тыс. Сколько можно собрать налогов с этой промышленности, даже если их снизить?
Таким образом, продолжается основная линия дискурса КПРФ, принятая во время выборов президента. Тогда она оправдывалась необходимостью «успокоить электорат». А сейчас? Выборная кампания важна тем, что служит экзаменом бригаде, которая «лепит» образ партии, шлифует наиболее выигрышную часть дискурса. Схема предвыборного дискурса КПРФ, на мой взгляд, была выбрана не лучшим образом. Она, конечно, мало повлияла на результаты, т. к. люди, решившие голосовать за Зюганова, делали это независимо от того, что он говорит. Но если и дальше следовать логике предвыборной речи, опасность оторваться от своей социальной базы у КПРФ будет нарастать.
И весной говорилось: «Мы лучше, чем режим Ельцина, проконтролируем инфляцию». При этом давался перечень мер, которые совершенно не противоречат монетаристской программе МВФ, а даже предусмотрены ею. КПРФ как бы обязывалась быть более рачительным управленцем, чем Черномырдин, и точнее следовать указаниям МВФ, чем Чубайс. КПРФ даже не обозначала инфляцию как результат неолиберальной реформы, а сводила проблему к «плохому ведению дел». Сейчас разница в том, что речь уже не идет о замене Ельцина или Чубайса, а только о «взаимодействии трех ветвей», о коалиционном управлении.
В борьбе с инфляцией КПРФ не осмеливается принять даже чисто буржуазную концепцию Кейнса, которой воспользовался Рузвельт (подавление инфляции не за счет обеднения населения и снижения потребления, а за счет резкого роста производства при большом дефиците госбюджета), не говоря уже о восстановлении социалистических антиинфляционных механизмов. Но ведь любой разумный человек понимает, что в рамках монетаризма Чубайс и Гайдар вели бы дело лучше, чем КПРФ, — они не связаны социальным договором с трудящимися.
Во время выборов говорилось: «Происходящее в России — не реформы, ибо производство падает и т. д.». Это — тезис о «неэффективном правительстве» (мол, нет команды, нет программы). Сегодня он повторяется, хотя все понимают (а демократы и не скрывают), что речь идет именно о реформах, цель которых — демонтаж советской социально-экономической системы. Эти реформы идут по плану и очень эффективно. Сейчас — этап разрушения, и спад производства необходим. Утверждение КПРФ дает не просто слишком мягкую трактовку сути главного противоречия в России. Хуже, что эта трактовка не принимается ни одной из конфликтующих сторон и ставит руководство КПРФ как бы вне конфликта, вне реальности. Это — один из самых тяжелых дефектов любого дискурса.
Ведь было сказано совершенно четко первым вице-премьером Сосковцом: в России осуществляется деиндустриализация. То есть расчистка площадки, уничтожение народнохозяйственного комплекса для построения затем, с иностранными инвестициями, «дополняющей» экономики, работающей на Запад, — уже не нашей экономики. В Давосе, в ежегодных докладах Всемирного экономического форума, это говорится совершенно открыто. Ни Чубайс, ни Черномырдин никогда ни словом не намекнули на готовность изменить этот принципиальный курс. Ну как в этих условиях можно помочь делу «согласием ветвей» и сбором налогов? Кого должны успокоить эти обещания?
Традицией коммунистов было сообщать людям суровую правду, но не «торговать страхом» (это — тоже популизм). Сегодня — наоборот. По эмоциям ударяют рассказом о замерзающих детях Прокопьевска, а затем успокаивают возможностью отвести беду шевелением стульев. И уже ни слова о том, что все ресурсы страны изъяты и переданы авантюрному торговому капиталу и сосредоточены в банках. Что это сделано в полном соответствии с программой реформы, утвержденной МВФ.
Возьмите хотя бы такое суперсовременное и рентабельное производство, каким была наша оптико- механическая промышленность. Да, 90 процентов ее работало на оборону, но те 10 процентов, которые давали ширпотреб (фотоаппараты, бинокли и т. д.), полностью покрывали расходы всей отрасли. Эту промышленность начали уничтожать «конверсией» уже при Горбачеве. В 1989 г. состоялась последняя в СССР варка ситаллов — материала для современного оптического стекла. Подумайте, каков был запас прочности советской системы, если тех ситаллов хватило на семь лет! Но сегодня-то они кончились. А рабочие с заводов согнаны. Они стали челноками да спекулянтами, у них уже руки трясутся. Хорошего шлифовальщика заботливо выращивают шесть лет. Можно ли сейчас обещать детям Прокопьевска, что вот, мы помиримся с Чубайсом, завалим весь мир фотоаппаратами, соберем с ЛОМО налоги и накупим конфет и игрушек?
Тот факт, что до последней черты дошли люди — прямое следствие того, что парализовано хозяйство в целом. Безумная, тупая расточительность государства (этого коллективного «нового русского») на этом фоне — мелочь, хотя и показательная. Если режим Чубайса не хочет или не может сменить курс и вернуть хотя бы минимум ресурсов в наше, российское хозяйство, то не имеет права КПРФ успокаивать граждан. У них не остается никакой другой надежды на выживание, кроме как устранить этот режим. И не надо пугать бунтом, взрывом — диапазон средств давления на режим без насилия огромен, он еще не использован и в малой степени.
Пока же мы видим небывалое: КПРФ предлагает себя в коалицию как средство предотвратить перерастание социального протеста в политическую борьбу — «это будет самое страшное». И речи нет о том, чтобы возглавить борьбу, дать трудящимся программу и идеологию — но зачем же стараться помочь удержаться режиму Чубайса у власти? Ну не может же этот режим измениться, в него заложена разрушительная матрица, хоть ты отправь в министры десять Тулеевых. Да там и сейчас полно приличных и честных людей, но разве от этого меняется дело? Они лишь чуть-чуть смягчают удары, мы умираем под наркозом — спасибо и за это.
Продолжение неолиберального проекта, но уже при участии коммунистов, означает полную и необратимую ликвидацию КПРФ как политической силы. То, что с большим скрипом удается в Венгрии и Польше, невозможно повторить в России. Этого не позволят ни массы коммунистов, ни наш криминальный капитал, ни Запад — каждый по своей причине.
ОТВЕТ ТАИНСТВЕННОМУ НЕЗНАКОМЦУ
Со мной начал спор «Неизвестный читатель» («Советская Россия», 3 окт. 1996). Поскольку он прямо обращается ко мне: «уважаемый С. Кара-Мурза», нельзя не отвечать. Хотя меня он использует как зацепку, а разговор ведет вообще о другом — излагает свою платформу.
С моими взглядами она несовместима, и вроде бы спорить не о чем. Тем более что обращается он ко мне, оппоненту, с нахальством преподавателя научного коммунизма: «не мешало бы [мне] задуматься над собственной логикой, прежде чем поправлять других». Мол, сам дурак. Ну это потерпим. Хуже — упоминание в ироническом плане, что советский строй основан «на народных костях». Интересно, иронию у него вызывают народные кости всегда и везде — или только в связи с советской историей? Так же коробит ирония по отношению ко всей нашей программе развития: «индустриализация развивалась неслыханными темпами, но сельское хозяйство терпело крах, потребление отстало. Зато войну выиграли, хотя это и была «пиррова победа».
Судя по тону, автор предпочел бы, чтобы потребление не отстало, но войну проиграли. А как было бы с потреблением в этом случае? «Не мешало бы задуматься над собственной логикой».
Вся концепция «неизвестного читателя» до запятой совпадает с платформой нынешних троцкистов. Я, однако, не утверждаю, что он сознательно причисляет себя к ним, — есть люди, которые всю жизнь не подозревают, что говорят прозой. Относительно советского строя радость: «Неудивительно, что этот гнилой строй рухнул. Но это не был крах социализма!» Социализм, по мнению «читателя», жив и развивается правильно — там, где ему и следует быть, в цивилизованном мире.
Итак, «неизвестный читатель» считает советский социализм «выкидышем» цивилизации, одобряя лишь краткий миг нэпа. Сталин «ликвидировал рынок, учинив кровавый режим государственного терроризма», а «брежневский застой был политикой и экономикой абсурда, с какой стороны ни посмотри». Это — официальный вывод антисоветчиков типа А.Н. Яковлева. Так что расхождение у нас не в логике, а в исходных постулатах и даже идеалах, о которых, как известно, спорить бесполезно.
Что же до логики, то она у «неизвестного», на мой взгляд, тоталитарна, как у адвоката Андрея Макарова
