердцу ему и уже приближися конец жития его». Все это похоже на два сердечных удара, второй из которых оказался для князя роковым.

Он оставил после себя шестерых сыновей и три дочери. Старшему из его детей – Василию, в ту пору едва исполнилось двадцать лет, младший, Константин, родился за четыре дня до смерти отца.

До нас дошло завещание Дмитрия Донского, которое особенно интересно как показатель его отношения к своим помощникам и сотрудникам – боярам. Трудно допустить, что ему просто посчастливилось в их подборе или что в его время боярство было не таким, как до него и после него. Общий патриотический подъем, присущий его эпохе, в какой-то мере распространялся, конечно, на всех. Но несомненно и то, что Дмитрий умел сотрудничать и ладить со своими боярами, как ни один другой русский государь, и обладал качествами, которые заставляли этих бояр служить ему не за страх, а за совесть. В своем предсмертном обращении к боярам он говорит: «…С вами яз царствовах и Русскую землю держах, с вами противнику бех страшен во бранех, по-гаиых с Божией помощью посрамих и врагов покорих себе. С вами грады держах и великие волости, с вами великое княжение свое зело укрепих и мир сотворих на Руси. Вас же и чад ваших в любви и чести имех, и не бояре вы у мене быше, но князи земли моей. Ныне же вспомните словеса ваши, еже ко мне рекли: „Должны есмы служить тобе и детям твоим и главы свои за вас положити“. И укрепитеся ныне в том и мир Господен да будет с вами».

Далее Дмитрий обращается к сыновьям своим с такими

словами:

«Бога бойтесь и мир да любовь держите межу собой. Творите все с рассуждением и с вопрошением матери вашей, бояр же своих любите и честь им достойную воздавайте, без думы же их ничто не творите. Приветливы будете ко всем служащим вам, и умножится тогда слава державы вашей, и врази падут под ногами вашими, и облегчится тягота вашей земли».

И, очевидно, не столько в требовательности, как именно в той отеческой простоте и приветливости к людям, которую Дмитрий завещал и своим преемникам, заключался секрет того, что все окружающие старались служить ему, не кривя душой и не жалея себя.