позволять или запрещать им жить с их женами и любовницами, иметь или не иметь детей — все судя по их послушанию». Кажется, аллегория, метафора. А посмотрите на Англию начала 30-х годов нашего века. Крупный ученый, сэp Джулиан Хаксли лихорадочно ищет меpы, не допускающие, чтобы «землю унаследовали глупцы, лентяи, неостоpожные и никчемные люди». Чтобы сокpатить pождаемость в сpеде pабочих, Хаксли пpедложил обусловить выдачу пособий по безpаботице обязательством не иметь больше детей. «Наpушение этого пpиказа, — писал ученый, — могло бы быть наказано коpотким пеpиодом изоляции в тpудовом лагеpе. После тpех или шести месяцев pазлуки с женой наpушитель, быть может, в будущем будет более осмотpительным». Каково? Как будто прочитал «Братьев Карамазовых», побежал и брякнул.
Он писал в 1954 г.: «Нечестность Нового времени — двойная игра, с одной стороны, отвергавшая христианское учение и устроение жизни, а с другой — стремившаяся присвоить все, что они дали человеку и культуре. От этого в отношении христианина к новому времени оставалась постоянная неуверенность. Повсюду он сталкивался с тем, что было изначально присуще христианству, а теперь обращено против него… Теперь двусмысленности приходит конец. Там, где грядущее обратится против христианства, оно сделает это всерьез. Секуляризованные заимствования из христианства оно объявит пустыми сантиментами, и воздух наконец станет прозрачен. Насыщен враждебностью и угрозой, но зато чист и ясен».
О том, что одно из научных обоснований манипуляции сознанием — бихевиоризм — принципиально рассматривает человека как машину, мы поговорим ниже.
Нынешние идеологи стараются «биологизировать» понятие свободы, доходя до утверждений, будто русскому народу «генетически» присущ «менталитет раба». Что-то вроде этнически обусловленного дефекта хромосом. Это — чушь, которую, однако, старательно накачивали в сознание во время перестройки. На деле биологическая потребность в свободном для передвижения и удовлетворения инстинктов пространстве никак не связана со свободой как ценностью — порождением культуры. Естественно, что в разных культурах и в разные исторические периоды эта ценность наполняется разным содержанием. Поскольку в технологии манипуляции сознанием тема свободы — ключевая, мы к ней будем возвращаться не раз.
Сейчас, когда угроза со стороны марксизма, вроде бы, отпала, капитал даже на Западе стал изымать данные рабочим «льготы», демонтировать «социальное государство». И все идет тихо, ибо манипуляция сознанием имеет сегодня многократный избыток надежности.
Позже, когда Наполеон стал императором, а идеологи продолжали претендовать на слишком большое участие во власти, он велел поставить их на место, дав необычно большое жалованье. Кое-кто из Института оказался, однако, строптивым — жалованье взял, но воду продолжал мутить. Тогда Наполеон опубликовал в газете блестящую, великолепную статью против идеологов — тех, кто «дурит людям голову». Опубликовал анонимно, но так, что все знали, кто действительный автор. Звезда тех идеологов закатилась, но дело продолжало жить, и место во власти определилось четко — получать большое жалованье, но быть в тени.
Созданная после русской революции советская школа восприняла главные принципы старой русской «христианской» школы, которая воспитывала личность. Она была единой и организованной по типу университета («классический» тип). Наша школа довольно долго и успешно сопротивлялась внедрению в нее принципов «современной» школы. Сегодня русские учителя, не ведая, что творят, копируют эти принципы, «улучшая» народное образование России.
Кстати, очень интересно выделение тех общественных проблем, в изучении которых классический марксизм оказывается малопродуктивным, а марксизм Грамши дает важные результаты (например, к классу таких проблем относятся национальные конфликты).
Грамши — не идеалист, он подчеркивает, что «гегемония, будучи этико-политической, не может также не быть экономической». Но он уходит от «экономического детерминизма» истмата, который делает упор на базисе, на отношениях собственности. Согласно Грамши, экономика — скелет общества, а идеология — его «кожа». Он пишет: «Конечно, нельзя сказать, что в человеческом теле кожа это всего лишь иллюзии, а скелет — единственная реальность, хотя долгое время говорилось нечто подобное… Не из-за скелета (в узком смысле) влюбляются в женщину, хотя понятно, насколько скелет способствует грациозности движений и т.п.».
Понятно, что это — большое усложнение формулы Ленина, у которого «государство — это машина для подавления одного класса другим».
Когда «кризис гегемонии» созрел и возникает ситуация «войны», нужны уже, разумеется, не только «молекулярные» воздействия на сознание, но и быстрые целенаправленные операции, особенно такие, которые наносят сильный удар по сознанию, вызывают шок, заставляющий большие массы людей перейти от пассивности к активной позиции. Грамши считает это цепной реакцией («цепочка синтезов») и называет катарсисом — подобно очищающему и просветляющему коллективное сознание зрителей действию трагедии в театре. Переходя с философского языка на язык войны, Грамши пишет: «Под соотношением военных сил следует понимать не только лишь факт наличия оружия и военных отрядов, но и возможность для партии парализовать основные нервные узлы государственного аппарата».
В Италии же, например, где интеллигенция была космополитической, равнодушной к нуждам национальной буржуазии, капитализм развивался очень вяло.
Истмат зародился в культуре, имеющей истоком механическую картину мира Ньютона, потому-то все его метафоры и аллегории механистичны, как движение поршня в паровой машине. Как говорят, эта картина мира покоится на «физике бытия». Иная картина мира стала складываться в нашем веке, в ней были учтены те «аномалии», которые исключались из механической картины — необратимости, нелинейности, флуктуации и цепные процессы, самоорганизация. Это — «физика становления». Главный ее интерес направлен на процессы перехода, изменения, катастроф.
В свое время, доводя эту мысль до крайности, Рокфеллер сказал, что американцам, чтобы завоевать сознание африканской интеллигенции, надо наладить производство всего двух красивых и недорогих вещей: полуботинок и авторучек. Их человек видит и трогает непрерывно, от зари до зари. Рокфеллер предлагал не пожалеть средств для разработки самой лучшей авторучки с роскошным дизайном.
Сам Пиранделло тоже понимал эту роль театра. Он писал, что Муссолини — «истинный человек театра, который выступает, как драматург и актер на главной роли, в Театре Веков».
Довоенное поколение было любознательнее нас, и книга Бехтерева была, видимо, известна. Когда я был ребенком, моя мать строго- настрого запрещала мне включать радио и слушать его в пол-уха, не вдумываясь, как это делают во многих семьях. Я возмутился такой тиранией, а она объяснила: «Если хочешь — сядь и внимательно слушай, думай над сказанным. А если не будешь вслушиваться, то вся дребедень останется у тебя в голове. Ты ее и повторить-то не сможешь, а будешь в нее верить».
Гитлер писал в «Майн кампф»: «В подавляющем большинстве простые люди имеют настолько женскую природу, что рассуждение возбуждает их мысли и их действия в гораздо меньшей степени, чем чувства и эмоции. Их чувства несложны, они очень просты и ограниченны. В них нет оттенков, все для них — любовь или ненависть, правильное или ошибочное, правда или ложь». Пpиемы совpащения такой массы-женщины, манипуляции ее сознанием — отдельная, довольно подpобно изученная тема.
