— Нет, это невозможно, уважаемый герр Шютте, это невозможно. Я все обдумал. Ведь скорость моторной лодки значительно превосходит скорость яхты.

— Ну, раз такое дело, нечего терять время. Эй, дядя Эд, готовьте мне моторную лодку!

— Тысяча три морских черта! Вы хотите кататься по бухте со скоростью шестидесяти узлов?

— Нет, дядя Эд, я хочу плыть с этой скоростью по Тихому океану.

— О! Тогда вы вернетесь на остров очень скоро, но уже без плотского бремени, искупать свои многогрешные дни.

— Вы хотите сказать, что я после смерти попаду в этот же самый ад?

— А как же? Недаром вас еще при жизни несло сюда всеми ветрами.

— Ладно, если я вернусь сюда в качестве кита, то не пролезу в бухту. Готовьте лодку!

— С кем же вместе собираетесь вы тонуть в этой скорлупе, босс?

— Хотя бы с вами, дядя Эд!

— Со мной? Плыть через океан в этой пироге? Пусть же не пустят меня ни в один кабак, если я поставлю на свою душу хоть полпенса!

— Боитесь потонуть, старина?

— Я уверен, что потону, только хочу возможно позднее.

— Провизии на неделю! Курс обратный, взять радиопередатчик! Остальное зависит от погоды и вашего уменья, дядя Эд! Но помните, что от нас будет зависеть и добрая сотня человеческих жизней и успех экспедиции. Объяснений не спрашивайте, потому что я и сам ничего не понимаю.

— Пусть кошка научится плавать, если это вообще можно объяснить!

Ганс и боцман исчезли. Профессор наблюдал за ними издали. Меньше чем через двадцать минут моторная лодка была уже на воде. Ганс с боцманом спустились по трапу. Профессор Бернштейн важно стоял на капитанском мостике.

Был час прилива. Проход через трещину был безопасен.

Когда моторная лодка отчалила, профессор неожиданно сорвал с себя противогаз. Ганса поразила перемена, происшедшая в лице Бернштейна. На него смотрело изможденное лицо изменившегося до неузнаваемости профессора с высохшими щеками и провалившимися глазами.

Профессор закричал:

— Я уважаю вас, герр Шютте! Прощайте! Берегите письмо!

— До свиданья, герр проф! — Ганс помахал рукой.

— Прощайте!

Лодка медленно вошла з трещину.

Профессор надел противогаз и распорядился, чтобы на берег свозили уже подготовленные им машины и аппараты.

Работали весь день и часть ночи. Профессор Бернштейн вел себя как одержимый. Он не давал отдыхать ни одной секунды. Его суетливую и в то же время задумчивую фигуру видели повсюду.

Матросы удивленно переговаривались:

— Что задумал этот новый босс?

Неугомонный профессор успокоился только поздно вечером, когда диковинные аппараты были расставлены по всей территории острова и соединены между собой электрическими проводами.

Бернштейн встречал зловещий фиолетовый восход солнца, стоя на капитанском мостике яхты. Измученная команда спала.

Профессор медленно прохаживался взад и вперед. Одну руку он заложил за спину, другой нервно постукивал по перилам. Он ждал, когда покажется солнце: ему нужен был дневной свет.

Угрюмые скалы рыжевато-фиолетовым кольцом зажали бухту, вода которой казалась тяжелой и маслянистой. Колючий ветер разогнал вчерашнюю вату и очистил небо.

Профессор, который от природы был дальтоником, не мог бы точно сказать, где синь неба переходит в фиолетовый оттенок воздуха над Аренидой. Кстати, он и не смотрел на небо. Профессор интересовался только тем, когда станет светло.

В каменной чаше было еще темно, как за ставнями, но высоко в облаках уже розовел день.

Профессор крадучись прошел по палубе и спустился по трапу в шлюпку, долго отыскивал ногой, куда можно ступить. В шлюпке оказалось только одно весло, но профессор не стал искать другого и поплыл с одним.

Он неумело хлопал веслом по воде, перекладывая его из одной уключины в другую; долго и бессмысленно вертелся со шлюпкой на одном месте. Он достиг, наконец, берега, но совсем не там, где хотел.

Вышедший из кухни кок видел силуэт человека с растрепанной шевелюрой, идущего по берегу и размахивающего рукой. Позевывая и потягиваясь, негр наблюдал, как профессор Бернштейн подошел к аппарату. К этому месту сходились электрические провода со всего острова. Неожиданно Бернштейн сбросил противогаз и несколько секунд смотрел на взошедшее солнце.

Погода благоприятствовала отважным людям, решившим плыть в моторной лодке через океан.

Лодка сердито разбивала преграждавшие ей путь волны, пролетая пространство между ними почти по воздуху. На каждой волне встряхивало, и Гансу всякий раз казалось, что он падает со второго этажа.

Прошло уже четырнадцать часов, как лодка покинула берег. Остров Аренида остался далеко на востоке. Солнце еще не всходило. Волны побурели, словно впитывая в себя тьму.

У руля дежурил боцман Эдвард. Когда стало настолько светло, чтобы различать время, он вынул часы. До конца вахты было добрых полтора часа. Это странно не вязалось с неожиданно ранним рассветом. Боцман оглянулся. Удивлению его не было границ, и он принялся будить Ганса, хотя тот только недавно лег отдохнуть.

Ганс обладал способностью просыпаться мгновенно. Открыв глаза, он увидел протянутую назад руку дяди Эда. Ганс вскочил, но тотчас рухнул на скамейку, подброшенный волной. Он до боли в ногтях вцепился в борт, всматриваясь назад. Заметно посветлело. Пена на волнах стала серой. Эдвард смотрел в лицо Ганса. Оба молчали.

— Чтобы мне помереть на суше, если я видел когда-нибудь такой восход солнца! Да и рановато, босс, а? — Голос моряка звучал неуверенно.

Ганс что-то прошептал, посерел, как пена волн, и дрожащими руками стал разрывать конверт, врученный ему профессором Бернштейном. Странный ранний рассвет дал ему возможность пробежать первые строки письма. Пот выступил у него на лбу.

— Острова больше нет! —глухо сказал он.

Марина первая пошла на встречу с Матроcовым.

Сидя за рулем автомашины, рядом с большим сильным Дмитрием, Марина сбивчиво объясняла, почему ей так необходимо было с ним увидеться.

Матросов сначала слушал с улыбкой, но вдруг насторожился:

— Самородок необыкновенного металла был найден в районе падения Тунгусского метеорита? — спросил он.

—Да. Так писал в неопубликованной статье профессор Баков. Он был в ссылке в тунгусской тайге.