космическим спасателям, предстоить показать, чему нас учили. Дело, казалось бы, пустяковое — изменить орбиту блуждающего спутника, а от этого зависит чуть ли не вся грядущая история…

— Резонансный процесс выделения внутривакуумной энергии на модуле начался, поэтому после столкновения земной истории скорее всего не будет.

— Самообладание у тебя похвальное, но шутка неуместная!

— Закрепим, командир, буксир и оттащим глыбу без всяких шуток. Дело плевое.

— Нашему теляти да волка съести, — проворчал Бережной.

Пока шел этот разговор, космоплан выходил уже из верхних слоев атмосферы, приближаясь к первой космической скорости, готовый лечь на орбиту строительной базы, около которой собирался гигантский звездолет «Крылов».

Через иллюминаторы космоплана виднелась Земля. Она не умещалась в раме окна, но уже поражала своей выпуклостью, окраской и четкой гранью дня и ночи между затененной и освещенной ее частями.

Все с детства знают, что Земля круглая, но увидеть своими глазами исполинский голубоватый шар, прикрытый спиралями и пятнами облаков, это поразиться удивительной красоте и в то же время незначительности его размеров, казавшихся на поверхности непостижимыми.

— Вот она, наша Земелька, — кивнул Бережной.

В отличие от космических ракет, ценой перегрузки быстро выносивших космонавтов на орбиту, в космоплане пока не ощущалась невесомость. Двигатели работали, вызывая ускорение, равное земному, и Вязов даже мог встать с кресла и прильнуть к иллюминатору, не взмывая под потолок.

— Выходим на орбиту. Значит, скоро появятся наши нули на ниточке, — полушутливо заметил он.

— И кто это выдумал «модули» нулями прозвать? Не ты ли?

— У меня были к тому не только геометрические (дискообразные кабины ведь на нули похожи!), но и философские основания.

— Тоже скажешь, философские! — фыркнул Бережной.

— А как же! — вполне серьезно возразил Вязов. — Поскольку первый «модуль» технически использует вакуум, кванты которого по всем физическим показателям равны нулю, то «модулю» этому предстоит сыграть роль знаменателя, ибо нуль, разделенный на нуль, не равен нулю.

— Ну, «занулил», мудрец немудреный! Что там видно?

— Пока одна Земля необъятная.

— Не такая уж она необъятная, если взглядом окинуть можно! Как на базе? Связь держишь?

— Так точно. Энергоблок вошел в резонансный режим высвобождения внутривакуумной энергии, а выйти из него пока не удается. Подойти к нему нельзя, поэтому буксировать Дикий придется.

— Худо дело. Выходит, на нас с тобой вся тяжесть ложится.

— Да не такая уж это тяжесть, на рыбку космическую сеть накинуть.

— Эх ты, рыбак космический. Смотри, как бы у глобального разбитого корыта не остаться! — проворчал Бережной.

Командир получил с Земли указание, на какую орбиту при достижении определенной скорости ему вывести космолет, чтобы раньше Дикого спутника оказаться вблизи звездолета «Крылов».

Конечно, орбиты их не совпадали, находясь даже в разных плоскостях. Но, как вычислили земные компьютеры, из-за произошедших перемен в движении Дикого спутника его новая орбита должна пересечься как раз в той точке, где и Дикий спутник, и энергомодуль «Крылова» окажутся одновременно. Это было самым неблагоприятным совпадением, но тем не менее вероятность его, принципиально говоря, чрезвычайно малая, все же не равнялась нулю, и снова, как и в случае «московского метеорита», она грозила стать реальностью.

Случись это сто лет назад, наиболее простым объяснением был бы злой умысел, основанный на точном расчете, но в третьем тысячелетии трудно было представить, кому могла быть выгодной возможная общепланетная катастрофа, и подобные соображения ни у кого не возникали.

Звездолет состоял из двух дискообразных модулей по 50 метров диаметром. В переднем размещалась техническая часть, включая энергоустановку. В другом — жилая кабина и пост управления всей аппаратурой технического модуля. Модули к моменту старта должны были разойтись на сотню километров, соединенные тросом, передающим тяговое усилие. Эти сто километров оберегали экипаж от возможных вредных влияний внутривакуумной энергетики, а в масштабе преодолеваемых расстояний такая длина буксира не имела никакого значения.

Правда, для посещения в пути технического модуля космонавтам требовалось воспользоваться скафандрами с реактивными двигателями, испытывая двойное ускорение, чтобы нагнать разгоняемый с земным ускорением технический модуль.[6]

— Вижу «Дикаря», — крикнул Вязов.

— Готовь скафандры. Пойдем на абордаж!

— Как же без пиратского платочка? Не захватил ведь!

— Под шлемом не видно. Да и смотреть некому! Вместо абордажных крючьев возьмешь линь и электроискровый резак, пробу брать и линь закреплять.

— Попробуем на зуб, из чего инопланетяне свой звездолет сооружали. Не думали они, что мы их на буксир возьмем.

— Кто их знает, о чем они думали, этого ни Джон Бигбю, ни наш Божич не знали. Это нам доведется луну Бигбю или звездолет Божича вблизи рассмотреть. Жаль, никого там не осталось.

— А ведь слишком смелым Божич оказался для своего времени.

— Может быть, не только для своего, — усмехнулся Бережной.

Погода, как и предвещали протянувшиеся веером перистые облака, действительно начала портиться. Наде пришлось поторопиться, чтобы успеть на пригородный взлетолет и оказаться у дедушки в Абрамцеве.

Оставив на водной станции скутер и переодевшись, она побежала к взлетной площадке у речного вокзала.

Надо скорее к деду. Он-то вооружит ее такими аргументами, что Никите придется отбросить всякие мысли о «вечной разлуке» из-за «парадокса времени».

Прилетев на дачу в Абрамцево, Надя узнала две новости: дедушка заболел (сказалось-таки заседание Звездного комитета!), и нагружать деда разговорами Наталья Витальевна строго-настрого запретила. И второе: Никита вместе с командиром звездолета Бережным — в космосе. О возможной катастрофе по видео пока не сообщалось, компьютеры уточняли такую возможность, казавшуюся невероятной.

Звездолет готовился к предстоящему рейсу, и командир со штурманом могли понадобиться там. Так рассудила Надя.

Надя тотчас проскользнула в кабинет академика, где тот лежал на диване седогривым, седобородым, повергнутым богатырем, и стала щебетать о пустяках, пока строгое лицо деда не потеплело и улыбнулось. Потом она поцеловала его руку, стариковскую, тяжелую, со вздутыми жилами, погладила ее ладонью и бесшумно выскользнула.

Поднималась она по «горько скрипевшим», как ей показалось, ступенькам в свою «светелку», чтобы упасть там на кровать и размышлять, лежа лицом вниз, как ей убедить Никиту в том, что никакого «парадокса времени» нет, он не должен избегать ее, а она непременно дождется его возвращения.

Она, конечно, жалела дедушку, зная, что в его возрасте болеть опасно, но все-таки еще больше жалела себя. Увы, таков закон Природы!

Ее мысли прервал шум внизу. Слышался властный голос мамы и чей-то мужской. Так это же Бурунов! Надя обрадовалась. Вот кто может вооружить ее желанными аргументами деда против «парадокса времени».

Она скатилась по не успевшим скрипнуть ступенькам и приятно поразила профессора Бурунова своей бурной радостью по поводу его приезда.

— Узнал о болезни Виталия Григорьевича, примчался, а вот Наталья Витальевна не допускает к нему даже его первого ученика. Хоть обратно поезжай.

— Пойдемте, — решительно заявила Надя, беря Константина Петровича за руку и ведя в кабинет деда. — Только ненадолго, а потом…

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату