На фоне пустыни в запорошенном песком плаще стоял полковник Молния.

— Привет, товарищ полковник! — сказал Василий Климентьевич. Профессор церемонно раскланялся. Полковник Молния ответил на приветствие и замолчал.

Подождав некоторое время, Василий Климентьевич спросил:

— Как с установкой магнитных полюсов?

Молния поднял глаза, встретился со взглядом министра и опустил голову.

— Опаздываем, товарищ уполномоченный правительства, — сказал он.

— Так. Опаздываете? А вот другие участки наших работ по-иному говорят. Вы вот пройдите-ка в свою телевизорную будку, мы с вами совершим путешествие по нашим заводам. Посмотрим, везде ли такой прорыв, как на вашем участке.

Молния повернулся и пошел к цилиндрической будочке.

— Так, — сказал Василий Климентьевич и тронул рычажки.

Пустыня превратилась в мутную пелену, из которой постепенно возникли контуры прокатного цеха Магнитогорского металлургического комбината. Когда изображение стало объемным и до ощутимого реальным, трудно было поверить, что министр и Кленов находятся не в этом цехе, а за тысячи километров от него.

В прокатном цехе стояла цилиндрическая будка точно такого же объема, как и в комнате близ кабинета министра. Сейчас эта будка исчезла, и на месте ее были видны два кресла с сидящими людьми.

Мимо кресел, почти задев за ногу Кленова, которую тот непроизвольно отдернул, пронеслась раскаленная болванка и тотчас исчезла в жадных вращающихся валках.

Через секунду она выскочила обратно удлиненной змеей и быстро поползла по рольгангам.

Еще через мгновенье ослепительно засверкал звездный фонтан. Это дисковая пила разрезала прокатанную полосу на несколько частей.

К министру и Кленову подошел инженер. В двух шагах от него на круглой площадке стоял полковник Молния в запорошенном плаще.

— Слушаю, Василий Климентьевич. Привет, товарищ Молния! — сказал инженер.

— Строительство ждет проката, — произнес министр.

— Прокат для Аренидстроя отправлен по адресу Краматорского завода два часа назад.

— На самолетах?

— Да.

— Так. Спасибо. Видите, товарищ Молния? — спросил министр, пристально глядя на серое лицо Молнии.

Тот ничего не ответил. Мог ли он сказать о тех сомнениях, которые одолевают его, начальника строительства?

— Хорошо, — сказал министр, — посмотрим Краматорский завод.

Площадка с министром и Кленовым перенеслась в один из цехов Краматорского завода. Молния со своим кусочком пустыни оказался рядом.

Мимо площадки медленно двигался стол гигантского строгального станка, на котором можно было бы обработать двухэтажный дом. Вьющаяся стружка толстым пружинящим рукавом волочилась за ним следом.

Из-за станка показался старичок, держа в руках трубку и кисет.

— Иван Степанович! — окликнул его министр.

— А, Василий Климентьевич! — обрадовался старичок-мастер. — А я вот, знаете, табачок дома забыл. Ну, прямо беда! Не найдется ли у вас? — Потом он огляделся кругом, посмотрел на министра, на холодное лицо Молнии, на песок под его ногами, что-то сообразил, махнул рукой и засмеялся. — Фу ты, будь ты неладна! Забылся, право, забылся!

— Прокат получили, Иван Степанович?

— Прокат-то? Как же, минут сорок, как получили. Слыхать, в механический на сборку поступил.

— Так, хорошо. Где начальник цеха?

— А вот идет. Товарищ начальник, поди-ка сюда! Василий Климентьевич тут.

Через минуту министр, Кленов и Молния оказались на площадке Аренидстроя.

— Так, теперь вы сообщите нам, товарищ полковник, почему только вы опаздываете?

Молния выпрямился:

— Товарищ уполномоченный правительства, считаю необходимым довести до вашего сведения…

Молния замолчал.

— Так, продолжайте, полковник.

— На строительстве упадочные настроения, товарищ уполномоченный. Причина этому — неверие в успех.

—Что? Как ты сказал? Неверие? — голос министра стал резким, неприятным.

Молния вытянулся и продолжал:

— Да, сознание того, что выстрел не обеспечен аккумуляторами, отсутствие радия-дельта, неуспех поисков заменителя — все это приводит многих к выводу о бессмысленности всех наших трудов.

— Как? Бессмысленность?

— М-да!.. Позвольте, — вмешался Кленов, — вы, кажется, изволили усомниться в возможности залпа из орудий, сооружение которых вы возглавляете?

Борода старого профессора тряслась.

— Я говорю не о себе. Эти мысли постепенно завладевают всеми работниками Аренидстроя…

— Всеми ли? — прервал министр, хмуро глядя перед собой. — Значит, неверие, говоришь? Теперь мне понятно, почему у тебя грузовики песком заносит. Все равно, мол, через полгода они уже не понадобятся.

Министр ткнул рукой по направлению к колонне забытых автомобилей, наполовину занесенных песком.

Молния болезненно сморщился.

— Разве в этом теперь дело? — сказал он. — Дайте нам веру, что наш труд не бесполезен, и…

— Постой, постой, полковник! Ты что же, выполнение правительственного задания особыми условиями оговаривать собираешься? Да ты понимаешь, что ты строишь? Ты понимаешь, что тебе доверила партия и страна? Ты коммунист, военный, всю жизнь секунды за хвост ловил, а строительство проворонил. Почему появились сомнения? О людях ты забыл, вот что! О их внутреннем мире, о страхе, о горестях. Видно, зачерствел ты, в хронометр превратился.

После каждой фразы министр тыкал указательным пальцем в пространство, всё время ушибая его о