– У-у, животное! – сказал Саша, положил на сено ружье и пошел к хозяевам. Старик только что проснулся, сидел на лавке с опухшим бессмысленным лицом, шарил темной рукой по клеенке, сгоняя мух.
– Сергей-то? – переспросил он. – Уехал. Н-да... Днем еще подался, дюже расстроился. Два рубля оставил, – грустно усмехнулся он. – Вот как, два рубля, говорю... А ты ай останешься? Ну-ну... Гляди сам. Сарая, сена не жалко. Это кто ж его? Или левошкинские? Я и гляжу: милиция туды погнала. Ловко они его!
Он полез на печь, достал буро-зеленых листов самосада, стал тереть на ладони.
– Сама садик я садила... – бормотал он, зевая. – Ну, как охота-то? Ай никого не попалось? Это дело на любителя, конешно. Что, ай и в самом деле снюхались они? Не знаешь? Ну-ну...
Он закурил, сладко задымил, закашлялся, краснея лысиной, прижмуриваясь, вытирая шершавой рукой выступившие слезы,
– Настя! – крикнул вдруг он в сени. – Нацеди-ка нам бражки по баночке... Да не оттеда! – прислушавшись, опять закричал он. – Той, которая у ведре!
А когда совсем стемнело, опьяневший, расстроенный, пришел Саша в сарай, забрался на сеновал, повалился и стал тереть онемевшее лицо. Ему вдруг захотелось домой. «Уеду к черту! – тоскливо решил он. – В Москве ребята, девчонки, розыгрыш по футболу... Уеду!»
Он стал думать о Москве, о знакомых девочках, и скоро у него разгорелось лицо от волнения. И жизнь, которой он жил все эти дни, охота, стыдливое, но уже и порочное, как ему казалось, лицо Гали, Серега, звук молотилок, ночная драка, красота осени – все это сразу стало далеким, ушло куда-то, точно так же как ушла вся его прошлая жизнь, когда он поздно ночью слез с поезда в Мятлеве.
КАБИАСЫ
Заведующий клубом Жуков слишком задержался в соседнем колхозе. Дело было в августе. Жуков приехал по делам еще днем, побывал везде и везде поговорил, хотя и неудачный был для него день, все как-то торопились: горячая была пора.
Жуков, совсем молоденький парнишка, в клубе еще и году не работал и был поэтому горяч и активен. Родом он был из Зубатова, большого села, а жил теперь в Дубках, в маленькой комнатке при клубе.
Было бы ему сразу ехать домой, и машина на Дубки шла, но он раздумался и пошел к знакомому учителю, хотел поговорить о культурном. Учитель оказался на охоте, должен был давно вернуться, но что- то запаздывал, и Жуков стал его уныло ждать, понимая уже, что все это глупость и надо было ехать.
Так он и просидел часа два, покуривая в окошко и вяло переговариваясь с хозяйкой. Он даже задремал было, но его разбудили голоса на улице: гнали стадо, и бабы скликали коров.
Наконец ждать не стало смысла, и Жуков, разозленный на неудачу, выпив на дорогу кислого квасу, от которого тотчас стали скрипеть зубы, пошел к себе в колхоз. А идти было двенадцать километров.
Старика Матвея, ночного сторожа, Жуков догнал на мосту. Тот стоял в драной зимней шапке, в затертом полушубке, широко расставив ноги, придерживая локтем ружье, заклеивал папиросу и смотрел исподлобья на подходившего Жукова.
– А, Матвей! – узнал его Жуков, хоть и видел всего два раза. – Что, тоже на охоту?
Матвей, не отвечая, медленно пошел, скося глаза на папиросу, достал из-под полы спички, закурил, дохнул несколько раз и закашлялся. Потом, царапая ногтями полу полушубка, спрятал спички и тогда только сказал:
– Какое на охоту! Сад стерегу ночью. В салаше.
У Жукова от кваса все еще была оскомина во рту. Он сплюнул и тоже закурил.
– Спишь небось всю ночь, – сказал он рассеянно, думая, что зря не уехал давеча, когда была машина, а теперь вот надо идти.
– Как бы не так – спишь! – помолчав, значительно возразил Матвей. – И спал бы, да не дают...
– А что, воруют? – иронически поинтересовался Жуков.
– Ну, воруют! – усмехнулся Матвей и пошел вдруг как-то свободнее, как-то осел и вроде бы отвалился назад, как человек, долго стесняемый, вышедший наконец на простор. На Жукова он не взглянул ни разу, а смотрел все по сторонам, по сумеречным полям. – Воровать не воруют, браток, а приходят.
– Ну? Девки, что ли? – спросил Жуков и засмеялся, вспомнив Любку и что сегодня он ее увидит.
– А эти самые... – невнятно сказал Матвей.
– Вот дед! Тянет резину! – Жуков сплюнул. – Да кто?
– Кабиасы, вот кто, – загадочно выговорил Матвей и покосился впервые на Жукова.
– Ну, повез! – насмешливо сказал Жуков. – Бабке своей расскажи. Какие такие кабиасы?
– А вот такие, – сумрачно ответил Матвей. – Попадешь к им, тогда узнаешь.
– Черти, что ли? – делая серьезное лицо, спросил Жуков.
Матвей опять покосился на него.
– Такие, – неопределенно буркнул он. – Черные. Которые с зеленцой.
Он вынул из кармана два медных патрона и сдул с них махорочный сор.
– Вот, глянь, – сказал он, показывая бумажные пыжи в патронах.
Жуков посмотрел и увидел нацарапанные чернильным карандашом кресты на пыжах.
