России.
При этом, кстати, наносится удар и по логическому мышлению ребенка. Как же так, Илья Муромец татар победил — а было татарское иго? И опять рвется вся ткань памяти, выпадает из ее канвы и Александр Невский, и Дмитрий Донской, и Куликовская битва, и поединок Пересвета с Телебеем (Челубеем).
Соратник Керенского видный масон В.Б.Станкевич пишет в мемуарах о том, что возникло после свержения самодержавия: «Не политическая мысль, не революционный лозунг, не заговор и не бунт, а стихийное движение, сразу испепелившее всю старую власть без остатка: и в городах, и в провинции, и полицейскую, и военную, и власть самоуправлений».
Очень много говорилось о разгоне Учредительного собрания чуть ли не как о причине гражданской войны. Выборы в Учредительное собрание состоялись в ноябре 1917 г. по старым спискам. В октябре И.А.Бунин записал в дневнике: «Вот-вот выборы в Учредительное собрание. У нас ни единая душа не интересуется этим». Открыто Учредительное собрание было 5 января 1918 г. В ту же ночь распущено, поскольку не признало Декретов Советской власти, да и не имело уже кворума после раскола. То, что произошло с «учредиловцами» дальше, красноречиво. Учредиловцы отправились к белочехам, объявили себя правительством России (Директорией), потом эту «керенщину» переловил Колчак. Они сидели в тюрьме в Омске, их вместе с другими заключенными освободили восставшие рабочие. Колчак приказал бежавшим вернуться в тюрьму, и «контрреволюционные демократы» послушно вернулись. Ночью их «отправили в республику Иртыш» — вывели на берег и расстреляли. Все же разгон и расстрел — разные вещи.
Буквально в то же время в том же «Огоньке» Л.Пияшева писала: «Никто и нигде не может заранее знать, какие цены установятся на землю, дома, оборудование, даже на сырье и потребительские товары». Никто не может знать, а она знала — до копейки.
Внезапная активность вокруг Мавзолея всегда инициируется людьми образованными (Г.Старовойтова, Марк Захаров и т.п.). Они не могут не понимать, что Мавзолей — сооружение культовое, а могила Ленина для той трети народа, который его чтит, имеет символическое значение сродни религиозному. Видимо, есть особая категория интеллигентов, которая всегда, при всех режимах тяготеет к разрушению священных символов — извращение почти физиологическое.
Напротив, утрата религиозного органа человеком либерального гражданского общества не отрицается его философами (М.Вебером, Ф. фон Хайеком). В этом смысле Гвардини говорит о паразитировании на христианских ценностях, которому приходит конец.
Война между ВКП(б) и церковью, которая продолжалась, то обостряясь, то затихая, с 1918 г. до середины 30-х годов, была борьбой двух легитимирующих инстанций (идеологической и церковной) за место в идеократическом государстве. По типу это была не война против мира символов, а религиозная война, утверждающая главенство одной стороны. Поэтому Дворец Советов надо было строить на фундаменте Храма Христа-Спасителя. Подрывом мира символов надо считать действия именно Н.С.Хрущева, при котором было уничтожено больше церквей, чем за предыдущие сорок лет. Но Хрущев в такой же, если не в большей степени, разрушал и символы большевизма.
В газете «Дуэль» — письмо двух бывших моряков, участников конкретного боя 22 апреля 1945 г. Тогда поврежденная глубинными бомбами немецкая подводная лодка всплыла, но была почти в упор расстреляна залпами эсминца «Карл Либкнехт» (16 снарядов главного калибра и 39 из пушек-автоматов). Моряки пишут, что это «наблюдали более 50 моряков эсминца, занимавшие по боевому расписанию свои места у орудий и зенитных автоматов, на торпедных аппаратах, на бомбометах, на постах наблюдения командирского мостика… Все это отражено в боевом вахтенном журнале корабля, в боевых рапортах командира конвоя и командира корабля (материалы архива ИО ВМФ, д. 14063, листы 2-10). После войны это было подтверждено и немецкими документами. Но в России в 1994 и 1997 гг. выходят две книги: „Морская война в Заполярье 1941-1945 гг.“ и „Ленд-лиз и северные конвои 1941-1945 гг.“, и авторы утверждают, что ту лодку У-286 потопили английские фрегаты. Это — мелочь, но этих мелочей тьма.
Осмеять и мазнуть постарались фигуры, к которым, казалось бы, никаких претензий быть не может. Например, так упорно высмеивали фразу Мичурина «Мы не можем ждать милости от природы, взять их у нее — наша задача», что люди и впрямь привыкли к мысли, что это очевидная глупость. Глупо как раз было этому поверить, ибо фраза вполне разумная, а сам Мичурин — достойный уважения труженик, который никоим образом вреда природе не наносил.
В обеспечении права на труд было, конечно, много дефектов, идеал «от каждого — по способностям» был далеко еще не достигнут, реальный уровень промышленного развития не позволял привести качество рабочих мест в соответствие с притязаниями образованной молодежи. Но это по важности несравнимо с главным.
Я попытался ответить на один такой манифест Н.Амосова, опубликованный в 1988 г. в «Литературной газете», совершенно спокойной информативной статьей. К моему глубокому удивлению, ни одно из «коммунистических» изданий ответа опубликовать не пожелало («так как у редакции на этот счет иное мнение, чем у меня»). Меня это заело, и я приложил все усилия, чтобы напечатать статью. Тщетно. Не помогли друзья в ранге зам.главного редактора газет, ни ходатайства влиятельного академика, которого за честь почитала иметь своим автором «Комсомольская правда». Речь шла об идеологической установке ЦК КПСС.
Что касается Ватикана, то в конце пpошлого века, озабоченный pостом классовой боpьбы, он стал активно выступать в области социальной политики, и папа Лев XIII выступил с энцикликой Rerum novarum. К ее столетию Иоанн Павел II, еще более активный политик и идеолог, издал энциклику Centesimus Annus. В ней он, в частности, говоpит: «Собственность на сpедства пpоизводства, как в области пpомышленности, так и в сельском хозяйстве, является спpаведливой и законной, когда используется для полезной pаботы; но является незаконной, когда используется для того, чтобы не дать доступа к pаботе дpугим или для получения пpибыли, котоpая не является плодом глобального pаспpостpанения тpуда и общественного богатства, а скоpее для своего накопления, для незаконной эксплуатации, для спекуляции и подpыва солидаpности в тpудовой сpеде». Здесь отношение католичества к безработице, создаваемой разделением труда и капитала (частной собственностью), выражено витиевато, но вполне определенно.
Простодушные профсоюзные работники Запада, искренне желавшие помочь нам приспособиться к рынку, многократно предлагали нам поделиться опытом. О контактах с КПСС по поводу именно безработицы не знаю, но в 1989 г. у меня был разговор с одним работником из испанского профсоюза Рабочие комиссии. Он был поражен на всю оставшуюся жизнь. За год до этого довелось ему поехать в составе делегации в Польшу, была встреча на фабрике, и он по простоте душевной стал рассказывать о безработице, об уловках и трюках работодателей и служб занятости и о том, что им можно противопоставить. Раз уж поляки решили переходить к рынку, надо же им кое-что объяснить. К его изумлению, к нему тут же поднялись из зала трое крепких мужчин, взяли за руки и прямо с трибуны вывели за кулисы, а потом за ворота фабрики. Вышвырнули иностранную делегацию, да еще с Запада! «Солидарность», мол, не потерпит коммунистической пропаганды.
Кстати, «теория» Фридмана — это чистая идеология. Расчеты крупнейшего экономиста нашего века Кейнса показывают, что безработица, «омертвление рабочих рук» — разрушительное для экономики в целом явление, оно лишь маскируется непригодными с точки зрения общих интересов показателями (прибыль отдельных предприятий). Массовую безработицу надо ликвидировать самыми радикальными средствами, идя ради этого на крупный дефицит госбюджета. Оживление трудовых ресурсов при этом многократно окупает затраты. Да и сегодня в США рост безработицы на один процент увеличивает дефицит госбюджета на 25 млрд. долл.
