постоянный магнит электрического генератора высокой частоты. Электрический ток направлялся по проводам к высокочастотным электромоторам у винтов.
Как это ни парадоксально, но во время полета количество расщепляющегося вещества не уменьшалось, а увеличивалось в реакторе. Распад первичного вещества — урана-235 — вызывал не только освобождение энергии, но и превращение обычного урана-235 в более тяжелый плутоний, который прежде не встречался в природе и был лишь угадан русским ученым Баковым, когда-то опубликовавшим статью о гипотетических трансурановых элементах. Получалось как будто так, что паролет в полете практически не расходовал топлива и мог летать без посадки очень долгое время… Паровая установка позволила использовать на нем ядерную энергию. Пар с триумфом возвращался в авиацию.
Четыре ракетных истребителя, набирая высоту, шли на сближение с паролетом, стараясь перерезать ему путь. Матросов спокойно взялся за рычаги, дал паролету резкий крен и тоже стал набирать высоту.
— Это правильно, — прошептал Вася Костин, с восхищением глядя на Матросова. — Чем выше, тем лучше.
Однако мирный стратосферный паролет был вовсе не приспособлен к тому, чтобы состязаться со сверхскоростными истребителями в быстроте и вооружении… Бой обещал быть вопиюще несправедливым.
Сблизившись с паролетом, черные истребители открыли огонь.
Матросов рванул рычаг. Трудно было представить себе, чтобы громоздкий паролет мог так неожиданно изменить курс и полететь чуть ли не в противоположном направлении. Даже верткие истребители с их волчьими повадками не смогли скопировать его почти неуловимое движение. На некоторое время расстояние между сражающимися увеличилось.
Матросов уверенно продолжал набирать высоту. Альтиметр показывал уже двадцать три тысячи метров. Истребители хищной стайкой подтягивались снизу. Они ввертывались в воздух почти вертикально. Костин стал поливать их огнем из самоприцеливающейся пушки с фотоэлементной наводкой.
Один из истребителей неожиданно изменил курс, закинулся назад, сделал очень искусно мертвую петлю и помчался вниз. Через несколько секунд он исчез.
Три оставшихся догнали паролет. Снаряды их орудий разрывались совсем рядом. Но Матросов делал отчаянно смелые пируэты, продолжая набирать высоту.
Вдруг что-то тряхнуло машину. Штурман и Вася Костин полетели на пол. Матросов больше не слышал сзади себя никаких признаков жизни. В кабине все молчало. Автоматическая пушка Васи Костина не действовала.
Снаружи доносился рев реактивных двигателей; изредка он заглушался резким гавканьем пушек и разрывами снарядов.
Матросов перестал видеть самолеты. Самое скверное, если они теперь окажутся над ним!
— Штурман! Вениамин Валентинович! — спокойным голосом позвал Матросов.
— Слушаю вас, товарищ командир корабля! — послышалось из переговорной трубки.
— Что там у вас случилось?
— В радиорубку попал снаряд. Радиопередатчик выбыл из строя.
— И моя пушка с ним вместе за компанию, — добавил с искусственной бодростью Вася Костин.
Паролет внезапно рванулся вниз. Но это длилось лишь одно мгновение. Обманув истребителей, Матросов снова повел свой корабль вверх.
— Пустить малышей! — скомандовал Матросов.
— Есть пустить малышей! — теперь уже совсем весело отозвался Костин.
С двух черных истребителей, успевших снова повернуть вверх, видели, как от паролета отделились маленькие темные точки и понеслись навстречу третьему истребителю.
Их сначала приняли за обыкновенные воздушные торпеды, но не испугались, так как они проходили далеко в стороне. Ничего не подозревая, третий истребитель мчался прямо на паролет.
Потом произошло неожиданное. С истребителем случилось нечто странное: казалось, он налетел на невидимую стену. Оба крыла его, словно срезанные, отделились, а сам он, завертевшись волчком, быстро скрылся из глаз. Четыре воздушные торпеды — четыре «малыша» — уносили в пространство обрывки металлической сети, уничтожившей истребитель.
Два уцелевших истребителя в замешательстве убавили скорость.
Нескольких мгновений было достаточно Матросову, чтобы снова увеличить расстояние между истребителями и паролетом. Теперь альтиметр показывал двадцать шесть тысяч триста метров.
— Наши боевые ресурсы исчерпаны, — отрапортовал Костин.
Матросов посмотрел в зеркало. Где-то далеко внизу, в исчезающей бездне, он увидел два маленьких истребителя.
— Враги уходят, — сказал он.
— Трусливые шакалы, — отозвался Костин.
— Вася, смени меня, — попросил Матросов.
— Есть сменить!
Второй пилот занял место в кабине. Матросов передал ему управление, а сам прошел к штурману.
— Надо дать знать в штаб перелета, — сказал он.
— Так ведь радио уничтожено, — начал было штурман, но спохватился. — Ах, ты имеешь в виду игрушку этого профессора?
— Да, которую мы испытывали над Южным полюсом, радируя на обратной волне.
— Пригодится, — согласился штурман, приводя себя в порядок после встряски. Он был щепетилен к своей внешности, носил подстриженные усики и одевался с подчеркнутой претензией.
— Передашь радиограмму на отраженной волне, — сказал Матросов, садясь за столик и доставая бланк.
Вошел профессор Стоценко.
— Могу порадовать вас, друзья мои. У меня все в полном порядке. Но подумать только, какое варварство!
— Да, еще немного, и я проиграл бы сразу три соревнования, — улыбнулся Матросов, дописывая донесение.
— Это почему же три, разрешите узнать?
— Командир корабля имеет в виду, что первое соревнование у него было с истребителями, — с шутливой серьёзностью начал объяснять штурман. Матросов кивнул.
— Ну, а вторые два соревнования выходят за пределы его служебной деятельности. В одном из них он противопоставляет наш перелет одной скромной диссертации на звание доктора физики…
— Ах, вот как? — изумился профессор.
Матросов покраснел, как уличенный мальчишка. Напрасно он делал знаки штурману, тот неумолимо продолжал:
— И, наконец, последнее соревнование, без которого наш командир с его физическими данными обойтись не может, это комплексный бег. Советую, профессор, побывать на стадионе. Там будет развенчан чемпион комплексного бега, который когда-то входил в одну из ребячьих ватаг, руководимых заклятым противником Дмитрия…
Матросов сердито передал штурману бланк.
Профессор Стоценко, протирая очки, старался разобраться в том, что говорил штурман. Очевидно, тот просто шутил. Какие же, однако, удивительные люди эти летчики! О жестоком бое, от которого у профессора только сейчас начали трястись колени, летчики не сказали ни слова…
