Аня окинула взглядом пустынное сооружение, где она должна была провести неопределенное время, следя за сохранностью всего оборудования.
Вандермайер отошел. Кандербль пожал узкими плечами и огляделся.
- Вот, - горько сказал он, - состою здесь сторожем.
- Мистер Кандербль, - тихо начала Аня, глядя в пол, - у меня есть просьба к вам...
И она рассказала о положении рабочих, которых видела перед отъездом.
Кандербль устало махнул рукой.
- О'кэй, мисс Седых... Инженер Кандербль в первый раз в жизни пойдет навстречу рабочим.-И он отвернулся.
Аня, не поднимая головы, бросила быстрый взгляд на американца: Мистер Кандербль у меня есть к вам еще одно поручение.
- Я слушаю вас, Анна.
- Мне поручили предложить вам перейти на работу в советский док.
Кандербль поднял голову и долго смотрел в темноту перед собой.
- Мне?.. На службу в русский док? В подчинение к другим инженерам?
Он горько пожал плечами и задумался.
Кандербль и Аня тихо пошли вдоль металлической площадки. Вокруг становилось все темнее.
Неприятное чувство вместе с темнотой обволакивало Аню. Она предложила повернуть обратно.
- Каков же будет ваш ответ? - спросила Аня. - Я должна телеграфировать.
- Что? Мой ответ? - словно проснулся Кандербль.- Нет, моя леди, инженер Герберт Кандербль слишком горд, чтобы пойти к кому-нибудь в подчиненные. До сих пор он только распоряжался инженерами. Кроме того, я американец, Анна, и я останусь на американском строительстве.
И Герберт Кандербль, замолчав, оперся на перила.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ.
ИСКУССТВЕННЫЙ АЙСБЕРГ
Дверь открылась, и в домик, сложенный из грубых бревен, вошел низенький человек с широким лицом, приплюснутым носом и выдающимися вперед скулами. Достав из мехового комбинезона тонкий шелковый платок, он тщательно протер роговые очки и обратился к сидевшему на топчане юноше: Итак, дорогой мой Кото, погода оказывает нам благодеяние. Если учесть наступающее полнолуние, то что может быть лучше, извините?
Молодой японец поднял от книги, которую держал в руках, свое юное, выхоленное лицо с близорукими мечтательными глазами. Он мысленно повторял прочитанные стихи:
Вишни, вишни...
Голубое небо,
- То ли дымка,
то ли туман,
Пойдем посмотрим...
Но вокруг были грязные бревенчатые стены, открытая дверь, унылый пейзаж за ней...
- Значит, мы вылетаем в ближайшее время, Муцикава-сан? - очнувшись, спросил Кото.
- Не в ближайшее время, извините, а сегодня... сейчас. Мы устали отвечать на телеграммы Нью- Йорка. Положение акций на нью-йоркской бирже требует нашего немедленного вылета. Сообщение о первой удаче экспедиции нужно для процветания наших почтенных американских патронов.
Кото вздохнул.
- Я осмелюсь просить вас, - продолжал Муцикава, - через полчаса быть готовым к полету, если трудности выполнения нашего задания не заставили еще вас изменить решение, извините.
- Муцикава-сан! Я не давал вам повода сомневаться в себе.
- Как знать... - покачал головой Муцикава. - Быть может, раскаяние посетило вас, извините, и сказанные в запальчивости профессору Усуде слова вы хотели бы вернуть обратно.
- Через полчаса я буду готов, летчиксударь. Я буду везде, где сможете быть вы! - почти выкрикнул юный Кото.
Муцикава усмехнулся.
-- Восхищен вашей готовностью пойти на подвиг. Вы имеете огромное преимущество по сравнению с нашими американскими товарищами по экспедиции, которые работают не для славы, а за деньги. Однако я должен разочаровать вас. Вы, конечно, рассчитываете, что ваше участие в столь героической экспедиции будет широко известно. Извините, это будет не совсем так. Мистер Паттерсон только что сообщил распоряжение шефа из Нью-Йорка о том, чтобы наша первая экспедиция была проведена в строжайшем секрете.
- В секрете? - искренне удивился юноша.- Но ведь смысл нашей экспедиции и всей этой затеи трансполярного воздушного пути заключался в гласности, даже больше - в газетной шумихе.
- Я не могу посвятить вас, извините, в то, что мне самому неизвестно. Мы заключили контракт - и должны повиноваться.
- Вы знаете больше, чем говорите, сударь. Вчера вы имели долгое совещание с господином Паттерсоном.
- В нашем разговоре нет ничего удивительного, извините. Компания назначила меня начальником первой экспедиции, и естественно, что ее представитель желал лично меня инструктировать.
Кото напряженно посмотрел на своего соперника, но промолчал. Он стал раскладывать приготовленные матерью щегольские меховые одежды.
Сильно хлопнув дверью, Муцикава вышел на ровное снежное поле, представлявшее собой временный аэродром на одном из Алеутских островов.
Навстречу ему шел долговязый американец в небрежно повязанном, развевающемся по ветру шарфе.
- Хэлло! - мрачно сказал он. - Все готово к отлету. Ваши помощники уже у машин. Еще раз повторяю вам, что это прекрасные помощники, и если у каждого из них не все в порядке с репутацией, то во всем остальном можете на них положиться.
- Я привык сам создавать репутацию своим подчиненным, - холодно сказал Муцикава.
Паттерсон выразительно взглянул на деревянный домик, где остался Кото.
- Положитесь на меня, - усмехнулся Муцикава. - Кото будет прекрасным радистом. В конце концов он все-таки японец и сможет доказать, извините, что предан делу.
- О'кэй, - невесело сказал Паттерсон, поправил шарф и переложил резиновую жвачку за другую щеку.
Кото, в полном полярном одеянии, вышел из дверей и почтительно поклонился Паттерсону.
Подошли к самолету. Там их ждали два американца. Один из них носил черную повязку на левом глазу. Кото знал его как бортмеханика Скопса, человека необщительного и замкнутого. Второй пилот Джейн был подвижной, хвастливый парень, выгнанный за авиалихачество из армии. За ним установилась слава смельчака, ни во что не ставящего свою жизнь и способного на самые рискованные эксперименты в воздухе.
В душе Кото не очень радовался таким спутникам, но он боялся высказать перед начальником экспедиции Муцикавой хоть малейшее замешательство. Гордость руководила всеми его поступками.
Паттерсон открыл дверцу кабины. Оба американца и Кото вошли в самолет, загруженный какими-то металлическими трубами и сложными аппаратами. Паттерсон хлопнул на прощание низенького японца по илечу и сказал: - О'кэй!
Муцикава вошел в кабину. Дверца закрылась. Паттерсон дал знак.
Взвыли моторы. Самолет, набирая скорось, побежал по бетонной взлетной дорожке.
Казалось, он никак не может оторваться.
Навстречу с пугающей быстротой мчался забор. Еще несколько секунд - и они в него врежутся.