и непоколебимая честность. Философия стоиков, конечно, в большей степени, чем что-либо другое у древних, совпадала, хотя далеко не полностью, с христианской этикой.
Стоик, учил Фэрфакс Джорджа, не бежит от жизни, а встречает ее лицом к лицу. Он не избегает ответственности, а берет ее на себя. Высший долг — благородными делами заслужить уважение соотечественников. Лицо Джорджа каменело, а глаза приобретали стальной оттенок, когда он слушал неторопливые речи старика.
Если устных убеждений было недостаточно, Джордж мог обратиться к библиотеке Бельвуара, где был Плутарх в переводе Норса, сборник трудов древних и, конечно, любимый Фэрфаксом Сенека. Хотя Вашингтон никогда не был прилежным читателем, он купил основные «Диалоги» Сенеки. Названия глав книги, несомненно, были созвучны настроению Джорджа после бесед с Фэрфаксом: «Честного человека нельзя превзойти в учтивости. Хороший человек никогда не может быть несчастным, а плохой человек — счастливым. Чувственная жизнь — несчастная жизнь. Презрение к смерти дает возможность преодолеть все тяготы жизни».
Философские экскурсы Фэрфакса заканчивались тем, с чего начинались, — нужно верно служить патрону. Джорджу не требовалось большей догадливости, чтобы понять: Уильям Фэрфакс, полюбивший его как сына, считал себя таковым. Сын Фэрфакса — Джордж Уильям Фэрфакс, хотя был на семь лет старше Вашингтона, стал его ближайшим другом. Он приехал в Вирджинию из Англии двадцати одного года и постоянно вздыхал по оставленной прекрасной стране. Фэрфакс-младший рассказывал пораженному Джорджу о великолепии жизни английской аристократии. Отцовский Бельвуар, который Вашингтон считал верхом роскоши, по словам приятеля, был «сносным коттеджем в лесном крае». Иногда он намекал, что если смерти родственников последуют в надлежащем порядке, то ему титула лорда Фэрфакса не миновать!
Имя Томаса Фэрфакса, шестого лорда Фэрфакса Ка-меронского, для вирджинцев было овеяно легендой. Ровно за сто лет до описываемых событий Карл II пожаловал своему верному слуге, предку Т. Фэрфакса, обширные земли в Вирджинии между Потомаком и Раппаханноком. Ни король, ни облагодетельствованный им в глаза не видели дара, да и серьезно отнестись к королевской милости было трудно — она была проявлена через несколько месяцев после казни Карла I. Потомок Томас Фэрфакс оказался настойчивым человеком — в 1737 году он побывал в Вирджинии, частично осмотрел земли, которые считал своими, и, вернувшись в Лондон, подал прошение в Тайный Совет. Он претендовал на два миллиона гектаров, примерно четверть от тогдашней Вирджинии, значительно расширяя ее территорию на запад.
Хотя губернатор и ассамблея Вирджинии усомнились в столь далеко идущих претензиях — они признавали за Фэрфаксом примерно 600 тысяч гектаров, — он сумел добиться своего: в 1745 году Тайный Совет полностью подтвердил его права. Оставалось вступить во владение землями, и ради этого его сиятельство в 1748 году приехал в Вирджинию, поселившись сначала в Бельвуаре, доме двоюродного брата Уильяма Фэрфакса.
Джорджу Вашингтону он должен был казаться королем, а многочисленные причуды лорда выдавали высочайшее происхождение. Его светлость имел только две страсти в жизни — травлю лис и ненависть к женщинам. Первое было великолепно организовано, и Томас Фэрфакс получил все возможное удовольствие — Джордж Вашингтон, во всяком случае, научился незаметно придерживать лошадь, чтобы трофеи доставались лорду. Его сиятельство изволил показать, как надлежит увеселять женщин — прямо к дверям Маунт-Вернон Томас Фэрфакс приносил в мешке лису и давал ее на растерзание воющей своре псов.
Просиживая долгими часами за бутылкой старого портвейна, лорд стремился обратить Джорджа в свою веру — ненавидеть женщин. Он любил размахивать перед носом неловко съежившегося громадного парня брачным контрактом, куда было внесено имя его светлости, а имя невесты вырезано. «Эта», следовал длинный ряд эпитетов, после того как были улажены все условия относительно имущества, предпочла его некоему герцогу! Что, по словам лорда, достаточно изобличало великое непостоянство женщин, их коварство, и настоящий мужчина должен остерегаться смазливого личика. Полюбить прелестницу — значит угодить прямо в лапы дьявола, который, как известно, мастер перевоплощений.
В положении Джорджа нельзя было не соглашаться — он проходил упрощенный курс «проклятого прислужничества и зависимости», приспособленный к простому, по лондонской мерке, быту королевской колонии. Он не мог не видеть, что близкие ему, включая Лоуренса и Уильяма Фэрфакса, столь возвышенно толковавшего о добродетелях античного Рима, взяли лорда в тесное кольцо. Они относились к его светлости как к своей собственности, расставив локти, чтобы к Томасу Фэрфаксу не проскользнул никто из просителей и сомнительных родственников, домогавшихся теплых местечек, а главное, земли.
Решение Тайного Совета, даровавшего лорду 2 миллиона гектаров, положительно свело с ума испытывавших ненасытный земельный голод плантаторов. Они приветствовали дальнейшее продвижение границы на запад, а скваттеры (колонисты, занимавшие свободные участки земли) уже перевалили хребет Блю-Ридж и селились в плодородной долине Шенанда. Там было, по приблизительным подсчетам, до 300 семей. Эти земли как раз и были закреплены за лордом Фэрфаксом. Далеко не все скваттеры были готовы признать право англичанина, гонявшегося в Вирджинии со сворой за лисами, на их участки, вырванные изнурительным трудом у девственного леса.
Фэрфаксу нужно было без промедления закрепить свои права, то есть обмерить дарованные ему земли, нарезать там принятые для фермы участки по 160 гектаров, пустить их в продажу или получить деньги с уже построивших бревенчатые хижины на его земле. Ранней весной 1748 года в долину Шенанда отправилась партия землемеров. Помощниками и соглядатаями при опытном землемере Д. Дженне отправились молодой Фэрфакс и Джордж Вашингтон. Томас Фэрфакс положил шестнадцатилетнему юноше щедрую плату — дублон (старинная золотая испанская монета, 7,5 грамма золота) в день.
Они месяц провели в долине в сезон, отнюдь не способствующий приятной поездке, — снег только- только сошел, а листва на деревьях еще не появилась. Именно в это время и работали землемеры — зелень не загораживала поле зрения теодолитов. На ногах от зари до заката, под дождем, вымокшие и измученные, они преодолевали разлившиеся реки и ручьи. Редкие поселенцы встречали их с неприязненным любопытством: пришли люди Фэрфакса взыскивать за то, что принадлежало пионерам по праву первой заимки.
Джордж набивал руку в профессии землемера, делал чертежи и пунктуально вел дневник. «Встретили толпу людей, — записывал он, — мужчин, женщин и детей, которые сопровождали нас через лес. Они показали свою примитивную утварь. По моему глубокому убеждению, они столь же невежественны, как индейцы». Как пришел к такому выводу не бог весть какой образованный парень: «Они не знают английского, а все говорят по-голландски». Для доброго вирджинца любой неангличанин представлялся варваром. Психология молодого патриция, объезжающего по хозяйственным делам владения Рима!
Юноша впервые почувствовал, что такое американский Запад. Они остановились на ночь. «Хозяин — благословение богу! — говорил по-английски. Я разделся, сложил одежду и улегся в то, что они называют постелью. К моему удивлению, я обнаружил, что вся постель состоит из охапки соломы без простынь и только с истрепанным одеялом, вес которого вдвое превышал вес вшей, блох и иных паразитов на нем. Я был рад встать (как только вынесли свет), оделся и лег спать одетым, как и мои товарищи на полу».
Просто ужасно, сокрушался отнюдь не избалованный Джордж, «за исключением нескольких ночей, я не раздевался, а спал в одежде, как негр». Джордж, несомненно, укрепился в убеждении, что является носителем высшей цивилизации, во всяком случае, он во время злополучного ночлега под крышей гостеприимного англичанина не выпрыгнул из постели при свете, опасаясь обидеть хозяина.
Повстречались индейцы: «Мы были приятно удивлены, что группа из тридцати с лишним индейцев возвращается с войны, неся только один скальп». Землемеры, имевшие при себе запас виски, крепко угостили индейцев, и те отблагодарили их, исполнив военный танец, который Джордж нашел «чрезвычайно комичным». Вашингтон, вне всякого сомнения, решил, что теперь знает индейцев достаточно, ибо на другой день ограничился краткой пометкой в дневнике: «Ничего примечательного... Провели с индейцами целый день».
Из поездки Джордж вынес массу впечатлений: увидел, что за границей обжитых земель лежат необъятные просторы — Вирджинии есть куда расти. Пересчитывая полученное вознаграждение, он высоко оценил профессию землемера. Зимой 1748/49 года Джордж прошел краткий курс теории в колледже Уильяма и Мэри в Вильямсбурге, сдал экзамен и, «дав обычные клятвы в верности королю и правительству», получил свидетельство землемера. Джордж хлопотал о месте штатного землемера графства Калпепер. С