после некоторого предела, угасание России. И этот предел уже перешли. Сегодня Россия напоминает огромного алкоголика, который при голодных детях тащит из дома последнее имущество.
В 2001 г. еще был шанс компромисса перераспределения энергоресурсов в пользу производства. Но уже надо было пройти по краешку пропасти. Уже не хватало времени, чтобы обновить старые системы до полного истощения их ресурсов. Но с тех пор прошло еще 9 лет, и оставшийся запас прочности совсем мал. Программа восстановления срочно требуется во всех отраслях, и прежде всего в сельском хозяйстве, — иначе все средства развития будут «проедены» и уйдут на ликвидацию аварий.
Значит, модернизация уже не может быть половинчатой, а должна стать тотальной, по всему фронту, как в 30-е годы — совмещая восстановление с чрезвычайными проектами по созданию «центров высоких технологий». Но для этого надо изменить общие социальные условия и формы. Широкомасштабная научно- техническая деятельность и новаторство возможны лишь на фоне общего улучшения жизни населения и оптимистических ожиданий — при отсутствии «социальных страхов». Инновации всегда сопряжены с риском, и в обстановке страха всегда предпочтительно примитивное воспроизводство.
Нам знакомы две больших программы инновационного развития — западная и советская (опыт Японии и Китая нам известен хуже). На Западе мотором был индивидуализм предпринимателя, который видел в новаторской работе и в накоплении денег Призвание, способ служения Богу. Успех измерялся на рынке. В России и СССР мотивы были иными, но высокого накала. Однако опыт показал, что побудить наших людей к творческому труду и инновациям на принципах рынка трудно. А может быть, и невозможно — скорее, они этим займутся на Западе. Инновационного процесса как большой системы в условиях нынешней РФ не складывается.
Более того, за 90-е годы разрушена большая система, в которой и существует инновационный процесс. Не деньгами же он жив, а людьми. Взглянем снизу: много фундаментальных открытий, порождающих инновации, берут начало от рабочих, замечающих аномалии в поведении материала или в ходе процесса. В советской системе рабочие сообщали о своих наблюдениях инженеру или в БРИЗ (бюро рационализации и изобретательства), те — работникам отраслевого НИИ, посещающим завод. Через них импульс шел в НИИ АН СССР, оттуда приезжали посмотреть — и по той же ткани человеческих и организационных отношений шел обратный поток инновации. Это и был процесс модернизации. Сейчас вся эта ткань изорвана в клочья, многих ее кусков вообще нет. Даже заплатки не из чего ставить.
Модернизация возможна только при коллективном духовном подъеме людей, соединенных в сложной, высокоорганизованной совместной работе. Ученый, инженер, рабочий, управленец и множество других работников должны иметь мотивацию высокого уровня, которую не заменить ни рублем, ни страхом. Но как обстоит тут дело в России?
Начнем с личного состава «спецназа модернизации». Действующие лица в этой истории — не индивиды, а общности, собранные на особой матрице. Кризис потряс всю эту систему, в России продолжается распад всех общностей (кроме криминальных). Этот процесс запущен в 90-е годы, но ни остановить этого маховика, ни начать «сборку» общностей на новой основе после 2000 года не удалось.
В целом попытка превратить «поднятые» реформой социокультурные группы в системообразующее ядро «нового» народа успехом не увенчалась. Эту функцию не смогли взять на себя «новые русские» (буржуазия «из пробирки»). Видимо, ядром общества не сможет стать и средний класс. Утверждение, будто период 2000-2008 гг. был эпохой среднего класса, наивно. Ничего эпохального этот субъект не совершил, ничего от него и не ждут. Новый «гегемон» воспринимается как явление преходящее и нежизнеспособное. По своим качествам эта общность — продукт смутного времени, он уже не обременен коллективной памятью «советского типа», но не обрел «своей» памяти. Куда он может повести расколотое общество, кого он может сплотить для творческого усилия?
Представим себе, что в Москве открыт монумент, олицетворяющий этот средний класс. Каков может быть этот памятник «белому воротничку» или «офисному планктону»? Сделанный с симпатией в жанре шаржа монумент «Челноки»? Поставим его в один ряд с фигурой «Рабочий и колхозница» или памятником «Воину-освободителю» в Трептов-парке.
Прежде всего, в 90-е годы были подвергнуты демонтажу профессиональные общности, бывшие двигателями модернизации при советском строе, — промышленные рабочие («рабочий класс») и научно- техническая интеллигенция. Были повреждены или ликвидированы инструменты, необходимые для поддержания системной памяти общностей — необходимого средства для их сплочения. Под флагом «демократизации» были устранены системы социальных норм и санкций за их нарушение — правовых, материальных и моральных.
За годы реформы число промышленных рабочих России сократилось на 53%. Произошло резкое ухудшение демографических и квалификационных характеристик рабочего класса России, что будет иметь долгосрочные последствия. Какова судьба 10 миллионов выброшенных с предприятий рабочих? Значительная часть рабочих опустилась на «социальное дно». Как изменился социальный статус рабочего, престиж рабочих профессий в среде молодежи? Сегодня ни общество, ни государство не имеют ясного представления о том, какие угрозы представляет для страны утрата рабочих как профессиональной общности, соединенной определенным типом знания и мышления, социального самосознания, мотивации и трудовой этики. Утрата профессиональной общности работников промышленного производства (рабочих и ИТР) грозит выпадением России из числа индустриально развитых стран.
Аналогично складывалась судьба общности квалифицированных работников сельского хозяйства. В 2008 г. член Совета Федерации РФ С. Лисовский сказал: «Мы за 15 лет уничтожили работоспособное население на селе». Надо же вдуматься в эти слова! Россия утратила 6 миллионов организованных в колхозы и совхозы квалифицированных работников сельского хозяйства.
Быстро деградирует и другая ключевая в модернизации общность — интеллигенция. Она замещается «средним классом» — новым культурным типом с «полугуманитарным» образованием, приспособленным к функциям офисного работника без жестких профессиональных рамок. В 2008 г. высшее образование выпустило 746 тыс. «специалистов» гуманитарно-социального профиля и около 26 тыс. выпускников вузов по физико-математическим и естественнонаучным специальностям. Численность научных работников (исследователей) в России сократилась в 2,5 раза.
Кто будет осуществлять модернизацию, если разрушены все звенья цепи и она сама распалась?
Второй фактор — моральный дух. Наше общество переживает культурный кризис, который подавляет в людях творческие импульсы. Признаком его служат общее снижение квалификации работников, ориентация на «легкие» деньги, низкий престиж тяжелого непрерывного труда (особенно физического), увлечение оккультными верованиями и дешевой мистикой. А со стороны государства и «собственников» — низкий уровень инвестиций в науку и техническое творчество. Даже, можно сказать, общая неприязнь к производству. Всей душой — к торговле, финансам и праву. С той «элитой» России, что поднялась на разрушении 90-х годов и, как говорили, «питается трупом убитого советского хозяйства» — гонит за рубеж природные богатства России, подвига модернизации не совершить.
Как же могло наше общество, наша интеллигенция, принять саму доктрину такой реформы? Ведь для такого поворота требовались культурные предпосылки, глубокая перестройка мировоззрения.
На первый взгляд может показаться, что мировоззрение не играет особой роли в нашей судьбе, — примет Д.А. Медведев решение, и покатится Россия по пути модернизации. Это неверно. Решение такого масштаба должно вырасти из культуры. Если мы не видим разницы между получением денег от производства и от добычи, если одобряем «прибыль сегодня» как высший критерий политики, то идея модернизации булькнет, как камень в болоте, — и тишина.
Почему такая высокая смертность мужчин трудоспособного возраста? Почему такой уровень пьянства, такой всплеск числа разбоев и грабежей? В 2005 г. на конференции «Медико-социальные приоритеты сохранения здоровья населения России в 2004-2010 гг.» директор ГНЦ социальной и судебной психиатрии им. В.П. Сербского, бывший министр здравоохранения РФ Т. Дмитриева сообщила, что уровень психических расстройств с начала 1990-х годов увеличился в 11,5 раза. Растет и смертность, и тяжелая заболеваемость, связанная с психическими расстройствами. В частности, 80% инсультов в стране происходит на фоне депрессий. Все это — признаки тяжелой духовной болезни.
Да, необходим переход к инновационному развитию. Но это значит сначала произвести реабилитацию всего общества, устранить источники социальных страхов и стрессов, успокоить людей. Происходит же обратное, нам все время пророчат социальные потрясения, от которых обывателю некуда спрятаться. То
