В хрен знает какой раз в этот бесконечный день Сурка прихожу в себя после очередного скачка через пространство. На этот раз никакой готично-эротичной обстановки не наблюдается. Сплошной аскетизм: каменные стены, шконка в углу, толстые решётки на окнах.

– До*…сь, замуровали! – запричитало свободолюбие.

– Учти, я сырость не выношу, моментом ревматизмом обеспечу, – погрозил кулаком организм, – давай начинай уже рыть подкоп Монтекристиха.

Пока я озиралась в поисках чайной ложки для землеройных работ, в мой персональный каземат вошёл злющий аки похмельный черт, демиург. Разборки не заставили себя ждать. Первой, естественно, наехала я.

– Какого хера ты притащил меня в тюрьму? Другого места найти не мог или ты меня тут навечно прописать решил?

– Здесь я могу быть уверен, что ты никуда не сбежишь, и нам никто не помешает, – дёргает глазиком. Ишь ты, как проняло болезного.

– Чему не помешает? – строю дурочку.

– Поговорить.

– Аааа, а я-то перепугалась, что ты меня изнасиловать собрался.

– Если я захочу тебя поиметь, то мне совсем не нужно будет прилагать к этому силу, – равнодушно кидает.

Иронично вскидываю бровь, всем своим видом показывая, что не верю. Его лицо каменеет, и каким-то механическим голосом, он приказывает:

– Подойди ко мне.

Хочу показать неприличный жест, но вместо этого иду к нему. На языке вертится куча слов, требующих выхода, но я не могу издать и звука. Останавливаюсь напротив Арка и с ненавистью смотрю на него.

– Обними меня.

Задыхаюсь от бешенства, но выполняю приказ. Хочу впиться ногтями в его тело, но вместо этого прикасаюсь к нему, как к самому близкому человеку. Прижавшись щекой к его груди, замираю. Ненавижу себя за слабость, за невозможность сопротивляться. Мне никогда ещё не было так погано. Оказывается, я ошиблась. Следующая фраза бьёт меня наотмашь:

– Раздевайся.

Вскидываю на него глаза, в тайне мечтая, что ослышалась, но натыкаюсь на его взгляд, не выражающий ничего. Наверное, вот с такими пустыми глазами подписываются смертные приговоры. Руки помимо моей воли рвут застёжку молнии на груди. Куртка летит на пол. Запутываюсь в свитере, рычу от злости, что никак не могу его стащить с головы, и загоняю вовнутрь злые слезы. Остаюсь стоять в одной тоненькой майке и спортивных штанах. Тянусь развязать шнурок, мысленно прокручивая тысячу и одну казнь Арка, отчаянно боясь думать, как я буду жить, если он выполнит свое обещание. Штаны застревают на бёдрах, я начинаю с остервенением стягивать их вниз, и вдруг слышу тихое:

– Достаточно.

Залепляю пощёчину и с вызовом вскидываю подбородок:

– Ну и чего ты хотел этим добиться? Показать насколько я против тебя слаба? Так я всегда знала это. Хотел унизить? Поздравляю, тебе это удалось. И спасибо, что напомнил, Залепляю пощёчину и с вызовом вскидываю подбородок:

– Ну и чего ты хотел этим добиться? Показать насколько я против тебя слаба? Так я всегда знала это. Хотел унизить? Поздравляю, тебе это удалось. И спасибо, что напомнил, какая ты тварь, а то я уже стала забывать. И что же ты остановился? Не встал на меня такую покорную? Так ты прикажи, я тебе африканскую страсть изображу. Или может в секс-шопе прикупить соответствующий костюмчик и я буду для тебя злой домитрикс? – несу чушь, стараясь ударить его побольнее.

– Хочу чтобы ты, наконец, поняла, мне нужно чтобы ты сама пришла ко мне, понимаешь, сама. Мне не нужно в постели твоё скованное равнодушием тело и взгляд полный презрения. Мне нужна любящая меня женщина- он спокоен как тибетский лама.

Отхожу к окну, сажусь на тюремные нары, и, откинувшись на холодную стену, с вызовом бросаю:

– Решил таким образом мне отомстить? Обоять, а потом поматросить и бросить?

Садится рядом. На моих плечах появляется пушистый мех, приятно ласкающий кожу. А демиург, тяжело вздохнув, начинает исповедоваться.

– Да, мне хотелось сломать тебя, растоптать, унизить, увидеть вымаливающую у меня прощение. Но потом, в сам не знаю какой-то момент, все пошло не так. Я разрываюсь между желанием тебе отомстит и зашитить от любого, кто попытается тебя обидеть. Мне постоянно хочется свернуть тебе шею за безрассудство, но чаше всего я хочу быть просто рядом с тобой.

Мне нужна минута передышки, чтобы ответить ему на вопрос, который неизбежно последует.Но он не даёт мне и мгновения:

– Скажи Даш, вот что тебя не устраивает во мне?

Хочешь правды? На, получи:

– Арк, а какой ты настоящий?

Не понимающе смотрит. Горько усмехаюсь, и поясняю, что имею в виду:

– Покажись мне таким, какой ты бываешь среди подобных тебе. Я хочу видеть, не того мужчину, что ведёт себя, как подросток, тайком подсматривая за мной в ванной или ворует белье, а того, кто легко согласился для удовлетворения своих замыслов сломать жизнь десятерым детям, брошенным всеми.

Дёргается, как от удара, но просьбу выполняет. И я вижу перед собой того надменного ублюдка, что запомнился еще по самой первой встрече. Мой противник все понимает без слов, но все-равно делает попытку:

– Даш, я признаю твою победу без всяких условий. Пожалуйста, откажись от своих планов в отношении Наместника. Вам с ним не справится, он действительно самый сильный колдун этого мира. И пока ты не стала мне говорить, что вас невозможно убить, подумай, сколько боли может причинить настоящий некромант? Если не думаешь о себе, подумай о юных демиургах, кто поможет им? Как только вы выйдите на финишную прямую, я уже ничем не смогу помочь, внимание всех Творцов миров будет приковано к Изменчивому. Тебя могут спасти драконы, если смогут обойти его магию, но кто спасёт их? Прошу не отказывайся сразу, подумай над моим предложением.

Я честно подумала. Взвесила все 'за' и 'против'. И ответила:

– Я понимаю, чего такому гордецу, как ты, стоило сделать мне такое предложение. Спасибо, я это очень ценю. Но я вынуждена от него отказаться.

Он протестующе вскинулся, но я взглядом остановила его:

– Арк, эта победа нужна тем десятерым подросткам, которых ваше общество выкинуло на обочину. Им надо доказать, прежде всего – самим себе, что они могут все. Даже если мы проиграем, то проиграем, сражаясь, а из проигрыша можно извлечь очень хороший урок.

Делаю глубокий вдох, и пока не передумала, делаю признание, которое ещё несколько часов назад не было бы мной сделано даже под расстрелом:

– Когда-нибудь я поменяю свое отношение к тебе, и может быть, мы сможем стать друзьями. А сейчас…сейчас пусть победит сильнейший.

Он смотрит на меня как на обречённую.Вот что он делает со мной? Я знаю, что он мразь и подонок, что ради удовлетворения своих амбиций демиург раздавит любого. Но почему тогда в глазах начинает противно щипать? Чтобы скрывая предательские слезы, непонятно почему побежавшие по щёкам, обнимаю его и щепчу:

– Арк, ты всегда будешь моим самым верным врагом. И если ты с перепугу вздумаешь сдохнуть, до того