добычи вдвое большем, чем сегодня).

Энергоносители, минеральные удобрения и металлы (их тоже можно считать материализованной энергией) являются главными статьями экспорта, необходимого для обслуживания внешнего долга. Долг этот растет, и возможности снижения экспорта энергии поэтому не предвидится. Таким образом, для внутреннего потребления России остается небольшое и постоянно сокращающееся количество нефти. В 1990г. в СССР внутри страны оставалось 1,48 т нефти на жителя, в 1998г. в РФ остается 0,7 т на жителя. Перспективы роста добычи малы, т.к. с конца 80-х годов глубокое разведочное бурение на нефть и газ сократилось к 1998г. более чем в 5 раз (а бурение на другие минеральные ресурсы — в 30 раз).

Кроме того, в РФ произошел сдвиг в потреблении нефтепродуктов из сферы производства из-за резкого роста числа личных автомобилей (в три раза с 1985г.). А стратегические концепции экономистов предполагают дальнейший переток энергоресурсов из сферы производства в сферу потребления в соответствии с планами массовой автомобилизации.

Вопрос: на какой энергетической базе возможно оживление хозяйства и рост производства в России при условии создания в ней «нормальной рыночной экономики»?

Энергия — фактор производства абсолютный. От экономистов же общество слышит, что путь выхода из кризиса — внесение технических и явно второстепенных изменений (увеличение денежной массы, снижение налогов, затруднение вывоза валюты «челноками» и т.д.).

6. И государство, и хозяйство в целом все с большим трудом изыскивают средства даже для покрытия самых срочных и неотложных расходов. Тем не менее экономисты наперебой указывают на источники средств, которые якобы могли бы не только решить срочные проблемы, но и оплатить обновление и рост производства. При этом никогда не дается ясного сравнения реального масштаба этих источников и тех потерь, что понесло хозяйство за годы реформы и которые надо возместить. Возникает ощущение, что здесь возникла острая несоизмеримость.

Простые подсчеты показывают, что по сравнению с теми средствами, которые Россия потеряла из-за разрушения производственной системы, все эти отыскиваемые источники доходов — крохи. Подорваны основы производственного потенциала. Так, в последние годы капиталовложения в село примерно раз в 200 меньше, чем были в 1988г., а ведь то, что вкладывалось тогда, лишь поддерживало стабильное производство с небольшим ростом. Утрачивает плодородие почва без удобрений, добита техника. Только чтобы восстановить уровень 80-х годов в оснащении тракторами, нужно 10-20 млрд. долларов. Только тракторы! И ведь тогда восстановится техническая база, на которой стояли колхозы, а фермерам для нормальной работы нужно в десять раз больше тракторов, чем колхозам. Значит, 100-200 млрд. долларов (при покупке самых дешевых белорусских тракторов) потребны только на создание нормального тракторного парка. А удобрения? А комбайны и грузовики? Вырезана половина крупного рогатого скота — сколько стоит купить 30-40 млн. голов хороших пород? Что сделали с сельским хозяйством, видно на рисунках.

Поставка удобрений сельскому хозяйству в России (млн.т.).

Поголовье крупного рогатого скота в РСФСР и РФ, млн. голов.

Производство тракторов в России (тыс. штук)

Ввод в действие орошаемых земель в России (тыс. гектаров)

А сколько стоит по рыночным ценам восполнить в условиях Сибири и Севера десятилетний перерыв в геологоразведке и обустройстве новых месторождений? Ведь это уже не советская система, мы об этом как будто забываем. Рынок так рынок, надо брать мировые цены на эти работы. А морской флот? А трубопроводы, который десять лет не ремонтировались? А промышленность и электростанции? Огромные средства надо вложить, чтобы восстановить качество рабочей силы — только на то, чтобы довести питание людей до минимально приемлемого в климатических условиях России уровня, потребовались бы расходы порядка 5% ВВП или треть госбюджета, а ведь к этому надо добавить и стоимость полной переподготовки рабочей силы.

Вопрос: почему экономисты не обсудят между собой и не представят обществу расчет средств, необходимых для того, чтобы в рамках «нормальной рыночной экономики» вывести Россию хотя бы на стартовую позицию для экономического роста?

Такой расчет, пусть упрощенный и грубый, необходим для того, чтобы граждане могли разумно судить о политических программах и обдумывать альтернативы. Не зная того положения, в котором находится страна и главные системы ее жизнеобеспечения, а также тех потенциальных ресурсов, которыми она располагает, общество в целом становится объектом манипуляции. В большой мере ответственность за это несет сообщество экономистов.

Разумеется, расчеты делаются, но до широкой публики не доводятся, а главное, замалчиваются самими экономистами. Так, в «Российском экономическом журнале» (2000, № 7) приведена запись дискуссий в Госдуме, где в мае-июне с.г. обсуждался этот вопрос. Там было сказано:

«для создания современной производственной базы запуска производства потребуется не менее 2 трлн. долл.» (с.34). То есть, 2 трлн. долл. требуется не для развития, а только для повторного запуска производства. Величина эта, кстати, не завышена, а, скорее, наоборот. В ГДР уже вложен примерно 1 трлн. марок, но ее производство еще далеко от уровня запуска с выживанием в условиях открытого рынка. А ведь стартовые позиции промышленности ГДР в 1990г. были гораздо лучше, чем у нас сейчас, да и масштабы не те и население не оголодало. На мой интуитивный взгляд, число 2 трлн. долл. занижено вследствие инерции образа советских цен. Да и западные цены начнут расти из-за цен на нефть. Значит, не только все импортные материальные ресурсы резко подорожают, но и рабочая сила (из-за импорта продовольствия).

Ясно, что в рамках монетаризма наше хозяйство восстановлению просто не подлежит. А в рамках советского строя проблема, как мы знаем, вполне решаема (опыт 1945- 1952гг.).

Утрата способности «измерять» явления, прикидывать в уме их вес, размер, вред или пользу неизбежно ведет и к нарушению логики, к той несвязности, что выше была названа некогерентностью. Типов ущербности меры множество. Один из часто встречающихся и очень важных — абсолютизация добра и зла. Это резко ослабляет сопротивление против манипуляции, потому что в жизни нам чаще всего приходится выбирать из двух зол меньшее, и тут уж без верной меры не обойтись. Когда есть конфликт интересов, искусство манипулятора в том и состоит, чтобы мы поддержали тот вариант решения, который выгоден ему (вернее, обычно его заказчику).

Верное измерение трудно потому, что мы откатились на очень низкий уровень мышления вообще, и нужно сделать большое усилие, чтобы поправить дело. Нас сумели загнать в мир примитивных и даже ложных понятий. Посмотрите: «экономист и политик», некто Лившиц, на всю страну рассуждает с экрана:

И люди это воспринимают в общем нормально. Но это значит опуститься с уровня понятий начала века, доступного тогда для всякого грамотного рабочего, на уровень ребенка- дебила.

Мы утратили навык диалектики, этого чуть изощренного инструмента здравого смысла. Мы перестали мысленно поворачивать проблему и так и эдак, видеть ее в разных условиях, без чего невозможно измерение. Возьмем простой пример: эксплуатация человека человеком. Если не ошибаюсь, это понятие вообще выпало из лексикона оппозиции. Почему же? Разве это понятие неактуально? Говорят о «справедливости», о «нормальной зарплате», но ведь все это на уровне Лившица. В чем же дело? Думаю, лидеры КПРФ интуитивно чувствуют, что эксплуатация — зло. Но как это сказать, если они делают ставку на отечественного эксплуататора (простите, предпринимателя)? Ведь обидится.

Между тем здравый смысл и диалектика говорят, что эксплуатация — зло, но в наших конкретных реальных условиях это уже меньшее зло, чем, например, безработица. Поэтому нельзя сегодня призывать к «уничтожению эксплуатации», а можно говорить о ее ограничении, а потом преодолении. Но ведь сказать, что это есть зло, — необходимо. Что это за коммунисты, которые этого не говорят!

Я больше скажу: нас уже довели до такого состояния, что для многих людей рабство есть меньшее зло, чем их нынешняя жизнь. Летом около моего участка жили в вагончике шабашники-строители, близко со мной общались. К ним прибился таджик, сильно пострадавший. Делать мало что умел, у себя в Курган-Тюбе был он фельдшером «скорой помощи» в райцентре. Зарплаты получал в переводе на рубли 16 руб. в месяц — на десять буханок хлеба. У него пятеро детей, и вся цель его жизни свелась к тому, чтобы их прокормить. Иногда вечером, подвыпив, он приходил ко мне и плакал:

Слезы текли из выбитого глаза. Понаблюдав за ним целое лето, я подумал, что если бы более или менее приличный человек сказал ему:

Одна из причин беспомощности — как раз общее ослабление способности измерять явления. Все мы размышляем сейчас об экономической разрухе. Есть люди, которые не согласны с тревожными прогнозами. Они спорят со мной, приводят обнадеживающие случаи — там совхоз встал на ноги, там прокатный стан пустили. На личный опыт и «случаи» можно ссылаться, если при этом их «взвешиваешь».

Реально признаков улучшения хозяйства как целого нет. Больших инвестиций нет и не предвидится, колебания уровня производства происходят в диапазоне быстро сужающихся возможностей, начинается массовое выбытие основных производственных фондов, а остатки системы НИОКР уже неспособны сопровождать простое воспроизводство.

Как раз этого общего и не хотят видеть. Вот один мой собеседник из предпринимателей пишет:

Что ж, он добыл 2 тысячи долларов, а Каха Бендукидзе 2 миллиарда. Пусть бы он из своего «удачного хода» сделал вывод о приватизации в целом. Мол, и все советские люди могли бы так заработать, приватизация давала такую возможность. Нет, он так сказать не может, ибо реальность общеизвестна.

Люди, которые рассуждают, как этот мой собеседник, все время переходят от главной нашей проблемы на совсем другую проблему. Мы думаем о том, как оживить и восстановить народное хозяйство в масштабах, достаточных для надежного воспроизводства страны и народа. А нам говорят, что в России, на Украине, в Казахстане будут созданы анклавы, маленькие очаги конкурентоспособного производства. Никогда при этом не дают меры: будут ли эти анклавы в совокупности по своим масштабам достаточны, чтобы обеспечить в России жизнь 150 млн. человек? А что такие анклавы можно создать, никто не сомневался и не сомневается. Тэтчер считает, что они обеспечат жизнь 15 млн. человек, а Бжезинский называет число 50 млн.