Субъядерный центр в Хьюстоне.
Такие центры со времен первой ядерной программы были одной из двух форм организации фундаментальной науки и во Второй Империи, и в Российской Федерации – второй формой были так называемые академические институты. Однако проблема заключалась в том, что устроены они были принципиально так же, хотя цели имели совершенно иные. Академические институты создавались для свободного научного поиска, а устроены были так же иерархически. Причем если в выборе научной тематики влияние академии на институт и института на отдел или лабораторию было не очень сильным (хотя все равно было, и для этого существовали все необходимые рычаги), то влияние отдела или лаборатории на отдельных научных сотрудников и их группы было абсолютным. Притом никакой вразумительной апологии такой ситуации не существовало: решаемые задачи выбирались учеными самостоятельно и потому никак не могли считаться общегосударственными. Сверхдорогой и сверхсложной исследовательской техники, диктующей финансовую и научную необходимость кооперации, в большинстве исследований не использовалось (да что там – иерархическая структура существовала даже для теоретиков, которым, кроме зарплаты, вообще ничего не надо!). А тезис о большей вероятности прорывных идей у немолодого маститого ученого, в сравнении с молодым и амбициозным, не находил подтверждения в практическом опыте.
Но совсем уж пародийной была организация академической науки в целом: все ее институты принадлежали и подчинялись Академии наук (либо двум так называемым малым академиям – медицинских наук и сельскохозяйственных наук), которая имела все атрибуты и права министерства, в том числе существовала исключительно на средства государственного бюджета. Но при этом ее руководители (как и вообще члены) вовсе не назначались государством, и она сама вместе со всеми институтами формально вообще не являлась государственной! Всем ее имуществом (созданным или приобретенным не на свои, разумеется, а стопроцентно на госбюджетные средства) распоряжалось собственное агентство имуществ, а не федеральное министерство (позже агентство) имуществ государственных. Помимо злоупотреблений, сами можете догадаться какого масштаба, от этого ничего нельзя было ожидать. Эта мимикрия академии, точнее академий, под государственное отраслевое министерство принимала подчас анекдотические формы: например, считалось, по крайней мере формально, что одним разделом науки должен заниматься только один институт, как одной отраслью хозяйства в министерстве – один главк. Поэтому при создании нового института приходилось ломать голову, чтобы его тематическое название не совпадало ни с одним из существующих, придумывая для этого порой нечто маловразумительное. Так, когда от возглавляемого лауреатом Нобелевской премии Физического института Академии наук в Москве отпочковался самостоятельный институт под руководством его же коллеги по Нобелевской премии, то его пришлось назвать Институтом общей физики Академии наук (довольно бессмысленное словосочетание). Как будто нельзя иметь в огромной стране два или хоть двадцать два физических института, названия которых уточнялись бы их местонахождением или по дополнительным собственным именем!
Эта ситуация привела к вполне предсказуемому результату – если в научных центрах, где в подобной организации существовал какой-то смысл, наука была более-менее на уровне и кадры как-то сохранялись даже и в 90-е годы, то в академических институтах в основном (были, конечно, исключения) и наука топталась на периферийных позициях в сравнении с мировой, и после краха СССР все мало-мальски чего-то стоящие кадры эмигрировали. В частности, именно это обстоятельство предопределило весьма сильное отставание в России биологических наук, а вовсе не запрет генетики в течение четырех лет при Сталине – ведь тогда же была запрещена и кибернетика, а между тем российские программисты и по сию пору считаются лучшими в мире. Просто у биологических наук нет потребности в особо сложной технике, и научный поиск здесь поэтому сугубо индивидуален – в этом случае негде проявиться преимуществам крупных научных центров.
Замкнутый круг получался и с финансированием – руководство Академии наук говорило, что результатов нет из-за недостаточного финансирования, а чиновники им на это отвечали, что зачем давать финансирование, если все равно нет результатов. Последнее оказалось ближе к истине – когда к концу первого десятилетия нашего века в результате увеличения зарплат и финансирования многие эмигранты вернулись в страну, наука в России почти сразу вернулась на уровень позднего СССР, но не выше – здесь уже явно сказывались дефекты системы организации. В 10-е годы, когда явственно запахло предстоящей мировой войной, стало понятно, что систему академических институтов в сложившемся виде терпеть нельзя.
На смену ей, параллельно имперским научным центрам, пришло Имперское Общество Фундаментальных Исследований (ИОФИ). В его структуре также были научно-исследовательские институты, но на этом его сходство с почившей в качестве органа управления Академией наук и заканчивалось.
Институт в системе ИОФИ не является отдельным учреждением – он лишь здание с некоторым набором общей инфраструктуры. У него нет научных планов, отчетности и даже собственного имени – он обозначается как «институт такого-то профиля, находящийся там-то», если надо – с номером или именем (например, «институт генетического профиля ИОФИ ?2 в Пущино»). Структурной же единицей ИОФИ является ученый-исследователь, принимаемый на работу непосредственно в этот или иной институт; сам институт не является нанимателем (работодателем). В нем обычно работает 200—500 исследователей, причем исследователь сам определяет, в каком институте он будет работать, и может в любой момент без объяснения причин сменить его на другой – единственным мотивом отказа может быть физическое отсутствие там места.
Наем ученого-исследователя является пожизненным – он может быть уволен лишь в случае нарушения им контракта (в основном это касается маловероятной ситуации, когда удастся доказать, что он в течение трех лет вообще не работал). В других случаях, как если он, например, поступит на работу куда-то еще или откроет свой бизнес (совмещение статуса исследователя с получением иного дохода не допускается), его контракт будет лишь приостановлен до исчезновения мешающих обстоятельств, как и в случае лишения свободы или добровольного заявления.
Исследователь занимается чем хочет – нет ни отчетов (кроме добровольных), ни аттестаций, ни обязательств; считается, что ученый работает лишь за любопытство и славу, и не надо в это вмешиваться. ИОФИ закупает научное оборудование и распределяет его по институтам сходного профиля, и им может пользоваться любой исследователь (для дорогого оборудования даже из другого института). В случае большой загруженности оборудования в порядке самоорганизации появляется очередь; следит за порядком в этом и решает конфликтные ситуации управляющее предприятие (см. далее), при этом фактор относительной научной значимости работы того или иного исследователя не учитывается.
Исследователь получает 30 тысяч рублей в год, то есть около 120 тысяч долларов, но из них он оплачивает свои командировки, необходимое ему лично оборудование, всякого рода расходные материалы для экспериментов, научные и информационные услуги и наем технических помощников (сверх имеющегося в институтах для общего пользования). Считается, что 1400 рублей в месяц из них – собственно зарплата, но можно оставлять себе хоть все – неизрасходованный остаток считается собственностью исследователя. На практике последний оставляет себе, как правило, не более чем 1000—1300 рублей в месяц, а иногда и меньше. Исследователи могут кооперироваться деньгами, например нанять лаборанта или техника на несколько человек – это широко распространено; но происходит это исключительно в порядке самоорганизации. Так же происходит публикация результатов – публикуйся в Сети (в России, как и у нас, научных изданий в бумажном виде не осталось) где хочешь, хоть на индивидуальном сайте, хоть в сетевом издании, хоть организуй вместе с группой единомышленников новое сетевое издание – но опять же в инициативном порядке.
Управляются несколько институтов одним управляющим предприятием – таким образом, у института нет даже директора. Эти предприятия в основном частные, хотя есть и несколько государственных – ИОФИ платит им одинаково, пропорционально численности исследователей. Нет в институтах и ученых советов, хотя опять же, если все или часть исследователей какого-то института или группы институтов решат его создать в инициативном порядке, это их дело. Но никакой власти над остальными иметь он не будет.
Диссертаций исследователи не защищают – ученая степень в России всего одна, так и называющаяся «ученый» (через дефис указывается наука, например ученый-физик – эта степень тождественна нашей степени доктора философии), и исследователем можно стать, только уже имея ее. Степень получается либо в аспирантуре, и в этом случае она публично защищается; либо же соискателем является научный сотрудник (чаще всего из имперского научного центра, прикладного института или вуза) или вообще
