— Беседа с великим вождем. Да-да, толстая женщина.
— Толстая? Да-да? — оживился Урун-Бурун. — Допускать к подножию трона. Да-да, толстую женщину.
Страж вышел и вернулся с матерью Анда, сразу исчезнув.
— Радость юного Ур-Бура. Да-да Урун-Буруну! — сказал вождь, поднимаясь навстречу вошедшей. — Позволь говорить с тобой в знак приятных воспоминаний на языке, который мы имеете изучали когда-то в Доме до неба.
— Как будет угодно Великому вождю, — потупила глаза Майда.
— Ну, полно, полно! Ведь говорит с тобой твой Ур-Бур, а не Урун-Бурун. Тем более что пленительная полнота Майды осталась прежней. — И он ласково похлопал ее по спине. А потом пожаловался, что шесть женских скелетов, обтянутых кожей, тщетно пытаются родить Урун-Буруну сына — одни никчемные дочери.
— Почему же никчемные? — смущенно спросила Майда.
— Передать власть над племенем бурундцев. Да-да, только сыну Урун-Буруна, — с особым значением по-современному пролаял вождь.
— По силам ли нашему Анду такая власть? — спросила мать Анда.
— Мать Анда обязана была воспитать для этого сына, — снова перейдя на книжный язык, но изъясняясь на нем довольно скверно, ответил Урун-Бурун. И добавил, как ему казалось, с изысканностью: — Недаром Урун-Бурун выполнял все просьбы матери Анда, как прежде пленять своя полнота.
Урун-Бурун красовался и перед былой возлюбленной, и, главное, опять перед самим собой; он гордился своей образованностью, своей способностью ценить истинную красоту.
Но Майда оценить всего этого никак не могла и лишь пробормотала, что полна благодарности к великому вождю за участие в судьбе их сына.
— А сейчас, что приводить Майда к Урун-Буруну? Опять сын?
— Да, сын, но совсем иных родителей.
— Какой еще сын? — раздраженно спросил вождь.
— Маленький мальчик, захваченный в сельве вместе со своими спутниками — живыми предками. Однако он не наш предок.
— Его постигать один участь всех рождаться в древности, — оборвал Майду Урун-Бурун.
— Но он не рожден в древности. Он родился на другой планете, не на Земле.
— Откуда Майда знать об это? — грозно нахмурился Урун-Бурун.
Майда могла бы смутиться, даже испугаться, но она лишь внутренне собралась, словно беря на плечи тяжелое бремя, и ответила то, что узнала от Эльмы, проведшей целую ночь со звездной женщиной:
— Захваченные в сельве звездные люди лишь усыновили ребенка, мать которого погубили вдали от Земли чужепланетные изуверы. — Видя поднятые брови вождя, она добавила: — Земные преступления подобных извергов отвергает даже сам Жрец.
— Признает ли он это теперь? — с сомнением произнес Урун-Бурун.
— Разве Великий вождь сам не может принять решения? — ловко угодила Майда в самое болезненное место самолюбивого вождя. — Разве покорность Жрецу украшает великого вождя?
— Как сказать, Майда? — вскипел Урун-Бурун. — Покорность вождя?
— Майда не допускала такой мысли! — смело ответила мать Анда. — Майда хотела сказать, что, если бы великий вождь был покорен Жрецу, он подчинился бы ему.
Урун-Бурун зловеще усмехнулся:
— Счастье бурундцев, что ими правит не женщина, как презренными вешними. Урун-Бурун доказать Майде, как женщине, что он мужчина!
И он злобно ударил железной палицей по подвешенному куску рельса. Вбежавшему стражу он приказал привести маленького мальчика и его родителей или похитителей.
Встревоженные, шли в былой храм «Креста и Добра» Никита с Надей, теряясь в догадках: зачем их вызвали вместе с ребенком?
Они вели Никитенка за руки, идя по обе его стороны. Два свирепых стража с палицами сопровождали их.
— Не хотят ли они до суда выяснить наш ли это, ребенок? — предположила Надя, и обратилась к одному из стражей: — Куда ведете нас, отважные?
— Пусть заткнется! Да-да, презренная! — грубо оборвал тот. — Такое бормотание. Да-да. Блеянье коз.
Стражи не воспринимали разговора, который тихо повели между собой Надя с Никитой.
— Мы скажем всю Правду. Докажем, что ребенок не наш.
— Легче остановить голодного льва, доказав ему, что он поцарапает антилопу, прыгая ей на шею.
— Мне казалось, чем примитивнее люди, тем ближе они к правде.
— Да, у наших бородачей вид правдивый, если не праведный. Жаль, с палками. А дикие звери, те, конечно, не лгут.
— А люди? — многозначительно глядя на мужа, спросила Надя.
Знакомыми стихами Никита напомнил Наде и казнь матери Никитенка, и странное ее желание отдать ребенка Наде с Никитой, и охотно согласившегося на это ее мужа, философа с Землии…
Тогда Надя прочитала эти стихи Никите, вкладывая в них тайный смысл, а теперь он сам закончил их здесь, на Земле:
Надя подумала тогда, на Землии: защищает ли Никита «ложь во спасение» или отвергает ее? Но не спросила его об этом, а перед возвращением на Землю, приняв ребенка, чисто по-женски решила этот вопрос. Никита молча принял ее решение.
Приближаясь теперь к былому храму «Креста и Добра», Надя подняла Никитенка на руки и передала Никите.
— Побудь у
— Понял, — твердо ответил Никита.
— Боюсь, вождь не поймет земных стихов.
— Не поцарапал бы лев антилопе шею, — заключил Никита, входя в храм.
Урун-Бурун важно развалился на троне, когда к нему ввели трех «преступных предков».
— Я буду говорить на вашем древнем, презренном языке, который изучать, чтобы познать всю вредность ваших знания, — начал Урун-Бурун. — А теперь намерен выяснить еще одно ваше преступление
